Олег Измеров - Ответ Империи
— Раз сделал — значит, не жалею.
— Значит, это по вам прошло, что вы о себе не думали, а решили рассчитаться.
— А по вам не прошло? — Виктора начинало раздражать, что эта ожившая статуя пролетарского поэта лезет к нему в душу.
— По мне другое прошло, — спокойно ответил Гриднев. Правой рукой он полез за отворот куртки и, достав оттуда мешочек вроде ключницы, вытряхнул на ладонь два зазубренных куска металла.
— Это называется спецоперации за рубежом. Части особого риска, 'иностранный легион', как здесь прозвали. Списали тогда вчистую, группу дали. Моя рекомендация в партию. Вот, рядом с билетом ношу…
Он аккуратно положил осколки в ключницу и убрал во внутренний карман куртки.
'А ведь, пожалуй, не врет', подумал Виктор. 'Иначе все это слишком грубо выходит'.
— Значит, у нас с вами одни счеты с глобалистами, так? — спросил Виктор. Гриднев промолчал; в этом молчании словно послышалось 'Как видите'.
— Но тогда скажите, пожалуйста, — продолжил Виктор, — вот вы все знаете, что у нас СССР проиграл экономическое соревнование глобальной экономике, проиграл вчистую, по всем статьям. Ну, как раньше бы сказали, мировые буржуи объединились и задавили массой. Так?
— Можно сказать, и так.
— Хорошо… Тогда почему же вы не попытались разрушить эту глобальную систему, сталкивать капстраны друг с другом, как это делал Сталин? Вы же наоборот, им весь СЭВ отдали, усилили… Со стороны это выглядит, ну, как бы…
— Говорите. Я пойму.
— Ну как бы мотыльки, летящие на огонь. Показать образец нового общества, общества новаторов, творцов, которое задавит жрущая серая масса. Вам нужны красивые руины?
— Некоторые в Союзе тоже так думают. Особенно из творческой интеллигенции. Хотят порхать. Понимаете, если бы у нас были варианты выбора… Ну вот, если бы, например, попади вы, или хотя бы первый хроноагент к нам году в шестьдесят третьем, когда собирались снимать Хрущева, или в шестьдесят пятом… Страна на подъеме, Политбюро, видевшее войну, еще бодренькое, придушили бы этот глобализм в колыбельке двумя пальцами. Начали бы поддерживать националистов, американофобов, друзей бы подбирали без присяги на верность идеалам. Душмани душман, враг моего врага, как говорят на Востоке. Единственно, что — придержать, чтоб они там меж собой третью мировую не начали. Двуполярная модель с Союзом все ж миру больше стабильности давала, но раз презлым за предобрейшее… А в семьдесят восьмом Политбюро ногой в гробу, СССР и с нефтедолларами продувать начал, а глобализм — все, поезд ушел, не остановишь. Надо было до 'Группы-77' инициативу перехватывать.
На секунду его речь оборвал шум самолета; румяный в лучах заходящего солнца 'Як', похожий на стрелку для дартса, взъерошил усталые облака, описывая стремительную кривую, и скрылся из глаз; напряженные на взлете двигатели оставили за собой легкий буроватый дымок, на который, словно котенок на бумажку, накинулся озорной сентябрьский ветер, размазывая по просветам чистого неба.
— Вот тогда в советской верхушке и пошло разделение на две основные силы — консерваторы, которые хотели сохранить советский строй, но не знали, как, и как его развивать, не знали, и интеграторы — те, кто хотел сдать социализм и как можно скорей интегрироваться в мировую экономику, пока все совсем не развалилось. У обоих ну очень благие намерения, только результат тот же. Если просто консервировать Союз — он развалится, если продолжить косыгинскую реформу и войти в рынок — времени не осталось. России ведь пришлось вторую промышленную после первой мировой делать, ускоренно. К сорок первому успели, вот с механизмами саморазвития общества и экономики… — и он развел руками. — А без этих механизмов нас в эту компанию все равно не примут, только будут полвека мозги парить обещанием отмены поправки Джексона-Веника.
— Ну а почему нельзя рыночную реформу было сделать? И демократизацию? — совершенно искренне удивился Виктор.
— А вы их сделали? Вы посмотрите, что вы у себя из них сделали, потом будете говорить… Ну, короче, полный тупик, и тут вот этот мозговой танк от КГБ выдает идею: глобализация к концу двадцать первого века упрется в болезни роста, тогда и вдарить. А чтоб страна к этому времени не загнулась — перезагрузить систему с нуля. Только, говорят, условие — дайте права менять все, что угодно — идеологию, сами научные понятия, все. И это в нашей верхушке, в общем-то, устроило и тех и других. Для консерваторов вроде как поражения нет, для интеграторов, для 'подлеска' — вроде как перемены, обновление… а дальше видно будет. Ну, не все, конечно, поняли и приняли, но это детали. А теперь у нас ситуация такая, что и сохранять старый Союз мы уже не можем — нечего сохранять, нет его, старого, и интегрироваться в это самое мировое сообщество не можем, потому что у нас разные модели поведения людей. Понимаете, Виктор Сергеевич, капитализм и социализм — это не разные государства, не разная политика, не разные законы — это разные поведенческие модели. Если мы пойдем к капитализму, как тогда у нас отличить умного от дурака? Сейчас можно видеть, что человек своими руками или головой создал, изобрел, выдумал. А тогда? Вот будет дурак учреждением руководить, и поставит всех своей властью так, что все будут выглядеть, как дураки, один он незаменимый и за всех думает. Шмуток накупит, говорить красиво научится, мозги начальству загаживать. По кошельку будут судить, а он кошелек за счет других набьет. И всё! Дураки и государство, и экономику нашу развалят и проворуют, потому что каждый будет грести под себя. Так что мы цивилизации разных планет. Нас нельзя к ним встроить. Вот что получилось. Назад дороги у нас уже нет. Хочу, чтобы вы это тоже поняли.
— Ну, нет так нет, — примирительно констатировал Виктор. — Оно ведь тоже неохота передовым странам вечно под хвост смотреть. Вперед-то хоть есть?
— Есть, и даже два. Как вы уже поняли по новостям, глобализм трещит. И падающего мы подтолкнем. После краха глобальной системы в мире начнут складываться несколько цивилизационно-образующих центров. Союз будет одним из них, и тогда настанет наше время подминать под себя шарик. Не весь конечно — тех, кто нам наиболее близок по поведенческой модели. Сложится несколько соперничающих коалиций, многообразие видов, так сказать. А мноогобразие — это залог устойчивости развития человечества, условия изменятся — кто-нибудь да выживет. Это путь экспансии.
— А другой путь есть?
— Есть и другой. Мировой рынок не рушить, договориться о смене правил, сделать его более демократичным, чтобы в рамках одного государства уживались и взаимодействовали экономические уклады для людей разных поведенческих моделей. Это путь конвергенции. Насколько я понял, об этом варианте товарищи из КГБ вам не рассказывали?
— Не довелось как-то, — дипломатично ответил Виктор. — А вы, если я правильно понял — из лагеря сторонников конвергенции?
— Можно сказать и так. Не хочу, чтобы на планете кровь лилась, и так хватит. А при экспансии локальных конфликтов больше.
— И советуете податься в ваш лагерь?
Гриднев улыбнулся, широко, так что в уголках глаз показались морщинки. Виктор внезапно понял, почему у его собеседника такая короткая стрижка: скрыть раннюю седину.
— Нет уж, как нибудь сами разберемся, — ответил Константин Никодимович. — А вы уж лучше в своем лагере. Знаете, у нас по всем прокруткам фантастов хроноагенты уж очень бузить любят. Лезут заговоры плести, исторических лиц пригрохивают. Вон давеча попался один роман, 'За все поколение' называется. Там наш человек попал в сорок первый год, фрицев валит направо и налево, а заодно и Никиту Сергеевича примочил, как верный сын советского народа. У вас там такого не пишут?
— А чем кончилось-то? — уклончиво ответил Виктор вопросом на вопрос.
— Культ личности Козлова после 22-го Съезда и ограниченный конфликт с США в шестьдесят шестом из-за Тайваня. Так что вы уж поосторожнее с историей.
— Вы тоже. У меня-то никакой власти, кроме нашего опыта.
— Информация-то и есть власть… Особенно у нас: дали не ту информацию, и бросятся рационализировать не туда. А за ЦК не волнуйтесь. Знаете, ваша тамошняя элита вполне могла бы сохранить СССР, им бы только немного больше политической воли, этим вашим… Даже не политической, вообще воли. Как салажня, обгадились и бросились сдавать все, за что триста лет русскую землю кровью поливали. Даже этот ваш ГКЧП — это бунт обгадившихся со страху. Противно… Но это я не о вас. Вас просто предали.
— Поэтому теперь ЦК набирают из тех, кто смерти в глаза смотрел?
— Не все ЦК. Что-то вроде ядра. Остальные — те, кто не побежит, если ядро не дрогнет. ЦК не сдрейфит — народ не сдрейфит, и за своих командиров любому порвет на флаг британский. Партизанский метод.
