Степан Разин. 2 (СИ) - Шелест Михаил Васильевич

— И что? Он враг шаха Аббаса Второго? Да будет светлым его имя в веках!

Услышав мою хвалу Аббасу, стражник изменил лицо с хмурого на удивлённое и тон с грубого на спокойный.

— Да! Он враг шаха и изменник.

— Мне не откуда было знать это. Он мой пассажир, который за деньги перевёз из Астрахани в Дербент по его просьбе. Он был с женой двумя детьми и рабыней. Согласитесь, что имея желание навредить шаху, пусть он живёт долго, не берут с собой в поездку жену и грудных детей?

— Э-э-э… Это не важно. У меня приказ обыскать этот корабль и доставить владельца в крепость. Вы владелец корабля?

— Владелец корабля, как я уже сказал, царь Московии и великий князь всея Руси Алексей Михайлович, пусть он живёт вечно. Я его посол и недремлющее око в этих местах. Вы хотите арестовать око государя всея Руси? Не советую, уважаемый. От вашего Дербента и камня не останется. У меня только в Теркской крепости пять таких кораблей и вы вскоре сможете в этом убедиться, если я не прибуду в Теркский залив сегодня к вечеру. Уже завтра тут будет стоять русский флот, а в Дербенте будут рваться бомбы, вылетающих их наших пушек. А по берегу придут войска и закатают ваши железные ворота под асфальт. Надоели нам ваши «Железные ворота»! Так и передайте тем дуракам, кто вас послал. А теперь проваливайте, иначе я прикажу стрелять из моих пушек.

— Вы не посмеете! — взвизгнул, повысив голос до фальцета, прибывший. — Пушки крепости потопят ваш корабль. И на наших галерах тоже есть пушки.

— Ну, во-первых, вы погибнете первым, ибо мы забросаем вас бомбами. Есаул, продемонстрирую ка, голубчик, как рвутся наши бомбы.

Есаул улыбнулся так, что ему позавидовал бы крокодил, показал бомбу с торчащим вверх фитилём, пропитанным селитрой, поднёс к фитилю тлеющий трут. Фитиль вспыхнул и когда огонёк коснулся запальной трубки, отбросил чугунный шар в сторону. Бомба плюхнулась рядом с бортом лодки, и через два счёта на этом месте вспучилась вода, а потом громыхнуло так, что даже я, вовремя открывший рот, немного оглох. Всё заволокло дымом, так как мои архаровцы в это же время подожгли специальные шашки, устанавливающие дымовую завесу.

— Паруса поднять! — скомандовал я. — На брашпиле якорь выбран?

— Якорь сух, атаман!

— Лево на борт, — крикнул я рулевому и шхуна развернулась бортами к галерам и подставляя паруса под северный ветер. С галер громыхнуло, по бортам ударила картечь, но укреплённые выше ватерлинии Ахтубинским черешчатым варёным дубом борта, значительно завышенные над палубой, защитили и корабль и экипаж. Лучше уж получить удар в укреплённый борт, чем в румпель и потерять управляемость.

— Бить или не бить? — думал я, не отдавая команду: «Пли!», и не видя в дыму, что делают галеры.

Северный ветер дул хорошо, а потому паруса вынесли корабль мористее, подальше от негостеприимного Дербента. Дым несло вдоль берега, я увидел, что галеры пытаются нас догнать и пожалел, что не отработал по ним из корабельных восьмидюймовок.

— Да и Бог с ними, — подумал я, мысленно махая рукой. — С Байрамом-то что?

Байрам ушёл с корабля, не спрашивая моего совета и не ответив мне на мой вопрос о доме. Значит, не хотел он быть мне обязанным ещё больше. Но, он и в таком качестве сработает на меня. Его ведь теперь будут пытать и он всё расскажет. И про моё голодное до войны, застоявшееся в покое и благоденствии казачье войско, и про мои корабли с голландскими пушками, и про мои способности военачальника и про амбиции, которых я в отношении Персии не высказывал.

Честно говоря, мне Персия на дух не упала. Мне тут ничего не было нужно. Но «шорох» навести хотелось. За Байрама я не переживал. Скорее всего, ему сохранят жизнь, так как он был моим доверенным лицом, и, как переговорщик, сейчас он незаменим. Он, таким образом, через «падение», может подняться в глазах Аббаса Второго, но и по карьерной лестнице, естественно. По крайней мере, так он сможет вернуться на родину и «легализоваться», как мой «агент влияния».

В наш адрес послышался ещё один выстрел, но ядро, заскользив по воде, как запущенный каменный «блинчик», булькнуло метрах в тридцати от нашей кормы. За воеводу Оболенского я особо не беспокоился, но вздохнул с облегчением, когда увидел его кораблик в Теркском заливе. Пройдя мимо нашей крепости и отсалютовав мне холостым выстрелом, Оболенский отправился к себе в крепость. Мы в это время отсалютовали ему кубками с разбавленным вином.

Ещё днём от Фрола я узнал, что завтра ко мне придут местные кумыки просить прощение и поэтому мне быстро собрали шатёр, установив его в самом центре «круга». Утром я проснулся с плохим настроением и потому на встрече с кумыками выглядел суровым и самому себе противным. Что-то меня гложило в истории с Байрамом. Может то, что я оставил его один на один с его врагами, может то, что я позорно сбежал, не ответив на залпы ни одним выстрелом, может быть то, что мне сейчас придётся уплыть обратно в Астрахань, а казаки тут останутся? Не знаю, но на душе у меня было тревожно и тяжело.

Но я выполнил то, что планировал, а казаки немного тут отдохнут и снова пойдут воевать с калмыками. Что за них тревожиться? Это ты выбрал спокойную, «сельскую» жизнь, а они — людишки удалые! Мне же нужно возвращаться сначала в Астрахань, потом скататься на Ахтубу и посмотреть, что там делается с хозяйством, с пасеками, с бахчами. Надо набрать арбузов и дынь, и отправить их в Москву. Потом надо вернуться снова в Астрахань, нарезать виноградной лозы и только потом вернуться в Москву. Попутно нужно наладить отношения с новым наместником Астрахани и воеводами Царицына.

Но для них у меня имеются соответствующие грамотки, уполномочивающие меня на проверку деятельности их предшественников. К тому времени высокая комиссия уже закончит ревизию. И это, как оказалось, не моя придумка с ревизиями-то! Всегда так было. Меняется воевода, или наместник, его закрывают в Москве на особом подворье и могут держать, не выпуская, хоть год — пока приехавшие на его прежнее место «работы» люди не проверят финансово-хозяйскую деятельность региона, не опросят жителей. Только после этого воевода или наместник получали новое назначение. Ну, или кол в определённое место. Но второе случалось не часто. Кадровый голод и тогда не давал свершаться правосудию в полной мере.

— А может быть и вправду, будет лучше, если ты возьмёшь те земли?

— Взял бы как кто? Как Степан Разин — твой холоп, или как наследник трона Персии Исфан Арасин? Те земли свободные и на них положили глаз и турецкий Султан, и персидский шах. Многие будут против. С Кабардой[1] — вон какие дела. Едва усмирили князей Большой Кабарды, сдержали набег крымчаков с ногайцами на Черкасы. От воеводы Оболенского слышал, что Муцал Черкасский силу набирает. Там ещё будут проблемы. Каждый, даже малый правитель, хочет править самостоятельно. Так что и этот Муцал, или его дети, окрепнув, захотят выйти из под твоей руки. Таков закон природы.

— Кабардинцы просили крепость поставить на их земле ещё при царе Иване Васильевиче. Тогда был Темрюк Ильдарович. Сейчас между собой воюют его родичи.Большая Кабарда, Малая Кабарда, это их вотчина. Муцал Черкасского присягнул на верность моему отцу, но пока не присягнул мне. Муцал защищаел низовья Дона и усмирял князей Большой Кабарды. Терек сейчас без защиты. Сам видел, что там делается. Придут туда персы или даги и всё.

— Государь, позволь сказать?

— Говори. Для того и сидим. Не пития же ради? Доброе у тебя вино на Ахтубе.

— Кстати, про Ахтубу. Хотел просить тебя, государь, разрешить вино курить.

— Что за вино? — заинтересовался Алексей.

Он уже привык, что я вечно придумываю что-нибудь необычное.

— Из винограда и закупоривать в дубовые бочки. Винный спирт при хранении в дубовых бочках, превращается в очень вкусный продукт. Я тут привёз тебе на пробу. Хочешь?

— Налей.

Мы сидели у меня в избе и я шагнул к настенному шкафчику, где у меня уже стоял стеклянный графин и низкие широкие стеклянные стаканы, как для виски. На столе сразу повеселело.