Попова Александровна - Пастырь добрый
— Я лишь слышал о нем — как и о прочих двоих; о них знают, как знают о Папе или Императоре, о том, что они есть, не видя их… Кто-то видел, кто-то говорил, кто-то общался; кто-то — но не я… Я их не знаю…
— Хорошо, я верю, — успокаивающе повторил он, когда тот зажмурился, вцепившись снова в изгрызенную губу, ссаживая и без того содранную зубами кожу; в груди что-то клокотнуло, и чародей хрипло выдохнул, сдерживая кашель и содрогаясь всем телом.
— Минуту… — выдавил он с шипением. — Дай минуту…
— Передохни, — дозволил Курт, — а пока говорить буду я. Если я точно тебя понял, тебе надо лишь подать знак, что я все говорю верно. Ergo. После дела фон Шёнборн вас заинтересовал некий следователь, по вашему мнению, слишком дотошный либо обладающий не совсем сверхъестественной, но и не слишком обычной способностью к собственно следовательской работе. Иначе говоря, обладающий чутьем, развитым несколько выше обычного. Все верно?.. Верно, — сам себе кивнул он, уловив едва заметное движение закрытого глаза. — Я вмешался в ваши дела дважды, дважды сорвал ваши планы — когда не дал Каспару устроить провокацию в Таннендорфе и когда помешал некоей личности под именем Мельхиор заполучить в свое распоряжение сильную и преданную соратницу и ее дядюшку с его большими деньгами и связями. В процессе этого дела вам стало известно, что я странным образом устойчив к… так скажем, всякого рода сверхъестественному воздействию — об этом Мельхиору рассказывала графиня фон Шёнборн, чьи забавы не многие смогли пережить, а после это увидел и он сам, когда я устоял под его… как ты это назвал? удар… под его ударом. Итак, выпускник, в активе — всего два расследования, но оба — серьезные, оба проведены слишком хорошо для выпускника, оба сильно испортили вам жизнь, посему вы стали опасаться, что, если так пойдет и дальше, работать станет решительно невозможно. Стало быть — устранить следователя. Но, если я верно тебя понял, вместо того, чтобы просто убить, вы хотели попутно удостовериться в правильности ваших выводов. Так?.. Соорудили дело, на которое я должен был обратить внимание, и подбросили несколько зацепок; если вы правы, я должен был их увидеть, если нет — то нет… А если нет? Если бы я не оправдал ваших подозрений? И вообще — насколько важной была вся затея с флейтой? Она в самом деле была нужна? Для чего? Можешь ответить сейчас?
— Да… — с трудом шевеля губами, отозвался тот. — Если бы ты не смог распутать дело, это ничего бы не изменило, все равно тебя надлежало убить, не так, то иначе.
— А заодно и скомпрометировать Конгрегацию беспорядками в Кельне по ее вине? — уточнил Курт. — Ведь жертвы избирались не случайно?
— Да, но не это было первостепенным. А флейта… Ты должен был нам ее найти, — проронил тот тихо. — Ее давно искали. Если б мы ошиблись в тебе — поиски продолжились бы, как и прежде. Если не ошиблись, и ты в самом деле столь… смышлен, как мы подозревали — значит, ты пройдешь до конца и отыщешь ее. Такой человек, каковым мы тебя сочли, не мог не найти. Нам осталось бы лишь забрать… Не вышло…
— Чем она так ценна?
— Ничем особенным. Просто в нужных руках — это власть над Крысоловом, а ценен — он…
— Что он за человек, этот Крысолов? И откуда вам о нем известно так много, если все было окружено такой тайной, таким молчанием?
— Молчание никогда не бывает полным или вечным, уж тебе ли не знать… — чародей невесело усмехнулся и на миг оцепенел, подавив болезненный стон. — Люди всегда рассказывают именно о том, о чем клянутся молчать, всегда говорят о том, о чем обещали даже не думать, и не всегда под пытками; такова суть людская… Любой секрет — самая известная вещь на свете…
— Стало быть, слухи из Хамельна все же пошли?.. Так что Крысолов?
— Фридрих Крюгер был членом какого-то братства, самого названия которого сейчас уже никто не помнит — дело было больше сотни лет назад… С кем он связался — как я сегодня услышал, ты и сам понял. И понимаешь, в таком случае, что за прообраз стоит за его флейтой.
— Флейта Азатота… Это и есть его покровитель?.. Стало быть, ему в жертву и назначались кельнские дети?
— Не совсем, — единственный глаз вновь закрылся, голос упал до полушепота. — Это сложнее, чем ты привык знать… Жертвы — Азатоту, да, но тот вскармливал ими Крысолова…
— Зачем он вам был так необходим?
— Не необходим — полезен… — поправил тот. — Крюгер, если верить дошедшим до нас рассказам, всегда был с придурью… но способный… Такой пригодился бы, учитывая, что начинается вокруг.
— А что начинается? — осторожно уточнил Курт; чародей приподнял веко, воззрившись на него с усмешкой.
— Война с вами, — ответил он просто. — Ведь ты сам это знаешь, догадливый мальчик из академии… А в этом полезным будет все. Даже умершие сумасбродные собратья… даже столь скудоумные, что выставляют свои эксперименты на обозрение целого города…
— Дети Хамельна — это что же, был эксперимент? Какой? По управлению большой группой людей?
— Судя по всему… — тот машинально пожал плечами и вскрикнул, когда сломанные кости в руках и ребрах подвинулись с места; несколько мгновений чародей лежал, опасаясь дышать, вновь закусив губы. В уголке его единственного глаза показалась блестящая капля, медленно скатившаяся по виску на холодную грязь.
— Сперва крысы — как проба, — продолжил вместо него Курт, — а после — дети, как следующий этап опыта и… как месть за не уплаченное по договору? Он всерьез полагал, что ему могут заплатить чем-то, кроме доноса в Инквизицию?
— Ведь я сказал — с придурью… — едва слышно согласился тот. — Большие умения всегда достаются не тем, кому надо… тебе в том числе…
— Почему сегодня нас просто не убили? — спросил Курт, разглядывая зажатый в пальцах нож. — Почему моему сослуживцу не метнули нож в сердце, почему меня просто не пристрелили? Почему сперва пытались, а после — с Дитрихом затеяли драку, а со мной — это погружение в мое прошлое?
— Тебя надлежало испытать — по возможности… Убивая, проверить, если представится такой случай, насколько ты защищен и от чего; и тех, кто с тобою, попутно. Мало ли что, мало ли, как все повернется в будущем — быть может, когда-то снова столкнемся с тебе подобным, и надо знать, на что такие способны…Поначалу я решил не рисковать, но когда вы разделились — подумал, что справлюсь. Не справился. Впервые — не справился…
— Так что же теперь, — с мягкой укоризной вздохнул Курт, — расскажешь мне, как ты это делаешь?
— Расскажу, — согласился тот тихо. — Тоже — чтобы знал, на что ты напоролся… Я не погружаю в воспоминания, как ты решил. И не насылаю иллюзий. Я — выводящий на пути. Не доводилось слышать о таком?.. Нет, вижу… Если выживешь — отчитаешься своему начальству в том, что открыл новый класс малефиков… — усмешка коснулась окровавленных губ и сгинула. — Еще минута — и ты остался бы там всецело. Душой и — телом.
— Там? — запоздало спохватившись, что в голос проникла растерянность, переспросил Курт, и тот усмехнулся снова:
— Не в прошедшем для тебя времени; загляни кто в те годы, он не увидел бы там двух Куртов Гессе. Но ты оказался бы в таком же месте, в том же окружении, все тем же вшивым сопляком, что обитал на кельнских улицах… Где это было бы? Не скажу. Просто не знаю… Я знаю, что исчезают из нашего мира те, кого я вывожу на путь его мыслей, тревог, страхов… вижу ли я, что их окружает?.. да, вижу. Видел и тебя. Читаю ли мысли? Не совсем. Просто понимать начинаю кое-что из них…
— Иными словами, не ты избираешь, что именно видит и чувствует твоя цель?
— Нет, — улыбнулся тот с вновь возвратившейся на миг снисходительностью. — Ты сам выбрал свой самый большой страх. Выводы — делай… не огня ты боишься больше всего…
— А Дитрих? Что за пересмешник ему достался?
— Они называют себя «кровавыми шутами». Я не смогу много о них сказать… Я их недолюбливаю и никогда не вникал в их уловки… Знаю, что лучше всего с ними не связываться, и этого мне всегда было довольно…
— Лучше не связываться? Дитрих, однако, уделал вашего кровавого шута за каких-то пару минут.
— Повезло, — отозвался тот уверенно и умолк, сжав губы и снова пытаясь удержать кашель в тяжело гоняющем воздух горле.
— Отдышись, — разрешил Курт снова, — я подожду минуту.
— Нет, — хрипло отозвался чародей, со стоном выталкивая слова сквозь зубы. — Сейчас. Спрашивай, что еще ты хочешь знать, сейчас…
— Как скажешь, — согласился он, кивнув на нож в своей руке: — Этот паяц и два бойца, что с вами сегодня были — их имена.
— Не знаю. Не помню. Те двое — я обращался к ним «эй, ты!» или в таком духе… если бы я всякий раз запоминал этих Францев, Ханцев и прочую мелочь…
— Но этот шут? Его-то имя тебе известно?
— Вицбольд. Так его мне представили… не буду настаивать, что имя настоящее[151]… хотя — чем черт не шутит… Настоящего я не знаю. До этой операции я не был с ним знаком…
