Вячеслав Дыкин - Гусариум (сборник)
– Ладно, проехали. – Наталья смутилась и раздражённо мотнула локтем. – Фигня в том, что попала я сюда именно из-за вас. Точнее, из-за «Слова…».
Она с укоризной посмотрела на них обоих.
– Ну скажите, зачем вы утащили рукопись из древлехранилища? У меня было бы время понять, что Вадик за гусь. И что-нибудь придумать. А так Вадик засёк маячок первым, вырубил вас и поставил меня перед фактом. Я даже не успела вытащить парализатор – он уже саданул по мне лучом. Может быть, я что-нибудь успела бы сделать…
– А если нет? – спросил Мякишев. – Кстати, а зачем «Слово…» нужно вам? И для чего оно нужно Вадику?..
Дверь загремела, и все трое обернулись на звук. В помещение вошёл парень с копной рыжих волос. На нём был такой же тёмный комбинезон, но, в отличие от Натальи, кармашки у него топорщились от вещей. В руках парень держал несколько глиняных мисок.
– Кушать подано. Садитесь жрать, пожалуйста, – неприветливо бросил он, ставя миску каждому на колени.
Когда он подошёл к Наталье, она вскинулась на него.
– Серёж, ты что, сдурел? Как я буду есть со связанными руками?
– А вот это не моё дело, – отозвался парень. – Вадик тебе по-хорошему предлагал? Предлагал. Ты заартачилась. Теперь привыкай кушать местную пищу.
Молодая женщина дёрнулась, как от удара током.
– Ты что… серьёзно? Хочешь оставить меня здесь? А ты забыл, как я тебе помогала… учила всему?
Парень отвёл взгляд и быстро ответил:
– Ничего не знаю, ничего не ведаю. Мои пятнадцать процентов. Моё дело – сторона.
Наталья сверкнула глазами.
– Вадик – ладно… Но ты-то что? За какие-то дебильные триста тысяч баксов предашь всё наше дело? Бросишь «Колодезь» и эти путешествия?
– Триста тысяч – это тоже неплохо. – Парень с довольным видом улыбнулся. – Домик на сочинском побережье себе куплю. Катьку туда привезу. Или Машку. Я ещё не решил. С крутой тачкой выбор большой.
– Какая же ты, сволочь, Серёжка… – с чувством протянула Наталья.
Серёжка развёл руками.
– Селяви. Ты нетолерантна, мать, но этот грех тебе простится.
И он вышел. С той стороны опять загремел замок.
Наталья опустила лицо и замолчала. Её плечи мелко вздрагивали. Савелий Игнатьевич понял, что она плачет.
– Ну, ладно… – начал он, но женщина подняла мокрое от слёз лицо, и рабочий осёкся.
– Да? – крикнула Наталья. – Я ещё понимаю – Вадик… Мы же почти два года были вместе. Допустим, надоели друг другу. Но Серёжка, блин… Я же к нему, как к дитю малому относилась… Нянчилась с ним, дура… Задания по матану помогала делать… Баллы в тестах подкручивала… Долбаная идиотка.
В углу деликатно откашлялся Мякишев.
– Зря вы на себя наговариваете. Я так понял, что этот ваш Вадик решил продать кому-то «Слово…»?
– Ага.
– И договорился с Сергеем. А вы, видимо, думали иначе…
– Что значит – думала? У нас группа по спасению редких ценностей… Мы архимедовские чертежи из Сиракуз вытаскивали. Можете поверить? Красивые, между прочим, штуки. Мы для музеев старались… А тут – опять всё это… баксы… тачки… два ствола…
– Прошу прощения, а что это за баксы такие? – спросил Мякишев.
– Вам лучше не знать, – раздражённо мотнула головой Наталья.
– По-моему, похоже на имя египетской богини Баст…
– Ага. И некоторые точно так же им поклоняются. – Она подняла глаза. – Слушайте, его надо остановить. Я не знаю, кому он предложил «Слово…», но теперь рукопись точно никто не увидит.
– Остановить… Легко сказать, – рабочий вздохнул. – Нам бы выбраться для начала.
Его взгляд упал в миску на коленях. Там лежал грязноватый белый ломоть, похожий на кусок сала. Савелий Игнатьевич буркнул:
– Мякишев, вам дали то же самое?
– Ага, Савелий Игнатьевич, – отозвался поручик. – Пища по Эрисману питательная, но, к сожалению, вредная для печени.
– Да ну вас, – в сердцах пробормотал рабочий. – Если бы можно было разрезать эти верёвки…
– Погодите. – Наталья вдруг перестала плакать и подняла голову. – Покажите-ка, что у вас там. Вы можете повернуться на стуле?
– Я – нет, – ответил из угла Мякишев.
– Попробую, – прокряхтел рабочий.
Савелий Игнатьевич приподнялся и, передвигая ногами, кое-как развернул стул боком.
– Слушайте… это же отлично! – сказала Наталья.
– Что значит «отлично»? – не понял рабочий.
– Вас, в отличие от меня, он связал обычной местной верёвкой, а не майларом. Можно попытаться её разрезать.
– Чем разрезать? – спросил Мякишев.
Наталья оглянулась на дверь, а потом чуть слышно прошептала:
– Я спрятала здесь вашу шашку. Но только… тихо!
– Вы? – Поручик вскинулся и громко зашептал в ответ: – Откуда вы знали, что нас запрут на кухне?
– Вадик так всегда делает, – тихо ответила Наталья. – Насмотрелся дешёвых американских фильмов и теперь привязывает всех, кто нас обнаружит, к стульям на кухне.
– И что, много вас, таких? – поинтересовался рабочий. – Которые по прошлому в шапке-невидимке ходят?
– Достаточно.
– Погодите, а что значит «дешёвые американские фильмы»? – не понял поручик. – Это примерно такие картины, какие снимает у нас Дранков[32]?
– Вроде того, – улыбнулась Наталья.
Потом она посерьёзнела и, наклонившись, сказала:
– Слушайте… У нас не так много времени. Вечером откроется окно, и тогда Вадик с Серёжей просто исчезнут. А мы навсегда останемся здесь. Шашка в печи, в топке. Вы… Вас зовут Мякишев, да?.. Вы, по-моему, к ней ближе всего.
– Я попробую достать зубами, – твёрдо сказал поручик.
Он наклонился и вытянул шею, упёршись лбом в белёную печь. Лицо Мякишева покраснело от натуги, послышался звук лязгнувших о металл зубов, и закопчённая железка со звоном полетела на деревянный пол.
Все трое застыли, прислушиваясь к звукам за дверью. Было тихо.
– Хорошо, можете продолжать, – прошептала Наталья.
Путы на стуле Мякишева натянулись, и он медленно, сантиметр за сантиметром, стал вытягивать шашку из печки. Потом, наклонив стул, поручик ловко поймал её на колени.
Поёрзав немного, Мякишев сказал:
– Кажется, у нас непредвиденные трудности. Шашку не вытащить одной рукой. Кто-то должен держать, а кто-то – тянуть.
– Может быть, зажать стулом ножны? – предложила Наталья, но поручик помотал головой.
– Если она упадёт, мы её уже не поднимем с пола. Надо придумать что-то такое, что сработает с первого раза.
Все трое задумались. Потом Савелия Игнатьевича вдруг осенило и он улыбнулся.
– А я ведь, кажется, знаю, что делать.
– Ну же?!
Рабочий вздохнул, собираясь с мыслями.
– Дело было в четырнадцатом году… Спускали мы на воду линкор «Императрица Екатерина»… родную сестрёнку «Марии». Наш сормовский завод туда рулевые муфты ставил. А корабли, когда спускают на воду, ставят на полозья. И знаете что? Я буду не я, если видел где-нибудь ещё такое же количество сала в бочках, какое стояло на причале. Четыреста шестьдесят пудов по двести рублей за пуд. Я потом специально узнавал.
Рабочий оглядел Мякишева и Наталью.
– Перед спуском полозья наса́ливают для лучшего трения… Понимаете вы меня, наконец?!
– Слушайте, вы – гений, – с восхищением произнес Мякишев и, оглядев остальных, быстро предложил: – Начинаем жевать?
– У меня это… в спине ути́н[33], – извиняющимся тоном сообщил рабочий.
– Давайте, – ответила Наталья.
Они наклонились к тарелкам и сосредоточенно задвигали щеками. Потом Наталья, придвинувшись, коснулась шашки.
– Попробуйте, – сказала она.
Мякишев зажал эфес зубами и, морщась, рывком сбросил ножны. Острый клинок, поймав луч света, блеснул в сумраке.
– Давайте, – сказал поручик Савелию Игнатьевичу.
Рабочий, кряхтя, подвинулся к нему и развернулся спиной. Послышался хруст перепиливаемой верёвки.
– Ну, скоро? – морщась, спросил Савелий Игнатьевич.
– Погодите… Ага, вот.
Рабочий почувствовал, что боль в руках неожиданно исчезла. Он вытянул перед собой кисти и стал их энергично разминать. Потом взял саблю у поручика и, примерившись, освободился сам.
Ноги от долгого сидения затекли, и Савелий Игнатьевич, встав, рухнул обратно на стул.
– Теперь ваша очередь, – сказал он Мякишеву.
Поручик, дождавшись, пока верёвка ослабнет, вскочил и бросился к Наталье. Шашка глухо стукнула по стулу.
– Да что же это такое… – пробормотал с досадой Мякишев. – Верёвка твёрже железа.
– Не парьтесь, не получится, – предупредила Наталья. – Надо развязывать.
Через несколько минут она встала и сделала несколько нетвёрдых шагов.
– Ладно. Это сейчас пройдёт. Кажется, тут где-то должен быть люк. Опа… вот он!
Мякишев, поспешив, помог отвалить тяжёлую доску в сторону. В глаза ударил яркий свет, и рабочий прикрыл лицо рукой. Потом он вылез вслед за остальными. Лаз выходил на задворки, и сразу за ним начинался запутанный переулок, петлявший между старыми двухэтажными домами.
