Смутные дни (СИ) - Волков Тим
Поручик (или уже — бывший поручик) вопросительно посмотрел на доктора. Тот пожал плечами:
— Ты ж, Алексей, знаешь — я без году неделя тут. Только что, так сказать, вступил в должность… Комиссар теперь! Не знаю, правда, хорошо это или плохо.
— Должность — это всегда хорошо, — вздохнув, ностальгически заметил Гробовский. — Плохо, когда без должности. Жалованье какое обещали?
Иван Палыч хмыкнул:
— Теперь, Алексей Николаич, по-новому говорят, по революционно-демократическому. Не жалование, а зарплата!
— Че-го⁈
— Заработная плата!
— А-а… И сколько?
— Триста рублей.
— Х-хо! Такие бы деньги да с год назад! — посмеявшись, поручик махнул рукой. — Шиковал бы. Ныне же… А, что там говорить! Вот еще статейка…
Подкрутив фитилек керосиновой лампы, Гробовский взял другую газетку — «Зареченский вестник»:
— «В ночь с двадцатого на двадцать первое марта неизвестная банда напала на завод товарищества „Анкоров и Ко“, похитив…» Внимание! «…похитив приводной ремень длиной в тридцать два аршина и весом около десяти пудов! Банда вооружена револьверами, передвигались на грузовом авто неизвестной марки. Комиссар общественной полиции Василий Петраков предполагает саботаж». О как! Саботаж он предполагает…
— Николаич… — отхлебнув из кружки жидкий чаек (уж какой был), доктор недоуменно глянул на собеседника. — А зачем они вообще эти ремни тырят? Куда они нужны-то? Нет, ну, правда же — саботаж. Прав этот Петраков…
— Так-то — да, — согласился Гробовский. — Без приводного ремня ни один заводской станок работать не будет… Однако, я тут на досуге подумал… Хорошо, что у меня статское пальто и костюм партикулярный имеется! Сейчас бы не купил…
— Ну да, — доктор повел плечом. — Хороший у вас костюм, не спорю. И пальто… Но…
— А вот, Иван Палыч, скажи, шуба сейчас сколько стоит?
— Ну-у… рублей триста, наверное, стоит… Как моя зарплата!
— Да, примерно так, — покивал Алексей Николаевич. — А самое дешевое на зиму что?
Доктор задумался:
— Ну-у… тулуп, наверное. Ну, полушубок дубленый, что обычно крестьяне носят…
— Верно! — хлопнул в ладоши Гробовский. — И стоит он всего семнадцать рублей. Только в продажу такие полушубки не поступают — на фронт идут! Вообще, с кожей проблемы… Смекаешь?
— А-а-а! — до Ивана, наконец, дошло. — Так, думаешь, никакой это не саботаж?
Беглый сыщик весело рассмеялся:
— Конечно, не саботаж! Типичное корыстно преступление. Не знаю, что там их Вася Петраков думает, но я б это все раскрыл быстро. Барыг бы проверил, и так… пошуршал бы. Плевое дело-то! Эх…
Поручик снова загрустил, и Иван Палыч дал себе слово непременно встретиться с этим Петраковым и переговорить… На предмет привлечения старых опытных специалистов!
Доктор нынче ночевал на свое «квартире», у Аглаиной матушки. И утром был весь «в шоколаде». Картофельная запеканка с румяной корочкой, называемая местными «толченка», овсяная — на молочке — каша, такая, что ложка стоит, каравай вкусного заварного хлеба, испеченного только что, прямо с утра… Еще молочко, яйца, маслице… Семья Аглаи вовсе не бедствовала — две стельные телки, нетель, куры и гуси. Да и землица не пустовала — сдавалась в аренду, а плата принималась продуктами. К тому же недавно получили компенсацию за реквизированных для воинских нужд коней. Да и зарплата Аглаи тоже кое-что значила, по крайней мере — пока…
— Ох, закормите вы меня!
— Кушайте, кушайте, Иван Палыч! А то ведь вечно все на бегу.
А в это — верно! Бегать пришлось, нужно было всех проверять, составлять отчеты — новая должность обязывала. Вот и Аглаю надо будет проверить… Аглаю Федоровну…
— Аглая, журнал приема заполнен?
— Ага!
— А книга учета медикаментов?
— Ой…
Вот, то-то что — ой…
— Беги, заполняй, живо!
Ну вот ведь… Не пнешь, так и никакого порядка!
Честно сказать, и журнал приема был заполнен кое-как! Никакой наглядной картины эпидемиологической обстановки в Зареченском уезде у Ивана Палыча после прочтения не возникло. И что было делать? Гнобить Аглаю? Но, ведь старалась девчонка, делала, как могла, как умела… И ведь с целой больницей справлялась! Ничего, подучить немножко…
А отчет уж ты, Иван Палыч, сам делай! На то ты и комиссар. Господи, слово-то какое! Впрочем, обычное… ничего демонического. Означает просто — представитель органов власти, госслужащий…
Солнце сияло. Дороги кое-где — на пригорках — подсохли, в лесу же можно было еще проехать и по зимникам. Хорошо, пока слякоти не было — ночью заморозки, днем — теплынь. Вымораживало, подсушивало… Красота! Только вот, надолго ли? Скоро реки вскроются… да, если зарядят дожди — поплывет половина округи. Поэтому, надо пользоваться, пока хоть куда-то проехать можно. Да и бензин, слава Богу, есть — еще старые запасы остались, после призыва Ивана в армию никто на мотоциклете не ездил.
Выкатив из сарая «Дукс», Иван Палыч протер его от пыли, кое-где добавил смазки, долил бензина в бак.
Надев мотоциклетную сбрую — кожаная куртка, шлем, очки — уселся в седло да дернул кик-стартер…
А вот нате вам, утритесь!
Не завелся мотор! Даже не дернулся… И что это могло быть? Свечи? Вернее — свеча, цилиндр-то один.
Запасная свечка имелась.
Заменив старую, доктор снова дернул.
Вздрогнув, двигатель заржал, словно застоявшийся конь, дождавшийся, наконец, воли! Завелся, так сказать, с полтычка… Вот ведь! Тут с новой должностью нервы сплошные, еще и мотоциклет словно живой — подкидывает шуточки! Ну-ка, братец, давай без этого! Ты — верный помощник. Вот и будь любезен — помогай!
Что же! Пора в путь. Там, где дорога.
И снова, как прежде — ветер в лицо, а в глаза — яркое весеннее солнце! Мотор урчал довольно и ровно, «Дукс» глотал версты, не замечая, где-то пробираясь по обочинам, а где-то — лавируя между грязных коричневых луж. Мчал в тучах брызг, распугивая воробьев!
На санях уже не ездили, на телегах пока — тоже. Разве что — верхом или на волокушах — там, где лошадь пройдет. В этом смысле мотоцикл был — спасение.
Прокатив мимо рощицы, Иван Палыч резко повернул влево — к усадьбе.
Ростовцевы встретили его с восторгом!
— Ах, Иван Палыч, дорогой! Как же славно, что вы вновь с нами! C’est adorable! Это просто прелестно!
Вера Николаевна протянула для поцелуя ручку, Юра же безо всяких церемоний бросился на шею:
— Иван Палыч! Как же я рад! Про фронт расскажете?
— Разве что про санитарный поезд…
— Ну, пойдемте же пить чай!
Вроде б ничего не изменилось. Та же столовая, те же венские стулья… только вместо портрета Николя Второго — Председатель совета министров (глава Временного правительства) князь Львов, представительный мужчина с густой окладистой бородой. Он же — министр внутренних дел и председатель Всероссийского земского союза. Прекраснодушный интеллигент, либерал и демократ по зову сердца, как не преминула заметить Вера Николаевна. Все такая же подтянутая, суровая с виду, но с некой аристократической нервностью, она прицепил на платье красный бант, всецело одобряя демократическую революцию.
Ах, Николай, Николай, гражданин Романов… Никому-то ты оказался не нужен! Всем надоел…
— А вы знаете, мы недавно ездили в город, — взяв кусочек сахара, улыбнулась Ростовцева. — Навестили Ксению… Господи, всюду солдаты, митинги… Везде жгут костры, грязь. C’est affreux! Это ужасно! Такое впечатление, что дворники совсем не работают. Наверное, тоже митингуют. Да! Подругу Ксени недавно ограбили! Показали нож и… Сняли шубку, горжетку, даже шляпкой не побрезговали. Сумочку взяли… а деньги с хохотом выкинули прямо в лужу! Представляете — с хохотом!
— Вера Николаевна! Мужички к вам приходят? Ну, арендаторы? — Иван Палыч все же не так просто заехал — Ростовцевых повидать.
Помещица отмахнулась:
— Да были вчера… Часть долгов заплатили…
— А откуда приходили?
