Смутные дни (СИ) - Волков Тим

Впереди, на растопленной весенним солнцем полянке, гарцевали незнакомые парни на сытых конях! С полдюжины человек в папахах и в куртках из «чертовой кожи».

Полдюжины… И все — вооружены. Выход тут — только один…

Резко развернув «Дукс», Иван Палыч газанул с проворотом колес и тут же помчался обратно. Над головой просвистели пули…

Глава 5

Оторваться от преследователей удалось довольно быстро — стало сразу понятно, что догнать мотоцикл не было целью этих лихих парней. Так, пугнули, чтобы не совался куда не следует.

«А куда я собственно сунулся?» — подумал доктор, выворачивая на дорогу. Место вполне обычное, дорога на Ключ. Может, какие-то уголовники прячутся?

Нужно с этим разобраться. И желательно быстрей. К Гробовскому заскочить? Нет. Потом, позже. Таких лихих сорвиголов с большой дороги сейчас много развелось. С каждым разбираться — жизни не хватит. Сейчас нужно в Ключ. Все-таки и основными своими делами необходимо заниматься. А судя по странной надписи на бумагах, которые передал Чарушин, дела там смертно опасны!

Иван Павлович улыбнулся. Он успел ознакомиться с отчетом, который составил какой-то фельдшер, осматривая пациентов в Ключе. Парень оказался молод и неопытен. Стандартную дизентерию принял за страшную эпидемию смертельной болезни. Впрочем, пренебрегать даже такими отчетами нельзя. Написано — значит нужно проверить.

До Ключа добраться удалось другой дорогой. Встретил староста — Прохор Семёнович, мужик лет пятидесяти, коренастый, с широкими плечами и густой бородой, тронутой сединой. Его лицо, обветренное и красное от мартовского ветра, покрывали глубокие морщины, а глаза, серые и цепкие, смотрели на доктора настороженно.

— Здравствуй, Иван Палыч, — прогудел он низким голосом. — Слыхал, ты нынче комиссар? Добро пожаловать в Ключ, хоть и не с радостями.

Иван Палыч спрыгнул с «Дукса».

— Здравствуйте, Прохор Семёныч. Что за беда у вас? Слыхал, хворь какая-то?

Староста сплюнул в сторону и вытер рукавом бороду.

— Хворь, Иван Палыч, да ещё какая! Трое лежат пластом. Говорить не могут — вроде в горле что-то у них, болячки какие-то. Жар, слабость, кашель, пятна по телу. Фельдшер из города приезжал, Егорка, вихрастый такой, в очках. Всех осмотрел, бумагу накарябал, а толку — ноль. Ни лекарств не дал, ни что за хворь, не сказал. Укатил в город, ищи его теперь. Я, грешным делом, книжку старую читал, — он понизил голос, — там про сифилис писано. Пятна, слабость, всё сходится, Иван Палыч. Я жене своей показал книгу, она тоже причитала — тоже, говорит, похоже на то. Неужто сифилис у нас, доктор?

Иван Палыч, услышав про сифилис, напрягся. Еще этого не хватало! Впрочем, надо самому посмотреть. Диагноз, который поставил староста, да еще и по какой-то книжке — это очень сомнительный диагноз.

— Без паники, Прохор Семёныч. Проводите к больным, я осмотрю.

— Конечно провожу! — оживился тот. — Только ты, Иван Палыч, не убегай как тот прошлый доктор.

— Не бойся, не убегу!

Прохор Семёнович, крякнув, кивнул и повёл доктора к избе, где устроили лазарет.

Доктор надел марлевую повязку, начал осмотр. Первым был мужичок лет сорока. С симптомами староста не обманул — жар, на шее и груди алеют красные пятна, язык обложен белым налётом, горло покрывает сыпь. Кашель сухой, надсадный, пульс частит — 110 ударов в минуту. Пациент жалуется на слабость и ломоту в теле.

— Ну? — в нетерпении спросил староста.

Доктор лишь отмахнулся — рано. Надо полную картину составить в голове.

Следующей была женщина, Марья, лет тридцати, с такими же алыми пятнами на руках и груди, жаром до 39 и болью в горле. Голос хрипел, кожа на ладонях слегка шелушилась.

— Жена его? — спросил доктор, уже понимая что к чему.

— Жена, — кивнул староста.

Последним был мальчик лет восьми, сын Марьи, Петя. У него сыпь покрывала всё тело, особенно лицо, температура держалась на 40, а из горла вырывался сиплый кашель. Глаза ребёнка слезились, он вяло отвечал на вопросы доктора.

— Неужели сифилис? — опять не удержался староста. И шепнул: — У ребенка то как? Ведь такая болезнь, взрослая…

Иван Палыч нахмурился, отложил стетоскоп.

— Не сифилис это, Прохор Семёныч. Обычная скарлатина. Опасно, особенно для детей, но лечить можно. А взрослые… так от ребенка заразились. Не паникуйте, разберёмся.

— Не опасна?

— Не так, как сифилис.

Староста вытер пот с лица, выдохнул.

— Слава Богу, Иван Палыч! А то я уж думал, пропадём. Что делать-то?

— Перво-наперво, изолировать больных, — строго сказал доктор, роясь в саквояже. — Скарлатина строго карантинная болезнь. Вход в палату ограничить. Одежду и бельё дезинфицировать.

— Это мы сможем!

— Больному обеспечить постельный режим минимум на неделю, но лучше дольше. Комнату проветривать, постель менять регулярно, полы мыть. Кормить бульонами, избегая грубой пищи — у них горло у всех воспалено. Кстати, насчет горла — полоскать теплой водой с солью или отваром ромашки. Найдете ромашку?

— Найдем, Иван Павлович! Есть у нас травница, сыщем!

— Хорошо. Имей ввиду, Прохор Семёнович, скарлатина может вызывать осложнения на сердце, поэтому следить за пульсом, давать настойку валерианы. Если будут какие-то изменения — сразу же телеграфировать мне. В запасах есть салициловая кислота и йод?

— Маловато, — понурился Прохор. — Ничего же не выделяется. И фельдшер, ирод, ничего не оставил. Но из запасов что-нибудь найдем. У людей поспрашиваем, люди добрые — помогут кто чем может.

Иван Палыч достал блокнот и нацарапал записку.

— Вот, Ефиму и Марье — салицилку, по ложке раствора каждые четыре часа, жар сбивать. Пете — то же, но половину дозы, и ромашковый настой для полоскания горла. В Зарное Аглае пошлите, она пришлёт, что есть. Я в город телеграфирую за лекарствами. И следите, чтоб никто к больным без нужды не лез. Заразная штука.

Прохор Семёнович просиял, сжал руку доктора.

— Благодарствую, Иван Палыч! Спаситель наш. Ежели б не вы, сгинули бы. Вот что значит опыт! А то это молодой прибежал, глаза — как блюдца, написал что-то в бумажках и исчез. А ты хоть успокоил. Подожди-ка…

Староста метнулся в угол избы, вытащив из-под лавки свёрток, завёрнутый в холстину. Развернул — пара новеньких кожаных ботинок, чёрных, с крепкой строчкой и блестящими носами.

— Вот, бери, в подарок. Денег у нас нет, но вот хоть так отблагодарю. Иван Палыч, тебе дарю. Кстати, в вашем Зарном купил. Взял — да малы оказались, жмут. А тебе в самый раз будет, за твою доброту.

Иван Палыч, опешив, глянул на ботинки. Кожа была добротная, юфтевая, швы ровные — такие в городе рублей под сорок уйдут. Он вспомнил свои стоптанные сапоги. А тут… И в самом деле в селе сейчас не бедствовали, особенно те, у кого было хозяйство, раз могли такие подарки раздавать.

— Это что, Прохор Семёныч? Ботинки?

— Ага, — кивнул староста, сияя. — Берите, Иван Палыч, благодарность от Ключа. Вам по деревням мотаться, а в этих по грязи сподручнее.

— Спасибо, — улыбнулся доктор, — но не возьму. Ботинки добрые, кожаные, вижу. Но не могу. Сам понимаешь — должность у меня сейчас не такая, чтобы просто так подарки от всех брать.

Прохор, крякнув, убрал свёрток.

— Понимаю, Иван Павлович. Понимаю. Ну яичек хоть возьмёшь в дорогу? Да гуся. Запечешь дома.

— Прохор Семенович…

— Эх, — вздохнул староста. — Ну как же? Бесплатно что ли ездил сюда?

— Не бесплатно, — ответил доктор. — Мне зарплату земство платит. Так что не переживай.

— Ну, как знаешь, доктор. Но мы не забудем. Зови, ежели что, а я за больными присмотрю. Все как велено сделаем.

Иван Палыч попрощался со старостой и направился обратное в Зарное — предстояла долгая нудная бумажная работа.

Уже в самом Зарном, подъезжая к больнице, Иван Павлович встретил Игната Устиныча, дядюшку Андрюши. Тот шел с большой сумкой, еще и за спиной нес неподъемный рюкзак.