Афганский рубеж 4 (СИ) - Дорин Михаил

Быстро посмотрел на него и понял, что у Чкалова отметин о войне осталось гораздо больше. На шее был виден большой шрам от ожога. Как и на руках.

— Леонид, вам куда сказали нас везти?

— В Лошкарёвку. А что?

— Мой оператор тяжёлый. Да и у разведчиков есть аналогичные.

— Я тебя услышал, брат! Всё сделаем. Ты когда-то сделал и для меня тоже самое.

— Спасибо!

— Да брось! Тут все свои, а у нас своих не бросают.

Я похлопал Леонида по плечу и вышел, а грузовую кабину.

Как раз в этот момент по стремянке залез и Саламов.

— Это кто? — прочитал я по губам вопрос Рашида, который кивнул на сидящего на скамье особиста.

— Капитан Холодов из особого отдела, — громко сказал я на ухо Саламову. — Похоже, что меня уже собирались везти в Лашкаргах, лейтенант.

— Ничего не знаю. У меня приказ доставить капитана Клюковкина в Кандагар. Другого приказа не было. Так что летим в Кандагар… — сказал Рашид и рванул в кабину экипажа.

Его тут же остановил Холодов и начал ему что-то говорить. Из-за шума в грузовой кабине два офицера переговаривались душераздирающими криками друг другу в уши.

И судя по эмоциональной жестикуляции, Саламов продолжал стоять на своём. Молодец, лейтенант.

Но как мне кажется, вся эта «катавасия» с угоном подходит к какому-то интересному моменту. Совпадений и странностей выше крыши. Осталось дождаться появления кураторов в лице Казанова и Римакова.

— Лейтенант, выполняйте приказ, который вам передали. К вам тоже будут вопросы, — услышал я слова Холодова, присаживаясь рядом.

Я подмигнул Рашиду и показал поднятый вверх большой палец. Саламов сел напротив, убирая автомат за спину и откидываясь назад.

Когда все зашли, бортовой техник быстро запрыгнул в грузовую кабину, и вертолёт резво оторвался от земли, поднимая в воздух пыль, сухую траву и камни.

В грузовой кабине парни-разведчики моментально уснули. Пыльные, измученные и израненные — все как один. Только прилетевшие с группой эвакуации доктора колдовали над Петрухой, Василием и другими тяжело раненными.

Ми-24 ещё кружили над местом эвакуации, а наш вертолёт продолжал следовать курсом на Кандагар.

— Капитан, кто эти заинтересованные люди? — спросил я у Холодова, когда мы уже отлетели от места боя.

— Потерпите. А лучше отдохните. Вас ожидает очень длинный день, — ответил особист.

Возможно, и не менее длинная ночь у меня ещё впереди. И есть у меня сомнения, что проведу я её в модуле на скрипучей, но очень мягкой кровати. Вопросов ко мне «накопилось» за эти часы много.

Как только один из фельдшеров освободился, он принялся осматривать меня. Быстро обработал мне все раны и предложил отведать 50 грамм «чистого» для снятия стресса. Отказываться не стал.

Через пять минут Холодов начал понимать, что вертолёт летит не в Лашкаргах. Слишком далеко находится от нас река Гильменд, а её приток Аргандаб, наоборот становился всё ближе.

Особист поднялся с места и заглянул в кабину экипажа. Бортовой техник уступил место, и Холодов начал общение с Леонидом. Ни к чему это не привело. На борту командир всегда один. Он царь, Бог и начальник.

Холодов вернулся ко мне и погрозил пальцем.

— Будь по-вашему. Доставим раненых и в Лашкаргах, — согласился капитан.

Откинулся назад, прикрыл глаза и задремал.

Вертолёт слегка тряхнуло, и я открыл глаза. Саламов покачивался из стороны в сторону и вперёд-назад, пытаясь бороться со сном.

Над одним из бойцов сидел разведчик и держал в руке капельницу. Ему, похоже, тяжелее всех. Нос у него постоянно уходил в «пикирование» и тут же возвращался. Главное, что капельницу он не выпускал.

Не спал и Холодов, который внимательно наблюдал за каждым моим лишним движением.

— Не спится? — спросил он, крикнув мне на ухо.

— Как видите.

— Я вот тоже уже два месяца нормально поспать не могу. Работа, сами знаете.

Пытается расположить к себе Холодов. Всё ему во мне интересно. Понять особиста можно. Работа у них порой, бессонная.

Вертолёт постепенно начал выходить на посадочный курс. В иллюминаторе уже видна дорога и несколько застав с названиями планет солнечной системы.

На подлёте видны сопки, которые в эти минуты облетают другие вертолёты, выполняя обычный облёт аэродрома. С выводом основной части войск, выполнение подобной боевой задачи стало регулярным. Не так уж и спокойно в окрестностях советских баз в Афганистане.

Слева проходим широкий участок реки Аргандаб, питающий целую долину в районе Кандагара. Ми-8 постоянно потряхивает от смены подстилающей поверхности — то пустыня, то сопки, то водная гладь.

Прошли ближний привод, и тут же вертолёт начал смещаться вправо. Как раз в тот момент, когда в иллюминаторе показались обвалования с размещёнными в них самолётами. Присутствуют МиГ-29е в дежурном звене. Вот уж пошла история, по-другому так пошла!

Рядом, на шершавых железных плитах К-1Д «греются на солнышке» зачехлённые МиГ-23. И ещё дальше большой перрон с несколькими Ан-12. Стоят они перед зданием главного терминала аэропорта Кандагар.

Очень интересное сооружение! Большие панорамные окна с белыми полукруглыми арками уже не пестрят следами от пуль и осколков. Рядом грузовой терминал, где идёт разгрузка Ан-22. Как его туда задвинули, ума не приложу.

Ми-8 коснулся поверхности и затормозил. Тут же бортовой техник вылез из кабины и пошёл открывать сдвижную дверь.

Только она отъехала в сторону, в грузовую кабину заглянул Виталий Казанов. Он подозвал к себе Холодова, и капитан выскочил первым. Я помог погрузить раненных в УАЗы «таблетки». Только закрылись двери последней машины, как ко мне подошёл Виталий.

— С прибытием, Сан Саныч, — сказал он, протягивая мне руку.

Разница между нами была налицо. Казанов стоял передо мной в лёгкой рубашке, светлых гражданских штанах, тёмных туфлях и в той самой военной панаме.

— Спасибо, — ответил я, обратив внимание на оценивающий взгляд Виталия.

Моё же одеяние было более колоритным. Лётный комбинезон, измазанный в крови, пыли и пропитавшийся потом насквозь, перестал быть светлым. Скорее я похож на жёлтого далматинца.

— Идём на разговор. Максим Евгеньевич уже ждёт, — сказал Казанов и показал мне пройти в машину.

Глава 5

Очень жаркий день. Ветер совершенно не несёт прохлады, а в воздухе витают запахи керосина и выхлопных газов. Через кроссовки ощущаю, насколько нагрелась поверхность стоянки вертолётов. Смотрю по сторонам, а горизонт «плывёт».

Медленно и осторожно я шёл к машине с Виталием Казановым. Его начальник Максим Евгеньевич Римаков внимательно слушал капитана Холодова и молча кивал.

— Как вы себя чувствуете? — спросил меня Виталий, заметив, что я еле передвигаю ноги.

Места ссадин и порезов саднят от попадающего в них пота. В горле суше, чем в пустыне, с которой мы только что выбрались. Запах смеси пота, высохшей крови и медикаментов, исходящий от меня, начинает слегка бесить.

Сложно сказать, чего мне хочется больше — пить или снять с ног кроссовки. Ощущение такое, что стопа срослась с носками.

— Всё ещё вашими молитвами — чувствую, но плохо, — ответил я.

— Мда. Ну тогда вы долго не протянете.

— Вот я так и знал, что вы за меня не переживали, — произнёс я и Виталик скромно улыбнулся.

Есть у него чувство юмора, но сейчас оно совсем не к месту.

— Казаков сильно ранен, несколько разведчиков покалечены и мы потеряли два новых вертолёта. Поводов улыбаться немного, Виталий Иванович, — произнёс я.

— Немного, но они есть. Вы живы, оператор ваш жив. Да и разведчиков при смерти я никого не заметил. Порадуйтесь солнцу и хорошей погоде…

При этих словах я остановил Казанова и повернул его к себе за плечо.

— Не знаю как у вас, а у меня утро совсем не задалось. Не до улыбок, товарищ Виталик. Вы бы не тянули с вопросами и играми в «своего парня». Спрашивайте что хотели.

Казанов прокашлялся и посмотрел на Максима Евгеньевича. Его начальник закончил разговор с Холодовым и направился в нашу сторону.