Афганский рубеж 4 (СИ) - Дорин Михаил

Я в последний момент успел выставить автомат, чтобы снять душмана. Очередь прошла в упор и точно в лицо. Рахметова окропила кровь убитого душмана. Но слева был ещё один душман. И он уже летел на меня с кинжалом.

Совсем уже страх потерял!

Рука только и успела нажать на спуск автомата. Прозвучала короткая очередь, и его обмякшее тело рухнуло на меня.

Моя одежда стала быстро намокать от крови, а на спине душмана расширялось багровое пятно, делая тёмно-синее одеяние чёрным.

У меня штаны и куртка комбинезона намокли и стали липнуть к коже. Отбросил с себя душмана в сторону.

Чем дольше продолжался бой, тем становилась больше усталость и безразличие к пролетающим мимо пулям. Казалось, что стрелки на часах шли всё медленнее и медленнее. Уже привычны стали предсмертные крики духов и их душераздирающие призывы к нам сдаваться.

Над склоном нашей высоты вновь воцарилась тишина. Очередная проверка боезапаса принесла только одно расстройство.

Я дотянулся до автомата душмана и вынул из него магазин. Прислонил гарнитуру рации к уху, чтобы узнать обстановку на других позициях.

— Что там говорят? Скажите вы, а то я не хочу расстраиваться, — спросил паренёк.

Помня, как лейтенант Саламов всех обнадёжил, я не хотел погружать в уныние ефрейтора.

— Всё хорошо. Вертушки скоро будут, — ответил я, почесав шею.

На пальцах осталась грязь и засохшая кровь душмана. Кожу пекло и раздирало от желания вымыться.

— Насколько скоро? — уточнил Рахметов.

Смотрю на его грязное лицо и понимаю — этому парню экзамены в институте сдавать надо. Его ровесники сейчас радуются окончанию первого или второго курса учебного заведения, едят с девчатами мороженое в парке или собираются компаниями на берегу реки.

— Скоро, брат. Ветер встречный на маршруте. Вот и задерживаются немного. Заберут нас и вернут на базу. Вечером в баню пойдём. С веничком тебя пропарю! — улыбнулся я и подмигнул Рахметову.

Ефрейтор прилёг на землю и прислонился головой к автомату. В его горящих и мечтательных глазах столько надежды сейчас.

Начинаю винить себя, что пришлось соврать. Если уж лейтенанту сказали держаться три часа, то явно вовремя никто не прилетит. А патронов почти не осталось.

— Внимание! Новая атака. Экономим, экономим патроны, — призывал Саламов.

Я повернулся к разворачивающимся в цепь духам. Похоже, они новый приём решили попробовать. Но это было полбеды.

Чуть дальше в пустыне я увидел подъехавшие пикапы. Из них духи начали вытаскивать простое и очень эффективное оружие — миномёты. И это было не всё.

— Всем в укрытие. Эрэсы подтащили! — прозвучал в эфире голос Саламова.

В кузове нескольких машин были установлены направляющие. Их быстро приводили в боевое положение. Куда бежать от этих реактивных снарядов, я уже и сам не понимал.

— Похоже, всё, — за моей спиной произнёс Рахметов и прикрыл глаза.

И в этот момент мой взгляд зацепился за одно странное явление в глубине пустыни. Стена песка надвигалась в нашу сторону. Она постепенно приближалась. Впереди двигались две тёмные точки.

Прищурив глаза, я присмотрелся на надвигающуюся на нас бурю. Это было то самое чудо!

— Внимание! Всем закрыть глаза и уши. Головы не поднимать. Повторяю, не поднимать. Наши на подходе! — прокричал я по радиостанции и притянул к себе Рахметова.

К месту боя приближались два истребителя, идя на предельно малой высоте. И, конечно, делали они это на очень большой скорости. Сейчас тут будет громко.

Как только я определил, что это пара МиГ-23х, тут же опустил голову и закрыл уши. Но и это меня не спасло от воздействия ударной волны.

Воздух буквально начал рваться на части. Тело почувствовало небольшую вибрацию. И это очень хорошо.

Я уже представил, что было в эпицентре этой ударной волны, которая была прямо над духами. Тряска и хлопок сравним с мощным взрывом крупнокалиберной бомбы.

Ох уж этот пролёт на сверхзвуке! Рёв двигателей истребителей в эти секунды был «самой лучшей музыкой». Будто симфонический оркестр заиграл кульминационную мелодию.

Когда раскат грома закончился, я выглянул из укрытия. Эффект от такого манёвра потрясающий. Душманы лежали в песке, не решаясь поднять головы. Самые невезучие кричали от боли в ушах. Стёкла машин были разбиты, а в воздухе ещё стояла светлая пелена пылевой дымки.

Но и это был не конец. Я посмотрел на землю вокруг себя. Мелкие камни задрожали, а за спиной нарастал свист и гул. Развернувшись, я увидел над собой огромный силуэт, отбрасывающего на меня тень вертолёта.

До боли родные и знакомые всем Ми-24 парой зашли на цель и начали обрабатывать НАРами по целям на равнинной местности. Несколько машин тут же охватило пламя, и они начали взрываться. Огонь настигал и душманов, не успевших выскочить из пикапов.

Рвался боекомплект, крики тонули в приятном сердцу свисте винтов вертолётов. В очередной раз понимаю, что в нашей стране своих не бросают.

Как только площадка была зачищена, появились два Ми-8. Собрав в кулак все оставшиеся силы, мы с Рахметовым начали спускаться вниз, пока нас прикрывали прилетевшие для эвакуации разведчики.

Я помог Рахметову. У ефрейтора были невыносимые боли в ногах и спине, так что он не смог самостоятельно добраться до вертолёта. Пока мы шли к Ми-8, отбрасывающему мощный воздушный поток, с высоты спустились санинструктор с одним из бойцов. Они тащили брезентовые носилки, на которых лежал Пётр Казаков.

— Петро, держаться! Скоро будем дома.

Мой оператор даже в такой момент пытался улыбаться. Однако Петруха был совсем бледный, хоть и продолжал что-то пытаться сказать.

Подойдя ближе к Ми-8, из грузовой кабины выскочил незнакомый мне человек. Одет в форму «эксперименталку», которая выглядела слишком чистой для того, кто должен работать в поле. Он вместе со мной помог забраться Рахметову, а затем и занести носилки с Петрухой.

Я одобрительно похлопал его по плечу и собрался залезать следом, но он меня остановил и отвёл чуть в сторону.

— Вы Александр Клюковкин? — спросил он, крича мне в ухо.

— Да, — ответил я, перекрикивая шум винтов.

— Капитан Холодов, особый отдел 40й армии. Мне предписано доставить вас и вашего подчинённого в Лашкаргах. Указание заинтересованных лиц…

— Это ж кто так себя называет? — спросил я, хотя вариантов не особо много.

Либо особый отдел армии решил сразу «поработать» со мной, либо два моих куратора начали работать, и я им нужен очень срочно.

— Подробностей не знаю, но вам лучше не сопротивляться, — перекрикивал Холодов шум.

Никто и не собирался пытаться бежать. Странно, что капитан Холодов даже не поинтересовался, где Петруха.

Начинает что-то интересное разворачиваться. То в Кандагар нужно меня доставить, то в Лашкаргах. Определились бы уже, где именно будут допрашивать.

Бросив взгляд на блистер со стороны командира вертолёта, моментально узнал этого круглолицего паренька. Не думал, что когда-нибудь этому товарищу удастся ещё раз сесть в левую или правую «чашку» Ми-8.

Представителю особого отдела может быть предписано что угодно. Но у нас много раненных, которым нужна серьёзная помощь. Значит, лететь необходимо в Кандагар, где госпиталь крупнее. Либо и вовсе сразу в Союз.

Придётся решить вопрос по-другому.

Я залез в грузовую кабину и тут же свернул к экипажу. В этот момент почувствовал, как чья-то рука легла мне на плечо.

Сквозь шум были слышны слова Холодова, чтобы я сел на место. Ощущение, что я какой-то заключённый. Я аккуратно убрал его ладонь с плеча и прошёл в проход кабины экипажа.

— Саня! Как живой, бродяга! — воскликнул Леонид Чкалов, хватая мою ладонь двумя руками.

Мой однополчанин по 171му полку. Во время первой командировки в Баграме его сбили над Чарикарской зелёнкой. Он сильно обгорел, но это ему не помешало вернуться к лётной работе.

— Лео, братишка! Рад видеть.

— Сань, ну ты и чумазик! Зато не одной дырки, — похлопал меня по груди Леонид.