Ральф Питерс - Красная Армия
Малинский медленно повернул к нему голову. Чибисов подумал, что они оба были пленниками этой привычки размышлять в темноте. Он подошел к ярко совещенной карте.
— А, это вы, Павел Павлович, — сказал Малинский таким тоном, словно встретил знакомого на улице.
— Товарищ командующий фронтом, — Чибисов начал уходить в привычную броню формализма. — Для вас сводка от управления разведки Ставки Верховного Главнокомандования.
Малинский посмотрел на него. Из ярко освещенной зоны у карты лицо старика казалось серым, почти безжизненным. Не было недостатка в привычном ощущении интеллекта и достоинства. Но Малинский казался сильно постаревшим. Его кожа, глаза, просто здоровье, сильно ухудшились за последние несколько дней.
Чибисов ощутил прилив эмоций, которые он не мог выразить. Ему хотелось сделать еще больше для этого человека, облегчить то бремя, что так сильно давило на него. Но он не мог придумать приемлемого способа, как это сказать или сделать. Его всегда ужасала перспектива проявить любые эмоции. Всю свою одинокую жизнь он сдерживал самые тривиальные проявления человеческих слабостей.
— Товарищ командующий фронтом, разведывательное управление генерального штаба оповестило главное командование войск западного направления о том, что американские и британские военные запросили разрешения на использование ядерного оружия. По-видимому, этот запрос вызвал множество потрясений в НАТО касательно самого запроса, а также сроках применения ядерного оружия, если он будет ободрен. Как сообщается, руководство ФРГ болезненно реагирует на запрос. Возможно, пропагандистские передачи о Люнебурге возымели некоторый эффект, но в любом случае, никому не хочется, чтобы его родина превратилась в арену ядерной войны.
Чибисов ожидал, что упоминание о ядерном оружии вызовет у Малинского прилив сил, оживит его. Но старик только немного поднял брови, словно отхлебнув безвкусного чая.
— Нет признаков того, что использование ядерного оружия будет одобрено на этот раз, — продолжил Чибисов. — Дудоров убежден, что немцы сорвут принятие решения. Но мы должны принять меры…
— Садитесь, Павел Павлович, — сказал Малинский, перебивая его. — Присядьте на минуту.
Чибисов на мгновение застыл, будучи непривычным к тому, что его прерывают, даже Малинский. Затем послушно сел. Сигаретный дым витал в свете лампы, словно обозначая на карте дым от боев. Чибисов старался контролировать дыхание, подавляя недостаток, который мог сейчас ослабить его.
— Взгляните на карту, — сказал Малинский. — Просто посмотрите на это все. Допустим, им дадут добро на использование ядерного оружия. Что они будут с ним делать, Павел Павлович? Куда они смогут нанести удар, чтобы не нанести ущерба себе самим?
— Товарищ командующий фронтом, они все еще могут нанести удар по нашему тылу. В Германской Демократической Республике и Польше. Наши оценки показывают, что недопустимо большое количество ударных самолетов НАТО все еще остается в строю.
Малинский щелкнул пальцами, отвергая эту идею.
— Наиболее эффективным решением будет придерживаться плана. Продвигаться все глубже в их тыл. И переносить все, что возможно на территорию Западной Германии. — Малинский посмотрел на Чибисова, сужая глаза, пока они не стали почти азиатскими. — И заложники. Мне нужны заложники, Павел Павлович.
На мгновение, Чибисову показалось, что он не может уследить за ходом мыслей старика. Идея захвата заложников была чужда его характеру. Для Чибисова, понятие «заложники» означало перепуганных неграмотных дикарей из вшивых кишлаков где-нибудь в Афганских долинах.
— Мы должны немного изменить нашу тактику, — продолжил Малинский. — Вы сообщали мне о возникших проблемах с транспортировкой пленных. Но вы должны гордиться, Павел Павлович, поскольку решили эту проблему со своей обычной эффективностью. — Старик слегка улыбнулся. — Но какая нам польза от пленных? Мы должны где-то их размещать, кормить, перевозить, наконец, охранять. У нас на это нет времени. Гораздо эффективнее брать их в заложники.
Малинский указал на карту испачканным никотином пальцем.
— Там, в Ганновере. И во всем районе, который продолжает удерживать немецкие силы. Это… это заложники на случай ядерного удара. Пусть попробуют бросать на нас свои ядерные бомбы. Нет, Павел Павлович, мы должны гарантировать, что наши командиры не станут затягивать кольцо вокруг критически важных объектов слишком сильно. Мы должны обходить и окружать силы противника в тех местах, которые станут первоочередными целями для ядерных ударов. Мы не должны брать их города. В них должны остаться войска НАТО, вот что я хочу. И пусть тогда побряцают своими ядерными игрушками.
Чибисов никогда не слышал такого тона в голосе Малинского. Даже в Афганистане, где в ходе операций постоянно требовалась некоторая доля жестокости, невыносимая для наилучших из людей, Малинский казался выше остальных солдат и офицеров — он был настоящим военным, но в нем не было ни жажды убийства, ни банальной черствости. Чибисов считал Малинского, в сущности, весьма сердечным человеком, который любил свою службу и своих солдат, который обожал своих жену и сына. Для него Малинский олицетворял добро России, глубоко скрытое в жестком русском характере. Теперь, слыша от него столь бесстрастные рассуждения о том, что любая попытка ядерного удара НАТО приведет к методичному уничтожению немецких городов и военных сил, переставших представлять угрозу, Чибисов снова ощутил, насколько он отличался от всех них. Он понял, что действительно недооценивал, что означало быть русским по крови.
— Естественно, я не хочу обмена ядерными ударами, если этого можно избежать, — продолжил Малинский. — У нас уже и так достаточно крови на руках. Но очевидно, что если враг решиться на такое, он должен быть упрежден. Мы не можем позволить им ударить первыми. Это не вопрос политической конъюнктуры и борьбы за международное влияние. Нам нужно начать подготовку на адекватном уровне. Разбудите наших товарищей из КГБ и пригласите ко мне. Начнем приводить соответствующие механизмы в движение. Скажу вам по секрету, Павел Павлович, я ожидаю получения права распоряжаться нашими ядерными арсеналами, как только станет ясно, что НАТО готовиться к применению ядерного оружия на поле боя.
Малинский поднял плечи, привычно выпрямляясь в кресте.
— Между тем, нужно переориентировать средства технической разведки на поиск целей для ядерных ударов. Я не хочу атмосферы слухов и паники. Примите самые строгие меры безопасности. Но начинайте разворачивать резерв ракетных средств фронта. Сообщите товарищу Волтову, что он может располагать их по своему усмотрению, но убедитесь, что помимо чисто военных вопросов, он понимает и значение политико-психологических аспектов. Посмотрим, что предпримет наш начальник ракетных войск и артиллерии.
— Товарищ командующий фронтом, я опасаюсь, что наши приготовления могут быть обнаружены и…
Малинский улыбнулся. В его голосе возвращался тот обычный, более располагающий тон, который Чибисов привык слышать в их беседах.
— Лично я не верю, что война перейдет в ядерную фазу. Уже слишком поздно. Они слишком долго ждали. Им следовало нанести ядерный удар сразу же, чтобы остановить нас. Но они оказались в дураках. И мы должны сказать им за это спасибо.
Малинский откинулся на спинку стула. Он отвернулся от Чибисова, снова пристально взглянув на карту
— Вы знаете, я подозреваю, что всегда недооценивал преимущества советской системы. Я был занят бесконечными проблемами, недостатками. Конечно, легко отвергать систему, видя ее очевидную неэффективность, учитывая, что она было единственным, чего никогда не было в дефиците. — Малинский рассмеялся. Это был особый, сердечный смех, который мог звучать только тогда, когда он смеялся над самим собой, над собственной глупостью, над тем, о чем мало знали другие люди.
— Да, неэффективность была единственным, что всегда было в достатке в нашей стране советов. Но, в конечном счете, это очень поверхностный взгляд. Мы стали слишком циничны, стали видеть у себя только недостатки, в то время как наш противник был мастером по созданию поверхностной видимости успеха. Мы даже подвергли сомнению ядро нашей системы — план. Но система, в конце концов, оказалась права. План по-прежнему работает.
Командующий фронтом сместился в кресле, пододвигаясь ближе к Чибисову.
— Подумайте, насколько по-разному мы и наш противник прошли тот долгий путь, который был подготовкой к этой войне. Подготовка шла почти половину века, хотя неизбежность войны стала очевидна только в ретроспективе. И кто бы что не говорил, мы проводили верную политику. Мы встраивали военное планирование планы в рамки политического курса, возмущаясь необходимостью такого компромисса. Но наши противники из НАТО попытались встроить политические соображения в структуру военного планирования. Красота нашей системы состоит в том, что она сдерживает военных, часто доставляя нам трудности, но не вмешивается во внутренние аспекты военного планирования. Мы, военные, наслаждаемся существенной свободой. Наши же противники позволили политическим соображениям определять не только вопрос о применении силы, но и практические аспекты применения силы. Например, их доктрина «обороны на границе», оказалась катастрофически провальной, однако, она успокаивала немцев в мирное время. Но когда пришло время, они даже не смогли ее эффективно осуществить. Они избегали споров и трудностей в мирное время, а расплатой стала потеря способности воевать. Посмотрите на карту, на их очевидные потери. Вся их великолепная техника. И их тщательно подготовленные солдаты. Думая о политической целесообразности, они потерпели неудачу, когда пришел час испытаний. Наш противник забыл, зачем нужна армия. И нам очень повезло. Я всегда завидовал их великолепному оборудованию, и, признаться даже, их солдатам. Павел Павлович, всякий раз, когда я просматривал данные об их составе военного времени, определяя соотношение сил, я всегда говорил себе, что если бы я командовал войсками НАТО, у стран Варшавского договора не было бы ни шанса. И кто знает? Даже сейчас ход сражения может измениться в любой момент. Но я не думаю, что это случиться. Возможно, я сейчас недооцениваю ядерное пугало. Но я не верю, что западные немцы согласятся на ядерные удары по своей территории. Я считаю, что мы уже победили. На данный момент вопрос состоит в том, сколько мы выиграли и как долго это продлиться. Но мы победили. Или, возможно, будет честнее сказать, наши враги победили себя сами.
