Ральф Питерс - Красная Армия
— Мы ожидаем некоторых боев за дороги через Тевтобургский лес. Фактически, он — их последняя линия обороны.
Малинский отмахнулся.
— Это уже чисто тактические вопросы. Противник разбит. У них осталось слишком мало сил, чтобы сдержать нас. Наши командиры не должны быть нерешительны.
Чибисов снова подумал о сыне Малинского. Гвардии полковник Малинский. Его сын имел репутацию старательного офицера, но был еще более одинок, чем его отец. Совершенно замкнутый, совершенно не такой, как большинство русских офицеров. Чибисов знал, что он был довольно талантливым музыкантом. И что у него была жена, очень эксцентричная и чрезмерно увлеченная всем западным. Чибисов знал, что старик любил сына больше всего на свете. Ходили бесконечные истории про то, что Малинский настолько усердно подчеркивал, что не допустит для своего сына поблажек, что все думали, что он на самом деле намекает, что его сыну должно даваться очень много поблажек. Чибисов подозревал, что был единственным офицером в армии, который не сомневался в искренности Малинского. Малинский просто не умел вкладывать в слова другого смысла. Но высокопоставленный офицер, который не тащил своего сына-офицера наверх, в советской системе был нонсенсом. Малинский, который во многих отношениях был гением, в других был наивен, как ребенок. Он, казалось, был просто неспособен понимать неискренности других людей.
Теперь его сын имел возможность быть сам за себя. Возможно, выступить против американцев с их великолепным оружием. Чибисов мысленно пожелал ему удачи через темные просторы. Ради отца.
— Приказать принести вам чая, товарищ командующий фронтом? — Спросил Чибисов.
Малинский кивнул. Но движение говорило, что ему было все равно. Старик снова погрузился в карту, ища выгодные позиции и строя в уме различные сценарии возможного столкновения с американцами. Он окончательно вернулся из глубин усталости, ободренный новым вызовом, новым противником.
Вдруг Малинский с улыбкой отвернулся от карты. Затем встал с мальчишеским энтузиазмом.
— Мы побьем их, Павел Павлович. Они ждали слишком долго. Я не верю, что они смогут успеть изменить ситуацию.
Лицо Малинского приобрело решительное выражение. Чибисов ощутил, что смотрит на воплощение долгой истории русской военной традиции.
— Черт с ними, с Американцами. Пусть приходят. Мы можем победить и американцев.
Малинский удивил своего начальника штаба, положив ему руку на плечо. Чибисов рефлекторно попытался сбросить ее, но потом подавил рефлекс и заставил себя терпеть. Ему казалось, что его броня была пробита, как будто даже это дружеское прикосновение могло фатально ослабить его слабый контроль над своими легкими. Над своей судьбой.
— Понимаете, мы должны были вступить в бой. — Малинский говорил страстно, в его голосе звучал чисто русский фатализм. — Понимаете, Павел Павлович? Дело не в политической ситуации. Мы прошли через многие кризисы и похуже. Но сейчас мы должны были вступить в бой. Это был наш последним шанс. Они разбили нас без единого выстрела. Они навязали нам десятилетия гонки в военных технологиях, в экономике, и это оказалось способно уничтожить нас без всякой войны. И мы не смогли конкурировать. Мы проиграли, и это было настолько очевидно, что понятно даже полному дураку. Они смеялись над нами, Павел Павлович. Но теперь им не до смеха. Осталось только одно поле, где мы все еще можем победить их. Посмотрите на эту карту. Если американцы придут, мы разобьем их. У нас нет иного выбора.
* * *Генерал-майор Борщак, специальный представитель КГБ при военном совете фронта, трудился над своим ежедневным отчетом. Составление официальных отчетов было целым искусством, и Борщак гордился мастерством, достигнутым в этом вопросе. Писать нужно было таким образом, чтобы указать неоспоримые факты, которые начальство сможет использовать в дальнейшем, но так, чтобы они не выглядели как прямые обвинения и могли бы получить вполне невинную интерпретацию. Чтобы если тот, о ком вы сообщали, получил бы доступ к отчету, не смог получить неожиданной власти над вами. Борщак намеревался отразить свои серьезные сомнения в Малинском и его клике, но сделать это без необдуманной прямоты, которая в один прекрасный день могла стать для него помехой.
Ему не нравился Малинский. Вообще, он обнаружил, что армейские генералы слишком возгордились, слишком уверились в своей незаменимости. Конечно, армия будет играть свою роль. Но основным гарантом советской власти были и останутся органы госбезопасности. Военные были слишком недалекими, жадными и наивными. По большей части, ими можно было управлять. Но Малинский был непрост.
Для Борщака был бы намного более предпочтителен командующий фронтом, у которого было бы несколько очевидных пороков. Наиболее желательна для высокопоставленного армейского офицера, с точки зрения Борщака, была бы тяга к алкоголю или женщинам, или даже здоровая тяга к расхищению военного имущества. Такие офицеры всегда оставляли за собой шлейф прегрешений, которые можно было бы использовать в случае надобности. Такой человек как, например, Старухин, никогда бы надолго не стал для него источником беспокойства. Он всегда мог сказать в приступе пьяной воинственности что-то, что могло оказаться для него фатальным. Но Малинский был слишком чист. Конечно, всегда можно было состряпать дело, да хоть из его родословной. Однако, такой устаревший подход был Борщаку не по вкусу. Из профессиональной гордости. Он предпочитал, чтобы компромат был немедленным и мощным, и представлял собой однозначное пятно, за которое можно надежно схватить.
Он представил, что Малинский предстал перед трибуналом или специальным комитетом. Прежде всего, Малинский проявлял тенденцию к снижению роли военного совета. Он, несомненно, намеренно игнорировал консультации с представителями госбезопасности при любом удобном случае. Он умышленно проявлял независимость. Действительно, Малинский обладал несколькими однозначно несоциалистическими чертами. Он даже, похоже, укреплял маленький культ своей личности среди персонала штаба и своих подчиненных. Моральный уровень, проявляемый на фронте, также оставлял желать лучшего. Доклады о преступлениях по статье 27 «несанкционированный уход с поля боя», а также по статьям 25, 30 и 31 поступали в количестве, достаточном, чтобы подорвать облик любого человека как ответственного коммуниста. Отказ идти в бой, грабеж и насилие в отношении местного населения были тягчайшими военными преступлениями. Было очевидно, что Малинский не уделил должного внимания политической подготовке и повышению дисциплины в войсках, находящихся под его командованием.
Проблема состояла в том, что войска Малинского действовали слишком хорошо. До сего момента их успехи превзошли все ожидания Борщака. Немного более медленное продвижение, затруднения в боях, несколько локальных неудач были бы Борщаку по душе. Конечно, он хотел, чтобы советская армия победила. Но нельзя допустить, чтобы победа оказалась слишком славной. КГБ выучило уроки, преподнесенные падением Берии десятилетия назад. На сей раз не будет ни Жукова, ни других «делателей королей». Афганистан преподнес Борщаку еще несколько уроков. Неудача способна поставить военных на место.
Если бы НАТО прибегло к ядерному оружию… тогда можно было бы взять ситуацию в свои руки. Армия умылась бы кровью, а Малинский и ему подобные были бы быстро поставлены под жесткий контроль. Но Малинский настаивал на предоставлении ему разрешения на превентивный ядерный удар по собственному усмотрению. Борщак всеми силами боролся с этим по каналам КГБ. Как всегда, военные оказались слишком недальновидными. Они никогда не могли понять, что за войной последует мир. С ядерным оружием нужно было быть предельно аккуратным. Стояла задача — победить НАТО. Но нужно было сохранить баланс между партией, армией и госбезопасностью.
Если бы Малинский допустил ошибку, если бы провалилась значительная операция… несмотря даже на окончательную победу, ему могли быть предъявлены обвинения в принятии неоправданных решений, неспособности использовать весь доступный ему, как командующему фронтом аппарат управления надлежащим образом. Он мог бы быть представлен как единоличник, склонный к волюнтаризму, склонный игнорировать условия достижения успеха, постулированные советской военной наукой. В конце концов, собственные игрушки военных можно было обратить против них самих.
Альтернативой было разрабатывать его сына. Малинский — младший не был такой сильной фигурой, как его отец. Он был до смешного помешан на своей жене. А женами всегда можно управлять. Тем не менее, такой подход был слишком большой византийщиной. А Малинский — старший мог просто оборвать связи и пожертвовать сыном. Никогда нельзя было знать наперед. Борщак предпочел бы прямые свидетельства коррумпированности или нелояльности Малинского, неважно, насколько слабые. В конце концов, ему не нужно было уничтожать этого человека, а просто стреножить его, уменьшить его влияние до такого размера, когда бы он не смог представлять собой никакой угрозы.
