Помещик (СИ) - Шерр Михаил

А дети в деревне какие-то тихие, не бегают и не кричат — словно чувствуют, что играть здесь не во что.

«Господи, — подумал я, разглядывая лица, — да здесь вообще нет молодых людей!»

Хотя молодые, конечно, были. Но все выглядят старше своих лет, лица морщинистые, какие-то согнуты спины и руки в трещинах и мозолях.

Потрясенный увиденным я подумал, что случилось? Неурожай, барщина заела или хозяин-помещик обобрал. А может, молодые ушли — и деревня осталась доживать.

Но чувствуется — здесь когда-то пели. Здесь когда-то любили. Здесь когда-то верили в завтра.

А теперь только ветер гуляет по пустым дворам, да старые бревна тихо стонут, вспоминая тепло ушедших печей.

«Вот тебе и великая духовная сила русского крестьянства», — с горечью подумал я, вспомнив рассуждения славянофилов о народе-богоносце. «Какая тут духовная сила? Эти люди просто выживают. Тяжёлым физическим трудом от зари до зари».

Никакой одухотворённости, никакой особой мудрости. Просто усталые, измученные жизнью люди, которые живут в нищете и не видят никаких перспектив.

— Степан, — позвал я, — а где дом твоей матери?

Я знал, что отца Степана давно уже не было, а вот матушка живет и здравствует.

— А вон там, барин, — он показал на одну из изб, которая стояла в стороне в начале небольшого проулочка. — Степанида моя мать.

— Остановимся. Неправильно будет проехать мимо дома, где живёт мать моего верного слуги.

Степан просиял.

— Спасибо, барин! Мать-то обрадуется.

Мы остановились возле усадьбы Степаниды. Её изба резко выделялась от соседних своей добротностью и была намного больше. Сразу было видно что за срубом следят, все бревна были качественные, в глаза бросились помененное и тщательное проконопачевание мхом и свежей паклей.

Высокая двускатная крыша была крыта железом, её конек был украшать резьбой. Окна были большие, с резными наличниками и полностью стеклянные, в отличии от других домов деревни, где сплошь были слюдяные вставки.

На просторном, с резными столбами крыльце стояла пожилая женщина — крепкая, прямая, с острыми глазами и седыми волосами, убранными под платок. Это была Степанида, мать Степана. Мне с трудом верилось, что её шестьдесят, контраст с другими деревенскими бабами был потрясающий.

— Степанушка! — воскликнула она, увидев сына. — Приехал, родименький!

Степан соскочил с козел и бросился к матери.

— Здравствуй, матушка. А вот и барин наш молодой приехал.

Степанида поклонилась мне в пояс.

— Милости просим, батюшка Александр Георгиевич. Дом наш — ваш дом.

— Спасибо, Степанида. Можно войти?

— Да как же не можно! Проходите, проходите.

Мы — я, Степан и Вильям, вошли в просторные сени в которых было много утвари: различных прялок, веретен, большое разнообразие корзин и глиняной посуды. В открытых дверях кладовой стоял рослый юноша, поклонившийся мне в пояс.

— Это, барин, старший внук Афанасий, — в голосе Степаниды слышалась плохо скрываемая гордость.

За спиной юноши были видны мешки с зерном, мукой и большие запасы солений.

«Надо же, — подумал я. — Август месяц, а у семьи Степана кладовая уже ломится от запасов».

Из сеней мы попали в просторную горницу, парадную комнату с большой расписанной узорами русской печью с лежанкой. Это была чистая половина избы.

В «красном» углу стояли иконы в богатых окладах, украшенные вышитыми рушниками. Перед ними теплилась лампада. А вот Библии или еще каких-нибудь духовных книг я не увидел.

Вдоль стен были лавки, перед ними массивный дубовый стол, большой шкаф-поставец для посуды и два больших сундука с железными оковками.

Шкаф заполнен различной посудой, медной и оловянной, среди которой есть даже фаянсовая.

На столе и на лавках домотканые скатерти, на стенах рушники — вышитые полотенца, на полу домотканные дорожки.

В избе три горенки, меньших по размерам жилых комнат. В них резные деревянные кровати с перинами и горой подушек.

Степанида сразу же стала косо поглядывать на Вильяма и не выдержав, спросила:

— Барин, а это кто такой?

— Это мой новый слуга, — объяснил я. — Англичанин. Зовут Вильям.

— Ишь ты, англичанин, — недоверчиво протянула она. — А говорить-то по-нашему умеет?

— Пока плохо. Но научится.

Вильям между тем совсем не интересовался избой. Он то и дело поглядывал в сторону двора, где слышались звуки от скотины.

— Можно я посмотрю на животных? — спросил он меня по-английски.

— Степанида, — обратился я к хозяйке, — мой слуга хотел бы посмотреть на вашу скотину. Он специалист по животноводству.

Степанида сразу же насторожилась.

— А не колдун ли он какой? А то бормочет что-то на своём языке…

— Никакой он не колдун. Это хороший человек, разбирается в скоте лучше многих. Пусть посмотрит.

— Ну, коли барин велит… Только чтоб без фокусов всяких, — неохотно кивнула хозяйка.

Вильям отправился во двор, а я остался в избе разговаривать со Степанидой. Вскоре пришел Иван, старший брат Степана, который вёл хозяйство, за ним Василий, средний брат — местный кузнец. Крепкие мужики, но усталые и состарившиеся не по годам.

Мы беседовали о делах в деревне, о урожае, о том, как живётся крестьянам. Картина вырисовывалась не радостная — земли мало, урожаи скудные, подати большие. Многие просто выживают, но мне почти сразу же стала понятны причины такого благосостояния семьи Степана.

Их было две. Главной были «золотые» руки Василия. Степан недаром несколько раз хвалил брата, говоря, что он наверное лучший кузнец в уезде.

Второй причиной был отказ братьев делит хозяйство после смерти «большака»: деда, а затем отца. В итоге сохранилось большое и успешное хозяйство.

Через полчаса вернулся Вильям. Лицо у него было довольное.

— Ну как? — спросил я его по-английски.

— Неплохо. Лучше, чем я ожидал. Свиньи породистые, за двумя лошадями хорошо ухаживают, коров три, но они сейчас на выгоне. Куры — отличные несушки. Конечно, это не промышленное животноводство, но для деревенского хозяйства вполне разумно.

— А что можно улучшить?

— Много чего. Но для начала нужно посмотреть на ваше имение.

Личный осмотр хозяйства семьи Степана я решил отложить и попрощались со Степанидой и её сыновьями, поехал дальше. До усадьбы было ещё не меньше версты.

— Барин, — сказал Степан, — вон уже и наш дом виден.

Я выглянул из кареты и увидел то, что заставило меня ахнуть.

Усадьба располагалась на высоком холме, окружённом сосновым бором. Огромные, вековые сосны стояли стеной, их стволы уходили высоко в небо, а кроны шумели на ветру. Воздух был напоён запахом хвои и смолы — чистым, свежим, почти лечебным.

Земля под соснами была покрыта толстым слоем опавшей хвои, мягкой и пружинистой. Песчаная почва, сосновый бор, холм — место действительно было красивое, почти сказочное.

Внизу, у подножия холма, текла река, делая плавный изгиб. С холма открывался великолепный вид на долину, на заливные луга, на дальние леса.

— Красиво, — признал Вильям, любуясь пейзажем.

— Да, место отличное.

На противоположном берегу реки паслось большое стадо коров. Я начал считать и сбился — голов двести, а может, и больше. Животные выглядели упитанными, ухоженными.

— А это чьё стадо? — спросил я Степана.

— Соседа нашего, барин. Торопова Ивана Петровича. У него имение за рекой.

— А у нас есть коровы?

— Иван сказал с нетелями с десяток осталось. Почти всё продали ещё при покойном барине, вашем батюшке.

Я вздохнул. Место красивое, а хозяйство похоже развалено.

Карета въехала на территорию усадьбы, и я увидел то, что окончательно испортило мне настроение.

Главный дом стоял в центре усадьбы — большой, двухэтажный, каменный, с колоннами и двумя симметричными крыльями. Когда-то это был настоящий дворянский особняк, достойный богатой семьи.

Но теперь дом был заброшен. Окна заколочены досками, наверное даже крыша кое-где провалилась, штукатурка осыпалась. Сорняки росли прямо у парадного крыльца. Было видно, что здесь давно никто не живёт.