Парагвайский вариант. Часть 1 (СИ) - Воля Олег

— Ты уже несколько раз сказал «советский»? — непонимающе переспросил Карлос.

— Российская империя, какой она является сейчас, дожила только до второго десятилетия двадцатого века. В результате накопившихся проблем там произошла революция, по масштабам сильнее, чем Великая французская. В результате установился государственный строй на принципах социальной справедливости и регулируемой экономики. Его назвали социализмом, а полное название государства — Союз Советских Социалистических Республик.

— Это его ты хочешь создать в Перу?

Солано удивлённо уставился на Лопеса-старшего.

— Откуда такие выводы?

— Гаучо мне кое-что рассказали. И передали листовку, которую вы распространяли там.

Солано медленно кивнул.

— Ну, не в том виде, что в России, но да. Социализм с учётом ошибок и местной специфики.

— А Парагвай?

— А он уже де-факто почти советский, — усмехнулся Солано. — Экономика и внешняя торговля и так управляется государством. Ещё бы уровень жизни простого народа поднять — и Парагвай будет просто прекрасен. Ему не хватает только технологической самостоятельности. И в этом я готов помочь.

Карлос невесело усмехнулся, глядя на совершенно непоколебимую уверенность человека, занявшего тело сына. Он до разговора ещё испытывал иллюзии, что новый Франциско — это просто хлебнувший чужого опыта сын. Но после этой беседы у него испарились такие мысли. От Франциско тут не осталось ничего. Франциско фактически умер. Это было печально, и на Лопеса-старшего накатила тоска. Говорить больше не хотелось.

Увидев изменение настроения собеседника, опытный дипломат тут же подлил вина в бокалы и поднял свой.

— Давай выпьем за процветание Парагвая. Я готов ему помогать всем своим опытом и знаниями.

Карлос тост поддержал, но недоверчиво буркнул:

— Ты не будешь устраивать здесь свою революционную организацию? Не будешь вести агитацию?

— А зачем? — удивился Солано. — Если у меня здесь отец родной всё делает как надо. Я не буду ему мешать. Если, конечно, ты не станешь превращать Парагвай в типичную провинцию Рио-Платы, где кучка латифундистов процветает за счёт трудового народа.

Карлос пожал плечами. Он не знал, что ответить. Внутренняя политика в государстве пока что шла по заведённым Франсией правилам. Но кое-что уже начало меняться. Особенно там, где Карлосу помогали родственники и очень важные для него люди. Могло ли это привести к описанному Солано варианту? Могло.

«Тогда получается, Франциско станет мне врагом?» — поразился Карлос этой неприятной мысли.

А тем временем Солано продолжал:

— А вот Аргентину Росаса я бы пошатал. Там горючего материала много. Только спичку поднеси. Да и для Парагвая полезнее, чтобы у южного соседа было внутренних проблем побольше.

— Поджигатель чёртов, — проворчал Карлос, доливая себе и сыну в бокал. — Я ещё не знаю, чем мне аукнутся твои художества в Перу. Гаучо рассказывали, что моё письмо попало к властям, и их очень дотошно допрашивали насчёт меня и тебя.

— Письмо я забрал, — Солано порылся в вещах и вытащил бамбуковый тубус с бумагами, среди которых нашлось и упомянутое письмо. — Я бы и следователя ликвидировал, но он сбежал, паскуда. Впрочем, не думаю, что у тебя будут проблемы, отец. Если что — отрицай всё. Доказательств никаких нет.

— Когда это в политике нужны были доказательства, — проворчал Карлос, но видно было, что наличие оригинала письма его успокоило. Он решил поменять тему:

— Как ты попал в тело моего сына? Что произошло? И как это произошло, если уж ты не демон Вайн?

На этот раз задумался Солано.

«Если рассказать ему всю правду про сделку с Виракочей, то неизвестно, как это отразится в голове ревностного католика. Так что правды говорить не стоит. Но и врать нельзя. Дядька ушлый».

— Бог имеет возможность с помощью таких, как я, подправлять историю, — начал он. — и, видимо, ему не понравилось то, куда она пошла в том мире, что я покинул. Я не знаю, сгинул ли мой мир, когда я начал менять этот. Или мир, в котором мы с тобой разговариваем, параллелен. Этих знаний у меня нет. Но миссию свою я осознаю как построение справедливого общества сначала здесь, в Южной Америке, а потом и везде в мире. Кажется, это именно то, что угодно богу.

Уточнять, какому богу, Солано не стал. А без этого уточнения его совершенно правдивые слова были одновременно и откровенной ложью. Но Карлос обмана не почувствовал. И его лицо выражало некую смесь изумления и недоверия.

— Ты хочешь сказать, что ты ангел?

Солано аж вином поперхнулся.

— Что за… В общем, нет. Я человек. Совершенно обычный. У меня нет никаких сверхспособностей. И как именно я слился сознанием с Франциско, я понятия не имею.

— Ладно, — потёр подбородок Карлос. — Хорошо. Но почему тебе повинуются индейцы?

Солано улыбнулся. Ответ был готов заранее.

— Я их поразил тем, что буквально спустился с небес на их праздник. Они теперь верят, что я посланник бога. Я их не разубеждаю.

— То есть как? На воздушном шаре?

— Нет. На крыльях. Я могу показать тебе как именно. Заодно и один любопытный учёный посмотрит.

— Что, прямо сейчас?

— Ну а почему нет? Жаль только, что нормального склона возле Росарио нет. Но можно и без него.

* * *

Через час на обширном поле подальше от любопытных глаз, чтобы не вызвать ранее времени взрыв слухов, Солано собрал дельтаплан. Длинный фал подцепили к трапеции хитрым быстроразвязывающимся узлом. Второй конец фала был привязан к седлу лошадки, на которой сидел Супно.

— Давай потихоньку, — скомандовал Солано, взвалив конструкцию себе на плечи.

Фал натянулся, и Солано пошёл, ускоряя шаг по мере того, как Супно разгонял лошадку. Внезапно огромный воздушный змей с подвешенным человеком оторвался от земли. Солано сразу же закричал:

— Быстрее!

Всадник послушно ускорился, и дельтаплан пошёл вверх, всё выше и выше, пока наконец поле не закончилось. Супно остановился, но дельтаплан продолжал парить. С неба упал отвязанный конец фала, а красный полотняный треугольник начал делать развороты в поисках восходящего потока.

В принципе, как и полагал Солано, чистое поле прогревалось намного лучше окружавшего его леса, и от этого образовался стабильный восходящий поток тёплого воздуха — термик.

Несколько десятков кругов в этом потоке — и Солано оказался намного выше той точки, в которой отцепился от буксировки. Решив, что этого достаточно, он спланировал к ожидавшим его отцу, Тшуди и кечуа.

— Вот примерно так это и летает, — сообщил он, отстёгивая подвес.

— Это невероятно! Это гениально! — орал Тшуди, размахивая руками и чуть не подпрыгивая, совершенно позабыв об авторитете солидного натуралиста с докторской степенью.

— Да. Вот теперь я понимаю кечуа, — спокойно произнёс Карлос Лопес, косясь на лежащего ниц амазонского туземца. — Убедительно.

— Об этом надо поведать миру! — продолжал фонтанировать эмоциями швейцарец.

— Нет, — резко оборвал его Солано.

— Как нет? — опешил Тшуди.

— Вы никому ничего не поведаете. Я сделаю это сам тогда, когда сочту это нужным.

— Но как… — на учёного было больно смотреть. Такая смесь разочарования и обиды была на его лице. — Это же неправильно. Это знание должно принадлежать людям!

— Тысячи лет люди без него прекрасно обходились. Подождут ещё год-другой. Ничего от этого не изменится.

— Вы что, отказываетесь от мировой славы?

— Я что, похож на человека, который гоняется за славой?

— Не понимаю…

— Вы всё поймёте в своё время. Я не собираюсь делать из этих полётов тайну. Но покажу я их в нужное время и в нужном месте для достижения определённой цели. Вам ясно?

Тшуди скривился.

— Вы невыносимо расчётливы, молодой человек. Я не могу поверить, что вам… — он замялся, прикидывая возраст собеседника, — нет и двадцати лет. Вы рассуждаете как старик.

Солано повернулся к Карлосу и нарочито плаксивым голосом пожаловался: