Парагвайский вариант. Часть 1 (СИ) - Воля Олег
— Папа, он меня обижает.
Карлос тяжело вздохнул и, взяв под локоток учёного, произнёс:
— Поедемте домой, месье Тшуди. Отметить праздничным застольем такое событие сын нам запретить не в силах.
Швейцарец дал себя увлечь к двуколке, а Солано и кечуа принялись разбирать дельтаплан и грузить его на телегу.
* * *
Вечером, конечно, поговорить о делах с отцом Солано не дали. Карлос не шутил насчёт застолья. Несмотря на отсутствие в доме прислуги, он быстро организовал помощь от соседей, и к приезду Солано на кухне уже что-то шкварчало, крутилось несколько женщин и вкусно пахло едой.
Пока поспевали основные блюда, мужчины угощались холодной нарезкой под лёгкие алкогольные напитки и беседовали о приключениях в джунглях.
— Что ты собираешься делать с этим дикарём? — спросил Лопес-старший у сына.
— Хочу посрамить господина учёного, — усмехнулся он, указывая куриной ножкой в сторону Тшуди. — Он очень много разглагольствовал о неполноценности всех рас, кроме белой. Я думаю, что сумею на одном конкретном примере со случайным туземцем разрушить его утверждения.
— Это не будет доказательством моей неправоты, — хмыкнул учёный. — Имеют значения только большие числа и длительные наблюдения.
Солано рассмеялся.
— То есть вы заранее готовы отрицать любой мой успех. Как это типично для догматиков.
— Вы сначала его добейтесь! — вспыхнул обиженный швейцарец. — Этот чумазый житель болот и говорить-то по-человечески не умеет. Максимум, чему вы его научите, — это выносить навоз за коровой.
— Амиго! Прекратите спорить! — попросил Карлос. — Давайте лучше попросим Франциско блеснуть ещё одной гранью своих талантов и спеть нам что-нибудь.
На удивлённый взгляд Солано Карлос ответил:
— Гаучо мне рассказали, как тобой заслушивались в Куско.
«Не-е-ет. Революционные песни я сейчас тут петь не буду, — подумал Солано. — Не та компания. Надо что-нибудь попроще».
Сняв гитару со стены, Солано настроил её и исполнил бессмертный хит «La Cucaracha»:
Ла кукарача, ла кукарача
Я но пуэде каминар
Порке но тьене, порке ле фальта
Лас дос патитас де андар
У этой песенки за двадцатый век было придумано тысячи куплетов, и бо́льшая часть из них — аполитичные. Так что сейчас Солано без труда извлекал из своей памяти всевозможные смешные микроистории на один и тот же мотив.
Публика за столом с удовольствием подхватила куплет и подпевала каждый раз. Даже из кухни высыпали любопытные женщины и заслонили собой дверной проём.
— Великолепно! — утирая слезу, выступившую от смеха, произнёс Тшуди. — Никогда такой песни не слышал. Это вы сочинили?
— Я же преисполнен талантов, — с серьёзным лицом ответил Солано. — Разумеется, все на свете песни, что вы ещё не слышали, сочинил я. Не сомневайтесь.
Тшуди сначала опешил, а потом понял сарказм и, хмыкнув, отстал с расспросами. Зато на юного Лопеса насели барышни с кухни, прося спеть что-нибудь и для женщин.
«Гулять так гулять», — подумал Солано и выдал бессмертный шлягер середины XX века — «Quién será»(1):
Кто же та, что полюбит меня?
Кто она? Кто она?
Кто же та, что подарит мне свою любовь?
Кто она? Кто она?
Не знаю, удастся ли мне её встретить.
Я не знаю. Я не знаю.
Не знаю, полюблю ли снова.
Я не знаю. Я не знаю.
Глядя на затуманенные глаза кухарок, Солано понял, что зря он это затеял. Слишком сильная песня на неокрепшие от бесконечного потока шлягеров мозги. Карлос Лопес задумчиво затянулся своей трубкой, выпустил облако дыма в потолок и подытожил:
— Жениться тебе пора.
(1) Quien Será (Pablo Beltran Ruiz) https://www.youtube.com/watch?v=MYJ8Z11w2oM
Глава двадцатая
Отец и сын ищут деньги и творят историю, а церковники ищут улики
На следующий день разговор двух Лопесов продолжился во время прогулки на «мулоходе». Дома нормально поговорить мешали дружелюбные соседи. А посреди реки приватность была максимальной. Единственный посторонний, амазонец Верми, взят был для того, чтобы ухаживать за мулами. И для Лопесов он немногим отличался от предмета интерьера.
После вчерашнего банкета отношения между отцом и сыном чуть потеплели. Старший смирился, что прежнего Франциско больше нет, а младший понял, что на него не будут набрасываться с обвинениями и экзорцизмом.
— Насчёт женитьбы я не шутил, — произнёс наконец Карлос, после того как выслушал лекцию об устройстве плавучего дома. — Частью семьи ты сможешь стать, именно принеся нам с Хуаной внука.
Палец Карлоса несколько раз сильно ткнул в грудь Солано.
— Ты, русский старик, должен нам за Франциско. Помни это.
— Хм… Внезапно. — потёр ушиб Лопес-младший. — Надеюсь, вы уже невесту мне не подобрали? А то у меня уже был печальный опыт такого подхода к моей личной жизни.
— Что ты имеешь в виду?
— Моя мать меня фактически насильно женила на дочери одной из своих подруг. Причём весьма некрасивым способом всё это обустроив. Я, конечно, смирился, но не забыл. Жену свою я практически годами не видел. Она — в Москве, я — в Америке. Детей заводить даже не пытался. Матери я тоже отплатил по счетам. Я просто забыл о её существовании, как только вырвался на свободу — сюда, в Латинскую Америку. Так что насилие в личной жизни делает несчастными всех вовлечённых. Предупреждаю.
Карлос поцокал языком на этот рассказ и успокоил:
— Никакого насилия. Сам выбирай. Но будь добр вернуться в Парагвай с женой.
— Вернуться?
— Да. Я не сказал тебе, но для всех — ты уехал на лечение в Европу. Правду знает только Хуана. О твоём визите в Росарио никто не узнает. Гаучо я предупредил. С местными я тоже переговорю. Они будут держать рот на замке.
— Хорошо. Тогда куда мне двигать дальше?
— Как и сказано. В Европу. Через несколько дней состоится очередной Национальный конгресс. На нём будет официально принят Акт о независимости. Будут сформированы дипломатические миссии. Вот в числе одной из них ты и поедешь. Ты куда предпочитаешь — в Британию или Францию?
— Я бы предпочёл США, — подумав, произнёс Солано.
— А почему туда?
— Сначала скажи, ты про модернизацию Парагвая думаешь? Завозить производства и инженеров собираешься?
— Разумеется! — воскликнул Карлос. — Только об этом и думаю! Я рассчитываю в течение года-двух добиться признания Парагвая у европейских держав и взять там кредиты на развитие. Это, конечно, не быстро, но другого пути я не вижу.
— Не стоит влезать в долговую кабалу, если без этого можно обойтись, — покачал головой Солано.
— Но в бюджете очень мало свободных денег, — возразил Карлос. — Нам нечем платить за заводы и людей.
— Если поискать, то найдётся. Я сейчас всё объясню, но начну немножко издалека, — улыбнулся Солано. — Итак. Представь, что у некоего государства в денежном обороте всего миллион монет. Все привыкли и кое-как живут. Товарами обмениваются. Услугами. Что произойдёт, если монет станет меньше? Вполовину, например.
Солано уставился на отца, ожидая ответ. А тот задумался.
— Каждую монету будут ценить больше, и на неё можно будет купить больше, чем раньше. А ещё люди начнут обмениваться товаром напрямую или суррогаты какие-нибудь возникнут.
— Правильно. Но главное, что желающие продать товар или труд будут испытывать трудности, как и те, кому нужен товар или чей-то труд. А теперь представь, что монет, наоборот, не убавилось, а прибавилось. Скажем, на пятьсот тысяч.
— Ну, очевидно, что цены возрастут. Что же ещё?
