Ленька-гимназист (СИ) - Коллингвуд Виктор

Понизив голос, Свиридов рассказал наш план, как вызвать бронепоезд «Дроздовец» из Каменского под ложным предлогом, отправив его прямо на заложенную нами взрывчатку. Николай Валерианович слушал его молча, не перебивая, только пальцы его нервно теребили очки. Когда Свиридов закончил, он долго молчал, глядя в одну точку.

— Да-а, Иван Евграфович… — протянул он наконец. — Дело ты задумал… серьезное. И опасное, как ты правильно сказал. Очень опасное.

— Понятное дело, Николай! Так времена-то какие стоят? Но другого выхода-то нет! Этот бронепоезд, пока на станции стоит — красные в город не войдут, так и будут обстреливать из-за Днепра. А ежели, к примеру, мы его под откос пустим, поможем, значит, нашим… то есть, красным… быстрее победить — так и скорее тихо станет!

Николай Валерьянович тяжело покачал головой.

— Красным… белым… — он устало махнул рукой. — Все они хороши. Одни грабят, другие расстреливают. Порядка ни при тех, ни при других нет. Вон, казаки эти… — лицо его исказилось от неприятного воспоминания, — когда город взяли, так и к нам в дом вломились. Патефон забрали, новый почти, и машинку швейную… Сказали — для нужд армии. Какие уж там нужды… Просто грабеж. И управы на них никакой.

Я видел, что обида на белых в нем сильна. Это давало нам некоторую надежду.

— Вот видите, — подхватил я. — Они же не остановятся. Сегодня патефон, завтра — последнее отберут. А если мы этот бронепоезд… того… то им это будет хороший урок. И, может, они поскорее отсюда уберутся.

— Уберутся одни — придут другие, — вздохнул он. — Война эта, кажется, никогда не кончится. А что ты от меня хочешь, Иван? Я человек маленький, от политики далекий. Чем я могу помочь в таком деле?

— Вы же на телефонной станции работаете, Николай Валерьянович! — сказал я прямо. — Вы знаете все линии, все коммутаторы. Нам нужно… позвонить в штаб белых. От имени кого-то из ихнего начальства. И передать приказ — срочно отправить «Дроздовец» в Екатеринослав. Будто бы там прорыв, и он нужен для обороны. Вы смогли бы… устроить такой звонок? Или хотя бы подсказать, по какой линии это лучше сделать, чтобы не вызвало подозрений?

Отец Лиды замолчал, нервно потирая переносицу. Я видел, как в нем борются страх и желание отомстить за обиду, помочь общему делу.

— Это… это очень опасно, Леонид, — сказал он наконец. — Если узнают… меня же… к стенке поставят. А у меня дети, жена… Нет, я не могу так рисковать семьей.

— Я понимаю, — сочувственно произнёс я. — Но… подумайте. Если все получится, это будет большая помощь. И никто не узнает, кто звонил. Мы все сделаем так, чтобы на вас тень не упала.

— А если не получится? Если они что-то заподозрят? Начнут проверять…

— Не должны, — я постарался говорить как можно увереннее. — Сейчас у них паника, суматоха. Красные наступают. Они любому приказу поверят, если он будет звучать достаточно убедительно. А мы… мы все подготовим. Нужно только… чтобы кто-то знающий соединил с нужным номером. Показал, к какому проводу присоединиться. И больше нам ничего не надо!

Он снова замолчал. Я видел, как тяжело ему дается это решение. Он был человеком мирным, привыкшим к своей тихой, размеренной жизни, и ввязываться в такие опасные игры ему было не по нутру.

И тут Свиридов нарушил молчание.

— Ты меня прости, Николай, — произнёс он, доставая из-за пазухи наган, — но только выбора у тебя нет.

Он кивнул Петру, молча стоявшему в дверях. Тот обернулся и сделал какой-то знак другим подпольщикам.

— Что вы делаете? Боже! — раздался возмущенный голос матери Лиды. Через несколько секунд ее с двумя детьми втолкнули в комнату. Лида в ужасе косилась на Остапенко, наставившего на его мать ствол тяжелого «люгера».

Отец Лиды понял все правильно.

— Хорошо, — сказал он наконец, и голос его был глухим, но твердым. — Я помогу вам. Рассказывай, что и как нужно сделать. Но учтите, гарантировать успех я не могу. Если что-то пойдет не так… я умываю руки. Я ничего не знаю, ничего не видел.

Свиридов кивнул.

— Ты только покажи нам, что и как, а уж мы сами все сделаем. В крайнем случае, скажешь, что был под дулом пистолета. Тем более, так оно и есть!

Мы еще некоторое время обсуждали детали: по какой линии лучше звонить, в какое время, кто будет говорить, что делать, если возникнут подозрения. Как опытный техник, он даже дал нам несколько дельных советов. Чувствовалось, что он, раз приняв решение, уже не колебался, а старался сделать все возможное для успеха нашего рискованного предприятия. Затем он собрался, накинул темную, неприметную одежду, взял небольшой фанерный чемоданчик, где лежали его инструменты. Лицо его было бледным, но решительным.

— Все готовы? — свистящим шепотом спросил он.

— Готовы, — ответил Свиридов. — Веди!

Два подпольщика остались в доме с Еленой Петровной и детьми, а мы со Свиридовым, Петром Остапенко и Николаем Валериановичем двинулись к телефонной станции. Она располагалась в небольшом одноэтажном здании недалеко от Управы, совершенно без охраны. Николай Валерьянович провел нас через задний двор, и мы без труда проникли внутрь, в помещение коммутатора.

Здесь, в полумраке, нарушаемом лишь тусклым светом керосиновой лампы, стоявшей на столе дежурного телефониста, царила особая атмосфера — гул проводов, тиканье часов, запах сургуча и канифоли. Стена была увешана сложным переплетением проводов, разъемов и переключателей. Для меня это был темный лес, но Николай Валерьянович ориентировался здесь как у себя дома.

— Вот, — сказал он, указывая на один из коммутаторов. — Это линия на штаб деникинцев, здесь, в Каменском. А вот эта, — он показал на другой, — идет на Екатеринослав, на узел связи тамошнего гарнизона. Но нам туда напрямую звонить нельзя, сразу подозрение вызовет. Мы сделаем хитрее.

Он быстро и ловко принялся орудовать своими инструментами, что-то переключая, соединяя провода, втыкая штекеры. Я с восхищением наблюдал за его работой. Вот что значит настоящий специалист!

— Готово, — сказал он наконец, вытирая пот со лба. — Я соединил вас напрямую со штабным коммутатором здесь, в Каменском. Но так, чтобы вызов выглядел как входящий из Екатеринослава, от «командующего оборонительным районом».

Свиридов сел за аппарат, откашлялся, покрутил ручку индуктора и взял трубку. На том конце провода приняли сигнал

— Алло! Штаб? — рявкнул он в трубку властным, не терпящим возражений голосом. — Говорит полковник Коновалов, начальник штаба командующего оборонительным районом Екатеринослава! Срочно к аппарату дежурного офицера! Да поживее, у меня нет времени!

На том конце провода, видимо, засуетились. Через минуту Свиридов уже разговаривал с каким-то заспанным поручиком.

— Поручик, благоволите записать распоряжение начальника оборонительного района! — отчеканил Свиридов, стараясь придать голосу максимальную официальность и строгость. — В связи с прорывом красных банд на Синельниковском направлении и угрозой захвата узловой станции, приказываю: бронепоезду «Дроздовец» немедленно, в течение часа, выступить из Каменского и следовать в район Синельниково для поддержки наших частей и отражения атаки противника! Повторяю — немедленно! Промедление смерти подобно! Все ясно? Повторите!

Поручик на том конце провода, судя по всему, был ошарашен таким напором и категоричностью. Он что-то лепетал, пытался задавать вопросы, но Свиридов пресекал все его попытки.

— Никаких вопросов, поручик! Выполнять! И доложить мне по прибытии! Конец связи!

И Свиридов с силой бросил трубку на рычаг. Лицо его, красное как после бани, покрылось испариной.

— Ну, кажись, клюнули, — произнёс он, вытирая пот со лба. — Голос у меня, конечно, не полковника Коновалова, но в такой суматохе, да еще и ночью, они разбираться не будут. Испугаются и выполнят! А теперь — главное, чтобы они не успели перезвонить в Екатеринослав для подтверждения приказа. А они могут. У них есть прямая линия.

— И что делать? — спросил я.

— Прервать связь, конечно! Николай, как это сделать?