Ленька-гимназист (СИ) - Коллингвуд Виктор

Он посмотрел на ржавый, покрытый замерзшей грязью снаряд, потом на меня. В его глазах не было страха, только твердая решимость.

Глава 26

Операция по извлечению взрывчатки из снаряда была назначена на следующую ночь. Днем Свиридов раздобыл железное ведро, несколько пустых консервных банок и моток толстой проволоки. Я же приготовил дрова и растопку. Местом для опасной процедуры выбрали глухой уголок плавней, подальше от случайных глаз.

Отец на мои вечерние отлучки смотрел косо, но из-за того, что был вымотан до предела работами на заводе, сил на мое воспитание у него не было. Мать переживала, но Вера с Яшей занимали все ее время, так что на меня не то чтобы махнули рукой, но и сильно не дергали. История с получением охранной грамоты при белых доказала, что я могу быть самостоятельным и решать проблемы.

Когда на город опустилась густая, тёмная декабрьская ночь, мы приступили. Костер развели небольшой, чтобы не привлекать внимания, но достаточно жаркий. Снаряд Свиридов предварительно осторожно вскрыл, открутив донный взрыватель. Теперь перед нами стояла задача — выплавить из металлической оболочки сам тротил.

Процесс был нервным и опасным. Тротил, или тол, как его еще называют, плавится при относительно невысокой температуре, но работать с ним нужно было предельно осторожно. Малейшая неосторожность — и все могло закончиться трагедией.

Мы установили ведро на импровизированный таган из камней, насыпали на дно немного песка, чтобы избежать прямого контакта металла с огнем и обеспечить равномерный прогрев. Потом Свиридов опустил снаряд в ведро, дожидаясь, когда его содержимое размягчится.

Вскоре над плавнями стал растекаться едкий, неприятный запах плавящегося тротила. Мы сидели у костра, напряженно наблюдая, как желтоватая масса медленно тает, превращаясь в густую, темную жидкость. Когда весь тротил расплавился, мы втроем сняли ведро с огня и, наклоняя снаряд вместе с ведром, стали разливать горячую, жидкую взрывчатку по консервным банкам. Остывая на декабрьском ветру, она снова застывала, превращаясь в плотные, тяжелые шашки.

— Ну вот, Ленька, — сказал Свиридов, вытирая пот со лба, когда последняя банка была заполнена. — Теперь у нас есть чем угостить этих «дроздовцев». Заряда хватит, чтобы не только паровоз, но и пару платформ в воздух поднять.

Радость от успеха, однако, была недолгой. Когда мы начали обсуждать, как именно будем подрывать этот заряд с помощью нашей «адской машинки» из телефонного аппарата и лейденской банки, выяснилась неприятная деталь.

— Понимаешь, Ленька, — сказал Свиридов, почесывая в затылке, — тротил этот… он просто так от искры не взорвется. Это взрывчатка инертная, ей нужен сильный начальный импульс. Ну, то есть, нужен капсюль-детонатор, начиненный чем-то более чувствительным, например, гремучей ртутью. А у нас такого нет!

Я похолодел. Значит, все наши усилия были напрасны? Наша мощная искра не сможет поджечь тротил?

— А… а порох? — спросил я с надеждой. — Если пороховым зарядом сработать, как детонатором?

— Порохом — да! — кивнул Свиридов. — Если его будет достаточно много, и он будет плотно упакован, то от его взрыва может сдетонировать и тротил. Но нужен хороший пороховой заряд, плотно утрамбованный в прочную замкнутую оболочку!

Стали чесать репы, придумывая, что бы такое соорудить. И тут я вспомнил про еще один свой «трофей». Маленькую, плоскую металлическую фляжку, которую я снял с убитого мною сотника-григорьевца. Она так и валялась у меня в тайнике, без дела. Фляжка была прочная, герметично закрывалась. По крайней мере, горилка сотника плескалась там в целости и сохранности! А если набить ее порохом…

— Иван Евграфович, — сказал я, — кажется, я знаю, что нам нужно. У меня есть фляжка. Металлическая, плоская. Если ее набить порохом, получится хороший заряд. А поджечь порох наша искра сможет, мы же проверяли!

Свиридов задумался.

— Фляжка? Железная? То, что надо! Да, это сойдёт за детонатор. Только где взять столько пороха, чтобы набить ее до отказа?

Этот вопрос тоже нашел свое решение. Свиридов принес на следующую ночь целый мешок винтовочных патронов — несколько сотен штук.

— Вот, — сказал он. — Подпольщики помогли. Пули нам ни к чему, а вот порох из гильз — самое то!

И мы принялись за кропотливую работу. Сидя при свете сальной свечи, мы с Костиком, Гнаткой и Свиридовым несколько часов подряд выкручивали пули из патронов и аккуратно высыпали бурый, зернистый порох в мою трофейную фляжку. Работа была нудной, но мы трудились с усердием, понимая важность момента. К утру фляжка была набита доверху. Наш самодельный детонатор был готов.

Теперь оставалось выбрать место для диверсии. Мы долго изучали окрестности Каменского; и, наконец, наш выбор пал на участок железнодорожного пути в нескольких верстах от города, где линия делала крутой поворот, проходя прямо по кромке крутого берега Днепра. Если пустить поезд под откос здесь, он наверняка перевернется, и улетит, возможно, до самых плавней, а то и до воды. Несомненно, ущерб будет чудовищен, и этот бронепоезд выйдет из игры до самого конца войны. А в том, что конец ее близок, мы не сомневались. Морозными зимними ночами до Каменского уже доносился грохот артиллерийской канонады. Красные наступали стремительно; я, привыкший на СВО совсем к другим темпам, мог только позавидовать им.

Следующей ночью мы втроем — я, Свиридов и Пётр Остапенко — отправились на место. С собой несли лопаты, банки с тротилом, наш самодельный детонатор, телефонный аппарат, лейденскую банку и моток провода.

Работа была тяжелой и опасной. Нужно было незаметно подобраться к насыпи, выкопать яму под рельсом, заложить туда заряд и детонатор, а потом так же незаметно протянуть провода к укрытию, откуда можно было бы произвести взрыв. Мы трудились в полной темноте, опасаясь каждого шороха. Луна, к счастью, опять скрылась за тучи

— Не бывает тут разъездов? — спросил Остапенко у Свиридова, упрямо махавшего киркой.

— Да бис его знает! — тяжело дыша, откликнулся он.

— Если что, тикайте в плавни! — посоветовал я.

Вдруг впереди раздался гул и свисток паровоза.

— Бежим! — закричал Свиридов, и мы бросились с косогора, укрываясь за кустарником.

Электрический прожектор разрезал тьму, и мимо нас прогрохотал по рельсам курьерский поезд.

— Тьфу, напугал! — выругался Свиридов, с трудом поднимаясь с припорошенной снегом земли.

Когда заряд был заложен, встал вопрос о маскировке провода. Черный, изолированный провод был хорошо заметен на фоне светлой щебенки насыпи и покрытой инеем сухой травы.

— Закопать его надо, — прошептал Остапенко. — Хотя бы неглубоко!

— Да где ж тут копать, в щебенке-то? — возразил Свиридов. — Да и времени нет. Уж скоро рассвет!

Мы уже начали отчаиваться, как вдруг с неба посыпались первые редкие снежинки. Снег! В конце декабря в этих южных краях снег был редкостью, а сейчас он показался нам настоящим чудом. Сначала это была мелкая пороша, потом снег повалил гуще, крупными, мохнатыми хлопьями. Через час вся земля, включая нашу железнодорожную насыпь и протянутый по ней провод, была укрыта тонким, но плотным белым покрывалом.

— Ну, Ленька, ты точно в рубашке родился! — прошептал Свиридов, глядя на заснеженную землю. — Сама природа тебе помогает! Теперь наш провод никто не заметит.

Мы отошли на безопасное расстояние, в небольшой лесок у подножия насыпи, где и решили устроить наблюдательный пункт и место для подрыва. Подключили провода к телефонному аппарату и лейденской банке. Все было готово. Оставалось только ждать. Ждать, когда по этому пути пойдет бронепоезд. И надеяться, что наш план сработает.

Заряд был заложен, провода замаскированы снегом, наша «адская машинка» стояла наготове в укрытии. Мы ждали. Но бронепоезд «Дроздовец» все не шел. Вместо этого из города стали доноситься все более тревожные слухи, а потом и далекий гул артиллерийской канонады. Красные наступали. Линия фронта стремительно приближалась к Каменскому.