Спасти кавказского пленника (СИ) - "Greko"

Глава 23

Герой невидимого фронта и Лука Мудрищев

Андрей Гай был не армянином, как можно было заключить из его фамилии, а черкесом. Жебермес, сын Эдигов, он мальчиком попал, как аманат, в Астрахань, выучил русский язык. Оказался в шотландской миссии под Пятигорском, стал протестантом. Потом судьба занесла его в Европу, далее — в Стамбул. Языков он знал поболе моего. Ему не составило труда выдавать себя за турецкого купца.

На деле он был не торговцем, а шпионом. Еще одна находка Фонтона. Андрей сразу передал мне привет из Стамбула, чтобы исключить недомолвки. И видя мое нетерпение, отдал мне письмо Тамары!

Я жадно схватил его. Извинился. И сразу развернул, чтобы прочесть.

Письмо от любимой было написано детским старательным почерком на русском с большим количеством ошибок. Я восхитился еще раз невиданному упрямству и целеустремленности моей грузинки. С трудом мог бы представить кого-либо, кто прошел бы такой путь в изучении сложнейшего языка за такое короткое время. И умилился всем её наивным ошибкам. Был уверен, что еще несколько писем и все ошибки исчезнут. При её-то способностях!

Первым делом я поднёс листок бумаги к носу. Так надеялся, что, может быть, он сохранил хотя бы отдалённое дуновение её неповторимого и столь любимого мной запаха. Но, увы! Письмо побывало в таких передрягах, в таких руках и местах, что не могло быть и речи о том, что тончайший и благородный запах Тамары сможет одержать победу над грубыми запахами мужской одежды или лошадиного пота.

Начал читать.

"Любимый муж мой, Коста. Я знаю: ты жив и здоров. Ты должен допить вино. Ты сдержишь слово. Как всегда. Не позволяй себе думать, что может быть иначе. Будь мужчиной, но не дураком. Не смей бояться, но и не лезь под пули без нужды. И главное! Прошу тебя: не красуйся! Веди себя достойно! Как всегда.

Я и Бахадур в порядке. Молимся о твоем здравии.

Теперь о делах.

Барон и его жена собираются в Крым, к Воронцову. Нас зовут с собой. Мы поедем. Я хочу, чтобы ты приехал ко мне. Время познакомить меня с твоей семьёй. Так, как это полагается.

Коста, мы муж и жена. А прожили как супруги — на пальцах можно пересчитать дни. Я так не хочу. Ты на службе. Я знаю это. Но я уверена, что ты сможешь сделать так, чтобы приехать ко мне. Любимый, я устала орошать подушку своими слезами. Я устала не спать по ночам в желании твоих объятий. Будь уверен: я всё выдержу. Но правильно ли всю нашу молодость, всё наше лучшее время тратить только на войну? Вот поэтому я жду тебя.

Целую крепко. Целую все твои шрамы. Люблю. Твоя верная и счастливая жена, Тамара"

Я поднял голову от письма. Гай не смотрел на меня. Отвернулся. Поступил по-мужски. Видел, наверное, то, что я заметил только сейчас. Мои слёзы. Не хотел ставить в неудобное положение. Я вытер глаза.

«Тамара, Тамара! Любимая! Откуда в юной девушке столько мудрости? А ведь она права. Как всегда, права. Что способно остановить всякую войну? Любовь, в первую очередь. Любовь! Что ж, приказ от mon general я получил. Буду исполнять. Нужно попасть в Крым!»

Я бережно сложил письмо и спрятал его поближе к сердцу.

— Вам просили передать приветы ваши друзья из Царьграда. Цикалиоти, просвещенный отец Варфоломей, трудник Фалилей. У них все хорошо. Живы-здоровы и вас поминают в своих молитвах. Также полковник Хан-Гирей отзывался о вас в самых восторженных выражениях. Вас ожидает высокая награда. Скорее всего, вызовут в Петербург. Поедете вместе с Торнау и Карамурзиным. Ваша роль в освобождении кавказского пленника всеми оценивается как подвиг. Боюсь только, вашему положению как двойного агента будет нанесен непоправимый удар. Мне довелось подслушать неприятные для вас разговоры в канцелярии Уркварта.

— Вам удалось так близко подобраться к англичанам?

— Еще как близко! — самодовольно откликнулся Гай.

— И что же они про меня говорили?

— Их насторожила публикация в русской газете, где упоминалось о награждении некоего Варваци. Они, мои бывшие хозяева-англичане, судили-рядили, не их ли прославленному агенту Варвакису русские выдали орден.

Неприятно, но ожидаемо. Я интуитивно чувствовал, что моему шпионству скоро придет конец.

— Пока есть лишь смутные подозрения, — успокоил меня Андрей. — Белл отзывается о вас в положительном ключе. Я смог тайно скопировать его отчеты посольству Британии в Константинополе. Поэтому знаю, о чем говорю.

Крутой мужик. На его фоне мои развлечения в Стамбуле полуторагодичной давности — детская игра в песочнице. Он подтвердил мой вывод рассказом о своей работе двойного агента. Удивительные вещи он творил. Такое не всякому под силу.

Он устроился на работу в английское посольство. Стал чуть ли ни главным агентом, имевшим доступ ко всей переписке. Мало того, что он напоследок, прежде чем сбежать от англичан, выкрал часть документации канцелярии Уркварта, где работал. Мало того, что в Синопе он смог вытащить у спящего курьера письма Белла, скопировать и передать копии консулу в Трабзоне. Так он еще вот какой фортель выкинул. Подделал письмо для горцев, заверил его печатью Уркварта и через Сефер-бея отправил в Черкесию.

— В этом письме было написано, что англичане, пребывающие ныне под Анапой, суть самозванцы и пройдохи!

— Изящная подстава! — восхитился я. В этой провокации чувствовалась рука Фонтона. Меня осенило. — Так вот почему Шамуз так отстранился от англичан!

Гай рассмеялся.

— Немало теперь потребуется англичанам времени и поставок пороха, чтобы вернуть былое расположение вождей.

— Вы не опасаетесь их мести?

— Меня в Турции знали, как грека Андрео. Вряд ли, кто-то решит, что Андрео и турок Андрей Гай — это одно и то же лицо. Следы я замел тщательно. Из Турции добрался до Тифлиса, где, кстати, и встретил вашу милую жену. Потом Ставрополь, Екатеринодар. Там мне вручили двести червонцев на закупку товара. С ним я и прибыл сюда, изображая важного купца.

— Имя я бы подобрал не столь похожее.

— Все так и будут думать, — заверил меня Гай.

— Какая отныне вам поставлена задача?

— Поручено мне войти в сношения с горцами, выведать образ их мыслей и убедить их в тщетности надежд на помощь других держав.

— Непростое поручение.

— Я понимаю. Сумел пока лишь войти в доверие к нескольким знатным семействам. Они колеблются. Опасаются разорения. Но это все решаемо. Подкупить можно любого горца. Имея на своей стороне главных узденей и дворян, можно увлечь и простой народ.

— Я бы не был столь категоричен. Между простонародьем и дворянами давно идет яростная борьба.

— Если бы представилась возможность заманить сюда Сефер-бея, черкесы быстро бы удостоверились в ничтожестве надежды на Турцию.

— Их в этом не нужно убеждать. Они каждый день проклинают султана. Считают, что он их предал.

— И, тем не менее, шлют свои делегации. А потом хвастают подарками, полученными от Дивана. Мне рассказали, как один вождь, вернувшись домой, нагрузил две арбы сундуками. Пустыми! Но всем рассказывал, как его обогатил визит в Константинополь.

— Выманить Сефер-бея из Царьграда, — задумчиво молвил я, — могло бы стать серьёзным успехом. Он — залог всей английской деятельности на Кавказе. Шлет свои письма, уверяя, что скоро прибудет с английским и турецким флотами.

— Вряд ли он поедет. Его полностью устраивает узурпированная им роль вождя всего черкесского народа и его главного представителя у трона султана. Увы, даже его ссылка в Адрианополь, к которой я тоже приложил руку, мало что изменила. Не скажу, чтобы он жил в роскоши. От Дивана ему выплачивают ничтожное содержание. Два рубля в день в переводе на русские деньги. Но англичане его подкармливают. Только лишив этих подачек, его можно сдвинуть с места. Фонтон работает над этим. Ему тем проще будет добиться успеха, если англичане отвернутся от Сефер-бея. Надежда есть! Уркварт отозван из Константинополя как главный виновник скандала из-за «Виксена»! Остался лишь этот долдон посол Понсонби. Он сумел вывернуться. Сохранил и свой пост, и свои мечты раскачать Кавказ.