Спасти кавказского пленника (СИ) - "Greko"
— Белла не отзовут?
— Думаю, нет. Его миссия по политическому объединению горцев не закончена.
— Среди англичан самый опасный — это Паоло Венерели. От него можно ждать чего угодно.
— Есть идеи, как его обезвредить?
— Физическое устранение. Другого мне в голову не приходит.
— Это очень опасно. Вы похороните свою роль двойного агента.
— Я понимаю. Но, как крайний случай, держу в голове.
— Удачи вам, мой друг!
— И вам! Клянусь, почитаю за честь знакомство с вами. Ваша решительность и предприимчивость сделали из вас настоящего героя нашей невидимой борьбы!
— Будете супруге письмо писать? У меня есть связь с Екатеринодаром. Там ныне поручик Вревский, адъютант военного министра, посланный на Кавказ в помощь Хан-Гирею, обитает. Можно через него попробовать.
— Не успеет письмо до Тифлиса доехать, чтобы в руки Тамаре попасть. Она, возможно, уже на пути в Крым. Но благодарю за предложение, соратный товарищ.
Смелый человек, ничего не скажешь. Имея англичан под боком, готов и дальше служить России, несмотря на смертельную опасность. Даже его склонность к похвальбе и некие загибы в оценке положения в Черкесии ничего не меняли. Позиция, достойная уважения. Мы обменялись на прощание крепким рукопожатием.
… Покинув аул хамышевского князя, отправились в горное селение клана Дзжи. Хотел проверить, как решился вопрос с пленными, и воссоединиться с отрядом Цекери.
Бойцы делились новостями, услышанными от мирных горцев. Все обсуждали два набега — проваленный натухайский и успешный шапсугский.
— Народ смеется над Хаджуко Мансуром, — поделился со мной Башибузук. — Говорят, что вождь шапсугов Гуз-Бег привез богатую добычу. А старый абрек — сомнительную славу неудачника.
— Гуз-Бег? Или Казбич? Об этом вожде давно ходят слухи как об удачливом сукином сыне.
— Кто как называет, — подтвердил мою догадку Башибузук.
От мыслей о прославленном абреке перешел к мечтам о встрече с Тамарой. Идея добраться до Крыма на Рождество полностью меня покорила. Конечно, не хотелось бы жечь мосты. Но жена… Сестра… Милые моему сердцу греки… Как я по ним соскучился! Вот был бы номер, если бы удалось вытащить в «Маленькую Грецию» еще и Проскурина! Так и не познакомился с его женой. И Микри. Конечно, Микри и ее муж! Они — обязательно! Всех, всех нужно собрать и отведать знаменитого барашка Марии! И выпить бочку вина! Нет, две бочки! Три!
От мыслей о грядущей гулянке меня оторвал свист пули и тупой удар в седло. Конь жалобно заржал. Похоже, пуля досталась ему. Пробила седельную полку и чепрак. Прошла в нескольких сантиметрах от моего бедра.
— Там! — громко закричал Сенька, показывая рукой на облачко дыма. — Оттуда стреляли.
Я спрыгнул с коня, укрывшись за его корпусом. Несчастное животное мелко дрожало. Нужно его осмотреть. Позже. Сейчас требовалось разобраться со стрелком. Кто? Кто решился? Темиргоевцы? Или люди из клана Дзжи? Последние — вряд ли. Слишком мало времени прошло. Выходит, клан Болотоковых вышел на тропу войны. Больше некому. Ошибся в своих расчетах мой кунак.
Башибузук, не дожидаясь моего приказа, помчался с остальными черкесами в погоню. Вокруг меня гарцевали мои телохранители. Своей сутолокой и беспорядочными перемещениями прикрывали меня от нового выстрела.
— За коня не волнуйтесь, Вашродь, — бесшабашно тряхнул головой Сенька, демонстрируя олимпийское спокойствие в ситуации, когда в любой момент могла прилететь новая пуля. — Лошадь — животное выносливое. Сколько раз видел, как с раной и похлеще не выходили из боя с подраненным конем. Пулю вытащим, а дыру кровяной сгусток закроет. Можете ехать на нем смело до аула.
Он слез со своего коня. Стал ковыряться в ране. Ловко вырезал пулю ножом.
— Неглубоко зашла. Ничего с коником не сделается, — он ласково потрепал по холке моего Боливара, уже не дрожавшего и стоявшего спокойно. — Гляди-ка. Возвращаются наши черкесы. Кого-то сцапали.
Отряд гнал перед собой разоружённого горца. Его физиономию украшал свежий синяк. Он обреченно семенил, шустро перебирая ногами, теснимый конем Башибузука.
— Попался, который кусался! Ты пошто коняшку обидел, убивец⁈ — грозно гаркнул на пленного Сенька.
Горец таращил глаза. Пальцы подрагивали, выдавая испуг.
— Кто тебя нанял? — спросил я грозно.
Несостоявшийся убийца решил поиграть в молчанку.
— Не строй из себя героя! Никто не оценит. Будешь запираться, привяжем к двум коням и порвем, как Бобик грелку. Эээ… как тряпку порвем. На две половины!
Мои черкесы возбужденно загомонили. В их взглядах, бросаемых на меня, смешивалось почтение, любопытство и страх. Полет моей фантазии в деле наказания разных гадов произвел на них неизгладимое впечатление. Как и очередное подтверждение слухам о моей заговоренности.
— Молчишь? Ну-ну. Валите, ребята, его на землю и привязывайте к рукам и ногам длинные и крепкие веревки.
— Это мы — запросто! — откликнулся Сенька.
Он подскочил к пленному и ударом свалил его в придорожную грязь. Другие мои телохранители тут же прижали наемника к земле. Растянули его крестом. Сенька одолжил аркан у одного из черкесов и стал опутывать ноги горе-убийце.
Я подошел поближе.
— Каждую ногу отдельно вяжи, — подсказал Сеньке, корча страшную рожу.
Горец не выдержал.
— Все скажу, отпустите!
— Я слушаю, — спокойно ответил я и наклонился, чтобы лучше услышать признание.
— Это все Лука. Урум Георгий. Он женихается с дочерью старейшины аула Натвхаж. Я тоже там проживаю. Он меня подговорил. Хорошо заплатил. Денег у меня с собой нет, — тут же предупредил оживившихся черкесов. — Закопал.
— Покажешь где. И в аул проводишь. Возьмем виру с вашего общества. Лука там?
— Да, — сдавленно прохрипел наемник. Ребята крепко его придавили.
— Что ж. Вот и повидаемся.
Признаться, неожиданно. Нет, то, что Лука на меня затаил обиду, догадаться несложно. Но заплатить за мою смерть? Это он что-то перемудрил. Как он с Беллом объяснился бы, если меня настигла пуля наемного убийцы? Надеялся скрыть свое участие? Черта лысого у него бы вышло. Здесь, в горах, все про всех знают. Новости разносятся моментально. Я еще не забыл своего удивления, когда до медовеевцев дошла весть про мою «заговоренность» меньше чем за неделю после стычки под стенами Анапы.
«Короче, поступлю так. Захвачу голубчика и отвезу к англичанам. И буду требовать повинную голову. Посмотрим, какое решение примет Белл».
— Едем в аул! — скомандовал я своим людям.
… В селении Натвхаж Луки не оказалось. Или сбежал, или где-то прятался. Его потенциальный тесть принял нас нелюбезно. Понятно, что напрягся из-за штрафа, который мы потребовали. Сошлись после недолгих споров на двадцати коровах. И хорошем угощении в доме несостоявшегося убийцы. Его отец долго извинялся и просил простить засранца. И звал нас к себе на постой.
Блин! Мысль о том, что мою жизнь можно измерить в коровах или быках, меня совсем не веселила. Хорошо, хоть не тридцать восемь попугаев! Но что поделать? Задачу кормить своих людей никто не отменял.
«Тридцать три коровы, стих родился новый, как стакан парного молока», — напевал я в ожидании угощения. Одну корову решили сразу пустить на шашлык, чтобы уж совсем не разорять принимавшего нас хозяина.
Шашлык получился на славу. Еще и мяса осталось на хорошее жаркое, заправленное для сытости кольраби. Картошки горцы не знали. С вином все пошло на ура. Местные угостили нас где-то добытым казацким чихирем. Наверняка, украли за рекой.
«Не надо брэзговать, Коста!» — сказал сам себе и потянулся за новой порцией вина. Нагрузился, в итоге, не слабо.
Покачиваясь, добрался до кунацкой.
Сразу завалиться спать не получилось. Несколько девушек прибирались в гостевом доме, стелили постели, раскладывали подушки. Вопроса, чем занять себя, не возникло. Я тут же достал письмо Тамары. По инерции опять принюхался к нему. А вдруг? Нет. Письмо её запаха не сохранило. Уселся поудобнее. Стал перечитывать. Хотя, кажется, уже знал каждую букву и каждую ошибку наизусть. Глупо улыбался. И в то же время изо всех сил сдерживался, чтобы не пустить слезу нежности и умиления. Глаза продолжали смотреть в письмо, но слов не разбирали. Смотрели сквозь них. Пора было принимать решение. Впрочем, оно уже принято. Как бы меня ни отвлекали все события, с того момента, когда я в первый раз прочитал письмо жены я беспрерывно возвращался к нему, все взвешивал. Принимал решение.