Спасти кавказского пленника (СИ) - "Greko"

— Терзают меня догадки, что «столь прекрасной армией» никто из вождей не умеет управлять, — шепнул мне Паоло. — Но не беда. Мы это исправим.

«Мечтай, мечтай! Я не я буду, если тебя не остановлю!» — кровожадно подумал я.

Стали разъезжаться. Англичан увезли черкесы Мансура. Словно под конвоем, как мне показалось.

«Неужели их запрут на время, чтобы не донесли в Стамбул о провале „великого похода“? Было бы прекрасно! Мне меньше возни».

Меня насторожили взгляды, которые на меня то и дело бросал сопровождавший Белла Лука. В его глазах читался не прежний страх, а нечто иное. Скрытая угроза? Я поспешил к своему отряду, к своим телохранителям.

Отправились обратно в горы. Стоило подумать об ауле, который смог бы принять такую ораву, как наша. По дороге покупали баранов у пастухов, чтобы прибыть не с пустыми руками. Достигли торгового тракта, по которому поддерживалась связь между окрестностями Анапы и левым берегом напротив Екатеринодара. Русские открыли меновые дворы. Торговцы, наплевав на штрафы, сразу стали крутить гешефты. Караваны засновали туда-сюда к вящей радости местных разбойников.

За очередным поворотом лесной дороги открылось неожиданное зрелище. Классика жанра! Купеческий обоз грабили закутанные в башлыки горцы, пряча свои лица. Никто не пытался сопротивляться. Ни купец-черкесогай, ни возницы в рваных бешметах, ни подобие охраны, покорно сдавшей оружие. Выстроились в ряд вдоль колонны из арб-повозок. Каждая арба была запряжена парой волов и имела два огромных деревянных колеса и платформу. Ее хлипкое ограждение выгибали мешки с грузом. Черкесы с энтузиазмом его потрошили, перекрикиваясь между собой. Делились находками. Настолько увлеклись, что не заметили наш немалый отряд.

— Атака! — громко скомандовал я и, не желая повторить ошибку налетчиков, добавил. — Двоим остаться, чтобы присматривать за тылом.

Моя «банда» рванула с места в карьер, сбрасывая на ходу туши баранов, чтобы не мешались. Моментально окружила растерявшихся «лесных братьев». Сопротивления никто не оказывал. Когда на тебя нацелили десяток стволов, трижды подумаешь, прежде чем трепыхаться. Всех сдернули с арб на землю. Освободили от оружия. Перетряхнули карманы, освободив от серебра. Поставили рядком на колени в придорожную пыль.

— Зелим-бей! — окликнул меня один из моих людей, передавая монеты. — Серебро!

— Твое? — спросил я купца.

Армянин трясся и отрицательно мотал головой. Разбойники корчили зверские рожи и ругались сквозь зубы. Теснящие дорогу дубы грустно покачивали ветвями, роняя дождевые капли с золотистой листвы.

— Наш предводитель Донекей тебя на куски порежет! — нагло заявил мне один абрек. — Для него что человеческая жизнь, что кровь ничего не значат!

По моему кивку Степка дал от души разбойнику смачную затрещину. Была бы у горца на голове папаха, непременно полетела бы на землю.

— Мы пропали! — закричал купец. — Донекей! Его имя внушает путникам ужас! Но почему вы напали? Он обещал мне свое покровительство…

— Донекей, говоришь? — переспросил я. — А вы, значит, его люди?

— Да! — гордо ответил очередной любитель затрещин от Степки. — Если отпустишь нас, так и быть: ничего ему не расскажем!

— Ты дурак, да? — хмыкнул я. — Или меня за дурака держишь? Поверить слову грабителя с большой дороги? Или на дубу тебя повесить на потеху воронам?

Абрек захлопнул рот, клацнув челюстью. Вытаращился на меня, словно шайтана увидел. Еле выдавил из себя:

— Так не по правилам!

— И, правда, Зелим-бей, как можно человека вешать? — вмешался Цекери. Черкесы из моего отряда согласно замычали.

— Очень просто! — веселился я. — За шею! А можно вниз головой! Что выбираете, братья-разбойники, романтики с большой дороги?

Братья-разбойники на «романтиков» дюже обиделись. В повешение не поверили. Снова затеяли ругаться. Пришлось выстрелить из револьвера у уха одного из любителей легкой наживы, чтобы привести всех в чувство. Черкес даже не моргнул. Лишь скривился, когда вспыхнувший порох лизнул пламенем ему лицо.

Я стал прохаживаться вдоль ряда пленных, пересыпая из ладони в ладонь монетки. Звон серебра завораживал. Абреки не отрывали глаз от струящегося потока.

— Объясняю четко и один раз! — громко объявил я. — Кто хочет заполучить эти замечательные звонкие монеты и не стать дубовым украшением, проводит нас к лагерю ужасного Донекея. Страстно мечтаю познакомиться со столь предприимчивым мужем. Есть желающие?

Горцы насупились. Кто-то презрительно сплюнул. Предать за серебро вождя и, возможно, родича? Да ни в жисть!

— Что значит «дубовым украшением»? — спросил первый получивший затрещину, опасливо вжимая голову в плечи.

— Ясно же, что не жёлудем, — хмыкнул я. — Полагаю, что в ваших краях никто не знаком с танцем висельника? Мерзкое зрелище, доложу я вам. Крайне вонючее. Повешенный обычно сучит ногами и гадит, будучи еще живым.

— Фу, гадость какая, прости, Господи! — перекрестились мои бодигарды.

— А ну, цыц! — рявкнул я и, внимательно вглядываясь в лица, медленно двинулся вдоль ряда перетрухавших и спавших с лица абреков.

Алчность победила. Один мне подмигнул. Осторожно, так. Еле-еле. Скорее моргнул нарочито, чем подмигнул. Но сомнений не было: желающий нашёлся!

— Отлично! — вскричал я, указав на него. — Вот первый кандидат на повешение. Вяжите его!

Горец задергался, но Степка не подкачал. Ударом колена опрокинул в придорожную листву. Уселся сверху. Принялся вязать руки. Он раскусил мой хитрый план и решил подыграть.

Горцы заволновались. Попытались вскочить. Тут уж отряд не подкачал. Раздавая пинки и зуботычины, быстро подавил бунт на корабле. Абреки покорились. Все так же стоя на коленях, пыхтели и метали в меня молнии. Не испепеляющие, но стррашшные… Ну, таким Зелим-бея заговоренного не проймешь. Тут Кавказ, детка, а не долбанное маджик-фэнтези!

— Этого повесим в назидание, так сказать…

— Славы ищешь, урум⁈ — завопил недозатрещенный абрек.

— Молчи, гётваран! Не буди лиха! — окрысился я не на шутку. — Ты не представляешь себе полета моей фантазии! С рогами волов не хочешь жопу познакомить⁈

«Браток» испуганно сглотнул. Кто его знает, этого бешеного урума, что у него на уме? Зато мои бойцы посмотрели на меня с почтением. В их уважительных взглядах читалось: с таким командиром будет весело! Вот же ж, наивные албанцы! И рожи — ну, такие мечтательно-довольные! Открыл, блин, ящик Пандоры! Что дальше? Рассказать про манкуртов? Бррр…

— Отставить пустые мечтания! Этого, — указал я на потенциального информатора, — вешать. Остальных отвезем в их общества, забрав себе лошадей и оружие. И будем требовать от вольных братств справедливого штрафа. Пусть отвечают по закону за своих родовичей.

— Почему от братств, Зелим-бей? — вышел вперед один из тех, кого я принял в отряд совсем недавно. Плечистый, но тонкий, как все черкесы, в талии, этот взрослый мужик сразу приглянулся мне своей решимостью. Хотя затаенная тоска в глазах немного напрягала. — Они все из горного шапсугского клана Дзжи.

— Отлично! Часть отряда отвезет их к старейшинам. Пусть судят! Мы не разбойники, творящие все, что заблагорассудится. Решено! Ты и повезешь!

Черкес, рассказавший мне о клане Дзжи, бросился мне в ноги.

Я оторопел.

— Прошу! Дай мне шанс отомстить Донекею!

Опять, блин, мститель, на мою голову! И хватит лапать мои икры!

— Клянусь! Клянусь! Кончим дело с гадом (мразью-пидором-мерзавцем и прочая непереводимая игра слов), я твой, Зелим-бей!

— Все, все, братишка! Охолони!

Я наклонился. С трудом оторвал пальцы, вцепившиеся в мои ноговицы.

— Цекери! Забирай половину отряда и смотайся к этим Дзжи!

— Зелим-бей! — подергал меня за рукав черкесогай. — Есть разговор!

«Благодарить будет», — решил я. Но все оказалось куда сложнее.

— Торговец Андрей Гай просил меня и других армян разыскать тебя и передать одно имя. Тамара.

Меня бросило в пот. Сердце заколотилось.