Спасти кавказского пленника (СИ) - "Greko"

Большое количество молодёжи высыпало на поляну. Взялись, переплетя пальцы, за руки через одного: юноша-девушка-юноша. Музыканты, разместившиеся в центре круга — флейта и двуструнная скрипка — начали наигрывать незамысловатую, примитивную мелодию, с четким ритмическим рисунком на раз-два. Молодёжь начала двигаться.

Шок! Никакой лезгинки! Вместо громких криков, молниеносных движений — дискотека 70-х. Да-да, очень похоже. С той лишь разницей, что весь танец состоял из простых покачиваний тел вперед и назад. А у нас, в детстве, в пионерлагерях — направо-налево. Одновременно с этими движениями молодёжь еще и медленно «проворачивалась» по кругу. Некоторые подбадривали криками музыкальное сопровождение. В какие-то моменты молодёжь устраивала своеобразную волну, когда вперед двигалась только часть танцующих, а другая оставалась на месте. В другой раз по знаку останавливались все. Более никаких других фигур в танце не было. А между тем, танец продолжался бесконечно. Всю ночь. Понятно, что кто-то уставал. Особенно молодые девушки. Тогда они покидали круг. Возвращались к своим матерям. Те в свою очередь подводили и ставили в круг других дочерей. В общем, подумал я, этакий вариант смотрин. За то долгое время, пока круг жил в своём движении, можно было с лихвой представить взору юношей всех девушек. И — наоборот. Наверняка, кто-нибудь кому-нибудь приглянется. Составится будущая пара.

Чуть поодаль горели костры. К ним иногда подходила молодежь на короткое время, чтобы согреться. Возле костров сидели старушки, наблюдавшие за порядком в кругу танцующих. Не распускает ли кто руки? Правильную ли соблюдают дистанцию? По правде, наблюдали вполглаза, уверенные, что никому и в голову не придёт нарушать суровые законы гор и огрести за это по полной.

Сама «дискотека» меня, танцора известного, совсем не впечатлила. В ней не было той энергии, которую я чувствовал в танце во время приема меня в братство. Когда я слился со всеми в криках и в отбивании ритма бесконечным хлопаньем. Про себя я назвал развлечение молодежи «пубертатным». Как во времена прыщавого пацанства. Когда, робея и боясь отказа, ты приглашаешь понравившуюся тебе девушку. Потом, дрожа, кладешь ей руки на талию. И начинается «медляк», с топтанием по кругу на месте и покачиванием вправо-влево. Руки при этом деревянные. Язык тоже. И все равно. Этих трех-четырех минут хватало, чтобы испытывать возбуждение необычайной силы. Которым потом делился с друзьями по дороге домой или в палату перед отбоем. Многие хвастали и уверяли, что смогли преодолеть страх. И чуть больше сжать руками талию. Чуть ближе приблизиться. Самые смелые (или самые врунишки) убеждали, что притрагивались своей грудью к едва заметной пока груди девушки или опустили одну из рук чуть пониже талии. Как же это было трогательно и смешно!

Так и здесь. Наверное, юноши потом соберутся в кучку и начнут друг с другом делиться, кто сильнее сжал пальцы своих партнерш или случайно коснулся ее бедра в прыжке. Воображение — страшная сила. А юношеское тем более.

Но, наверное, и сами горцы понимали чрезмерную наивность и примитивность подобного однообразного движения по кругу. Требовалось все-таки как-то разбавить мирный характер танца. Добавить черкесского перца! Для этого, не мудрствуя лукаво, несколько взрослых мужчин время от времени производили выстрелы над головами молодёжи.

«Словно коней тренируют», — усмехнулся про себя.

Девушки демонстрировали нереальное спокойствие. Словно знаменитые мерины-«кабардинцы», совсем не реагировали на выстрелы. Юношам приходилось труднее. Отдельные всадники — быть может, их наставники — начинали теснить танцоров конями, поддавливать, толкать, стремясь выпихнуть их из круга. Или разгоняясь, вздыбливать коней у самого круга, рискуя нанести увечья.

«Какой-то странный метод. — подумал я. — Какая-то идиотская атака, если разобраться!»

… После танцев планировалось богатое угощение. Но попировать мы не успели. Прибыл гонец с известием об общем сборе для похода за Кубань. Деваться было некуда, пришлось выдвигаться. Отказаться не было никакой возможности. Меня не поняли бы даже мои новые бойцы, не говоря уже об англичанах. Оставалась лишь надежда пристроиться в арьергарде.

Спустились с лесистых возвышенностей. Выехали на обширную равнину. К холмам, назначенным точкой сбора, стекались звенящие оружием ручейки из больших и малых отрядов и групп. Там, на пологих склонах, многолюдная толпа уже строилась в ряды вокруг огромного флага Мансура. Не менее полутора тысяч горцев — пеших и конных, суровых покрытых шрамами дедов, крепких мужчин, взволнованных юношей и даже подростков — смешивались без каких-либо различий и чванства. Грозное, яркое и пугающее своими последствиями зрелище!

А люди все подходили. Реяли знамена вождей. Собиравшаяся громада, ощетинившаяся сталью, нацелилась обрушиться на правый берег Кубани, сея смерть и разрушение. Остановить ее я не мог никоим образом. Лишь в волнении кусал губы и сжимал кулаки.

Меня пригласили подъехать к главной ставке. Англичане уже были там. Сидели с вождями на соломе, рассыпанной по земле. Вокруг сжималось тесное кольцо любопытных.

Мансур, Шамуз и незнакомые мне вожди курили трубки и вели тихую беседу. Меня приветствовали сдержано, но и с приязнью. Пригласили в свой круг.

— Мы собрались здесь, — негромко, но пафосно говорил Шамуз, — чтобы отомстить за разорение своих земель. Народ жаждет доказать, что не лишен ни храбрости, ни веры в свое дело. Узрите, англичане, мощь и силу нашего войска!

— Еще не все подъехали. Многие выразили желание присоединиться. Кроме людей из Темиргоя, — Хаджуко выразительно стрельнул в меня взглядом. — Пришла пора объяснить людям наши планы. Раньше мы молчали, чтобы их не выведали шпионы.

Он тяжело поднялся, припадая на одну ногу.

— У него были отморожены пальцы на правой ноге, — шепнул мне Лонгворт. — Белл ему помог справиться с недугом.

Мансур громко заговорил. Люди сбились вокруг нас в плотную массу. Энергичная речь Хаджуко полностью завладела их вниманием.

— Не следует, — сказал он собравшимся, — думать нам о добыче, большая часть которой неизбежно будет утеряна или уничтожена во время похода. Разрушая форты и захватывая боеприпасы противника, мы должны ослабить его. Если нам посчастливится овладеть несколькими пушками, не придется, как прежде, оставлять их как вещи ненужные. Их необходимо будет переправить на эту сторону Кубани. Кроме всего прочего, вам следует слушаться советов тех, кто значительно опытнее большинства из вас, и выполнять их приказы.

— Повинуемся! — закричали черкесы.

— Мы избираем командующим Шамуза, пересекавшего Кубань чаще любого из нас и участвовавшего в большом количестве походов, подобных этому, — продолжил Мансур. — Я не сомневаюсь, что многие из вас постараются продемонстрировать свое мужество перед нашими присутствующими здесь английскими друзьями. Но им будет неприятно видеть, как вы напрасно проливаете свою кровь. Поэтому будьте столь же разумны, сколь и храбры. Один весьма набожный старец предсказал этому походу неблагоприятный исход, утверждая, что это ему открылось во время наблюдения за небесными светилами. Хотя подобные люди достойны всякого уважения из-за своей набожности и своих знаний, мы не всегда должны следовать их советам. И все же никогда не будем забывать о наших обязанностях перед Богом. Так как, если мы будем должным образом помнить о Нем, Он нас не забудет и защитит нас. Поэтому доверимся Ему и двинемся в путь с Его именем!

Снова все закричали. Нельзя было отрицать: люди воодушевились, загорелись религиозным рвением. Но пришло время совершать намаз. Вожди покинули круг. Оставшаяся молодежь стали дергать нас просьбами поделиться порохом и пулями. Нам же следовало озаботиться о ночлеге.

— Шамуз словно не замечает нас, — пожаловались англичане. — Хорошо Мансур о нас не забыл и дал нам приют у аталыка своего сына. Но куда нам податься сейчас? Долина совершенно опустошена русскими войсками!