Назад в СССР: демон бокса 2 (СИ) - Матвиенко Анатолий Евгеньевич

— Что вы советуете?

— Избавиться. Срочно продать. Вы же переправили три призовых «волги» в Грузию? Небось, не менее двадцати пяти тысяч цена на чёрном рынке.

— Тридцать. Если состояние новой.

— По-хорошему завидую. Мне не светит, но я считаю, вы заслужили подобное. «Мерседес» раза в три дороже, вам хватит на достройку дома в «Ждановичах» и безбедную жизнь. Обещаю, ваши небольшие шалости с перепродажей призов и подарков не повлекут последствий и, уверен, не послужат причиной шантажа со стороны вражеских спецслужб, но прошу не выходить за пределы разумного.

— Обещаю.

Тем не менее, я тянул, не звонил в Тбилиси. Уговаривал себя: неразумно сбрасывать «мерседес» быстро, так зарабатываю себе отмазку, что эксплуатировал имущество, приобретённое для себя лично, потом надоело, и перепродал бывшее в употреблении. С роскошным лимузином не прокатит, да и в случае повышенного интереса к моей персоне любой генерал-силовик не откажется от соблазна конфисковать игрушку и оставить себе лично под маркой служебного транспорта. Наверно, в Москве или на Кавказе шансы потерять «мерседес» выше, в тихом Минске — спокойнее. Однако откладывать невозможно.

Одновременно заканчивалось строительство в Жданах. Если в цивилизованной стране подобное — лишь вопрос денег, только закажи здание под ключ, в Советском Союзе не искали лёгких путей. Цемент для бетономешалки на фундамент, дорожки и основания ограждения, металл для ворот, насос для скважины, листы для кровли, брёвна для стен, доски для пола и перекрытий, рамы и стёкла для окон, провода, трубы, гвозди, шурупы… Каждая позиция представляла собой проблему, потому что лишь малая часть из списка находилась в свободном доступе для граждан. Остальное приходилось доставать, выписывать под разными левыми предлогами. А то и просто красть.

Нормальный алгоритм подобной стройки прост: разбираться в деле профессионально, бросить всё примерно на год и посвятить себя процессу без остатка. Либо, как вариант, растянуть возведение минимум на пятилетку.

Договорился с председателем колхоза, и он отрядил мне в помощь главного инженера. Я положил ему оклад в двести рублей, назначив прорабом, и понеслось. Всё бы хорошо, да только Санёк пил и периодически подворовывал, не в состоянии объяснить очередную недостачу. Что ещё хуже, имел собственное представление о возводимом объекте, не желая считаться с моим мнением.

Началось с того, что я заметил: высота потолка в спортзале куда меньше заданных трёх метров, жилые помещения первого этажа ниже чем два восемьдесят. А Санёк уже накатал межэтажные перекрытия и торопил плотников.

Я присел на подготовленное к подъёму бревно, щурясь на солнце. Светило садилось, заканчивался август, к зиме я намеревался вселиться и освободить съёмную квартиру — в неё возвращались хозяева-вахтовики из Сибири.

— Саша, где брёвна?

— Так в стенах, начальник! Больше нема.

— Стены всего по два с половиной метра высотой. У тебя чертёж: два восемьдесят дом и три в тренировочном зале. На брёвна у меня сохранилась накладная, там запас процентов двадцать.

— Так нема больше… Усе так строят, два с паловай метра — стандарт в СССР. Али ты — не савецки чалавек?

Трое плотников кинули работу и стояли поблизости.

— Значит, придётся звать милицию, обмерять дом. У тебя двое детей, долботрах. Им лет шесть отца с зоны ждать!

— Да кем ты себя…

Он не закончил. Я встал и ударил коротко под дых, завернул руку, уронил его мордой в землю, потом скрутил верёвкой щиколотки и запястья.

— Ответишь, падла…

— Ничуть. Советский гражданин вправе задержать правонарушителя для передачи в милицию.

Бросив извивающееся червяком тело, направился к плотникам.

— Парни, двадцать рублей премии, если скажете, где брёвна.

— Так у яго дома. Казал, баньку мне срубице.

— Все в УАЗ, этого берём с собой.

Санёк пробовал возражать, получил по харе и примолк, дав посадить себя на переднее правое сиденье. Дом его был километрах в пяти, брёвна обнаружились сразу. Я выдал мужикам по красной бумажке и ткнул вора мордой в похищенное.

— Где тут телефон — позвонить ноль-два?

Он нашёлся в доме, там замученная жизнью и необъятностью комплекции жена Санька валялась в ногах, умоляя не сажать её непутёвого в тюрьму.

Мне самому не хотелось раздувать пожар. Там, на стройке, есть несколько позиций, откровенно ворованных, Санёк брал наличку и подгонял материалы без накладных. Конечно, мне ничего не пришить, хищения организовал ушлый прораб. Ну а дальше? Те же листы нержавейки, заготовленные на кровлю, придётся вернуть в соответствующее РСУ, если всё всплывёт. Мне это надо?

Поэтому я, набрав ноль-два, не стал заявлять на ворюгу, а попросил контакт опорного пункта, после чего позвонил туда и как раз нарвался на участкового. Представился, обнаружив интересе к своей чемпионской персоне, коротко обрисовал проблему, назвал адрес. Через четверть часа раздалось стрекотание мотоцикла, точно такого же, как у соседского старшины в доме на Якуба Коласа. Ждановичский участковый был куда пристойнее с виду и носил офицерские погоны. Он выключил двигатель и слез со своего «харлея» марки «Урал», стряхивая пыль с сапог.

— Здравия желаю, товарищ старший лейтенант.

— Здравствуйте, товарищ Матюшевич! Что вы ко мне так официально?

Ему было лет двадцать пять. Подтянутый, портупеей перетянутый, черноусый, довольно приятный. Без красных прожилок и серых мешков под глазами, выдающих дурные и, увы, весьма распространённые наклонности.

— Так я — всего лишь лейтенант погранвойск. Обращаюсь к старшему по званию.

— Зато олимпийский чемпион, чемпион Европы! Вас вся республика знает, все вами гордятся.

Я развёл руками.

— Мне приятно слышать, что для Санька обокрасть чемпиона — предмет особой национальной гордости.

Он нахмурился и зыркнул на связанное тело, лежащие рядом с похищенным.

— Развяжите-ка вы его, руки синие — затекут. А эти трое — подельники?

— Скорее свидетели.

Я рассказал предысторию. Старлей выслушал и сдвинул фуражку на затылок.

— Заявление писать будете?

— А надо? Мне бы стройку закончить.

— Правильно мыслите. Раз здесь строите, тут вам и жить. С местными контачить. Сергеевна!

— Тут я! — выскочила воришкина жена, клеившая ухо к разговору.

— Развяжи негодника. Валерий Евгеньевич, на какую сумму он вам ущерб нанёс?

— Брёвна надо перевезти обратно. Разобрать перекрытия, снять два венца второго этажа. Есть и другие убытки, но пусть хотя бы это. Видеть его больше не хочу.

— Двести рублей, — прикинул милиционер. — Сергеевна! Неси двести рублей, тогда обойдёмся без заявления. Конфликт погашен.

Я видел, что для бедной бабы это несусветная сумма, её зарплата в колхозе месяца за два, там платили очень мало. Но и сказать «фигня, оставьте себе» никак не мог. Если для меня две сотенных — не деньги, ждановичские непременно обязаны красть дальше.

Она сходила в дом, долго не возвращалась. Или прощалась с деньгами как с родными, или вынуждена была забраться в очень скрытый тайник, чтоб муж его не нашёл. Принесла, протянула.

— Зарплату за август атдашь? — промолвил развязанный и обнаглевший Санёк. — Я працавал!

— Хорошо. Давай только посчитаем, сколько цемента потрачено. Марка бетона какая? Ну, мужики?

Те же плотники кидали песок в бетономешалку и готовили раствор, как и многие в деревне — мастера на все руки.

— Ну, поди… двухсотая, — сказал один из них. — Санёк трэць свёз адразу. Потом яшчэ мяшкоу дзесяць.

— Наверно, я всё же напишу заявление.

Вынужденный считаться с возможным воровством, я заложил цемент в расходы с большим запасом. При той толщине фундамента и ширине основания под забор двухсотой марки хватало, как объяснили в райархитектуре, когда согласовывал проект. Но, жулик…

— Даруй! Не казни! Дзетки малыя…

Я отвернулся, не в силах смотреть на это колхозное ничтожество.

— Ну и что с ним делать? А главное — что со стройкой?