Операция "Ананас" (СИ) - Ромов Дмитрий

— В Иваново. Надо было уладить пару вопросов по старой работе.

— По старой работе? — недоверчиво переспросил он.

— Да, Яков Михайлович. Я лично договаривался по сукну, и без меня вопрос подвис. Вот и попросили, пока я ещё относительно свободен.

— Ну-ну, — кивнул он. — Подвис… Иди, поужинай, Ада тебя накормит.

— Я ужинал уже, — кивнул я.

— Ну, смотри… Как хочешь…

Я вышел из его кабинета и двинул прямиком в прихожую.

— Сашенька, — окликнула меня тёща. — Ты что, уходишь уже? Нет, не отпускаю. Посиди со мной, очень прошу. Я тебя ужином накормлю.

— Спасибо, Ада Григорьевна, но давайте в другой раз. Бабушка будет волноваться.

— Так ты позвони ей.

— Правда, идти нужно.

Она глубоко и печально вздохнула.

— Спасибо тебе… Даже и не знаю, как благодарить…

— Да что вы, какие могут быть благодарности…

В этот момент щёлкнула задвижка и открылась дверь в ванную. На пороге появилась Элла. С мокрыми распущенными волосами, босая, в махровом халатике. Косметики на лице не осталось и она выглядела чистой, немного испуганной и виноватой. Сама кротость, в общем. Человек, придавленный тяжестью неискупленных грехов.

— Саша… — едва слышно произнесла она, прямо как мышка. — Прости меня, пожалуйста, я такая… такая… ужасная…

Я глянул на Аду, но она будто растворилась. Исчезла.

— Да что ты, — ободряюще улыбнулся я Элле, — какая же ты ужасная. Ты настоящая красавица.

— Прости меня… Ну, пожалуйста…

— Всё нормально, не расстраивайся, — подмигнул я. — Не за что прощать. Ложись спокойно спать, всё уже позади.

Я ещё раз улыбнулся и, не дожидаясь, пока она скажет ещё что-нибудь, вышел за дверь.

В Краснодаре было хорошо. Черешня, абрикосы, девчонки в мини, улыбки. Воздух пах цветами, шашлык был фантастическим, и я наслаждался ничегонеделаньем. Я и привлечённый в качестве телохранителя Сирота уже третий день, как он говорил, «чалились» в Краснодаре. Гуляли, ходили в гостиничный ресторан, посещали кинотеатры.

Я наконец-то посмотрел «Экипаж». Ничего так. Можно сказать, прорывной фильм получился. Я его, разумеется, раньше видел, и ремейк видел с Козловским. Но сейчас, когда я стал современником картины, мне зашло просто на ура.

На четвёртый день нашей командировки, посвящённой одной лишь праздности, я получил известие. Вагоны пришли. Праздность сразу развеялась, словно и не было её никогда.

— Все номера вагонов бьют, — сообщил мне Мендель, позвонив в гостиничный номер. — Спустись в ресторан прямо сейчас, обговорим детали.

Я сразу же пошёл вниз. И Сирота тоже. Правда, когда я пошёл в кабинет, он остался сидеть за столом в зале ресторана.

— Отлично, Давид Вазгенович. Какие наши дальнейшие действия?

— Ну, какие действия… м-м-м… Значит так, завтра подъедет машина за тобой, привезёт на сортировку. Возьми, не забудь все накладные, чтобы сразу сверили, ясно?

— Конечно.

— Хорошо. Позвони, пожалуйста, Илье Михеевичу, пусть прилетает утренним рейсом. Мы пока с тобой всё проверим, и он с товарищами подъедет. Ну, и всё. Отдаю вам чемодан и жду следующую отгрузку.

— Это примерно через месяц.

— Да-да, как договаривались, — расплылся он в улыбке. — Я сегодня с Яковом Михайловичем разговаривал, он звонил. Привет вам шлёт.

— Благодарю вас, — немного озадаченно кивнул я.

Зачем он звонил-то? Вроде не договаривались так… Ну ладно, если бы были какие-то изменения, он сообщил бы мне лично, я думаю.

Утром за нами приехал защитного цвета газик с брезентовым верхом. Мы с Сиротой забрались на коричневое, обитое потрескавшимся дерматином, заднее сиденье. Оно было пыльным, в салоне пахло бензином и копотью.

— Слушай, — беззаботно спросил Сирота, когда молчаливый, похожий на медведя, водитель повёз нас на сортировочную станцию. — Ты же вроде жениться собирался. Как там Элла твоя?

— Да ничего, спасибо что спросил, всё нормально.

— Так когда свадьба-то?

— Это дело требует неспешного подхода, — усмехнулся я. — Спешка, сам знаешь, только при ловле блох хороша. А ты сам-то когда узаконишь отношения?

— Девка-то она неплохая, симпатичная, — продолжил он, игнорируя мой вопрос. — Видная. Тощая ещё, конечно, но это не беда, родит, тогда раздобреет.

— Спасибо.

— Не, я не говорю, что толстой станет, но просто в сок войдёт, понимаешь меня?

— Ты чего к девушке чужой прицепился? — прищурился я. — Своей лучше занимайся.

— Не, я же чисто от сердца, как этот, как товарищ. Хорошая она у тебя, весёлая. И добрая, вроде. Только…

Он замялся.

— Чего только?

— Не знаю, как сказать поточнее, чтобы… Ну, в общем, избалованная она. Одна дочка, батя шишка, ни в чём никогда отказа не знала, по морям с детства, ела сладко… Понимаешь, куда я клоню?

— Нет.

— Да погоди ты, чего надулся? Я ведь не критикую её, хвалю, наоборот. Но есть же объективные факторы, понимаешь? Объективная реальность, данная нам в ощущениях. Разные вы. Это я как твой кент говорю, по-братски, сечёшь?

— Слушай, Серёжа, отстань ты от меня со своими сентенциями.

— Почему сентенции? — пожал он плечами. — Чисто, как есть излагаю. Это ж на первых порах цветочки-смехуёчки, прыг да скок, туда-сюда-обратно… Врубаешься? А годик пройдёт, начнётся. То не так, это не эдак, да как ты посмел, да пошёл ты вон, да я только свисну, за мной очередь выстроится. Я же чисто о тебе забочусь, я же…

— Так, психолог! Закончили разговор.

Он хмыкнул и отвернулся к окну, остаток дороги мы молчали.

Машина остановилась у небольшой щитовой избушки. Некогда голубые стены изрядно облезли. Окно было забрано решёткой в виде разбегающихся из левого нижнего угла лучей. На двери, обитой вздувшимся ДВП, по трафарету было набито: «Контора».

Я велел Сироте ждать снаружи, а сам зашёл внутрь. Там сидел пучеглазый Рубен и немолодой железнодорожник в фуражке.

— Здравствуйте, люди добрые, — поприветствовал их я. — А где Давид Вазгенович?

— Принёс? — не обращая внимания на мои слова, кивнул Рубен. — Накладные давай, говорю.

— Давайте Мандаляна дождёмся, — качнул я головой.

— Три дня ждать будем, — нахмурился Рубик. — В командировку его послали.

— Внезапно что ли?

— Внезапно, — недовольно подтвердил он. — Давай накладные, пойдём проверять.

Я вытащил из портфеля бумаги и передал ему. Рубен взял их, небрежно пролистал и бросил в картонную папку полиняло-жёлтого цвета. После этого мы вышли из избушки и все вчетвером пошли по составу. Железнодорожник снимал пломбы и открывал двери вагонов. Рубенчик, пыхтя и страдая, забирался в вагон и контролировал наличие товаров.

Продолжалось это безумно долго. Рубен под конец тоже задолбался и стал выполнять работу более поверхностно. Наконец, всё проверив, он закончил. Теперь нужно было ждать, когда появится Ананьин. Железнодорожник ушёл и в конторе остались только мы с Рубеном.

Ананас появился почти одновременно с ещё одной машиной. К конторе подъехали уазик и волжанка. На уазике привезли деньги, два импортных дипломата, а на «Волге» — Ананьева. Он зашёл в контору и огляделся. Вместе с ним зашли Выдрин и тот самый кент что был с нами на последнем деле.

— Так, — сказал Ананьин, — давайте деньги. Товар передан?

Он тревожно осмотрелся и выглянул в окно.

— Передан, — подтвердил я.

— Ладно, давайте уже, сделаем дело и разойдёмся.

Рубен кивнул и открыл оба дипломата. Они были забиты пачками денег.

— Неплохо, — усмехнулся Ананьин.

Он начал брать и проверять выборочно пачки, перелистывая купюры.

— У нас всё, как в аптеке, — улыбнулся Рубен. — Вы тут оставайтесь сколько хотите, считайте, если надо, решайте там, кому чего, а я пошёл.

Всё происходящее выглядело предельно обыденно. Контора, поезд, два дипломата… Будто бы это было частью ежедневно рутины. Ну вот, как говорится, подняли деньжат и ничего не случилось, земля не разверзлась под ногами, никто никого не стыдится. Просто люди делают своё дело. Трудятся, не покладая рук…