Нам бы день простоять, да ночь продержаться! - Протасов Сергей Анатольевич
При этом отмечалось их подозрительное кучкование вдоль уреза воды за обоими скатами, с севера и юга. Явно готовились атаковать. А ствол одной из пушек на чужой стороне медленно двигался по горизонту, выискивая цель. Она уже развернулась боковой и частично фронтальной проекцией широкого бронированного щита в сторону русских позиций. А в обоих теснившихся друг к другу двориках, занятых русской морской пехотой, прежние хозяева не успели починить орудия до того, как их шуганули. Судя по разложенному инструменту и частичной разборке, они как раз этим и занимались до нашего появления.
Положение оказалось аховым. Кругом мягкий песочек да мелкие камни. Пара выстрелов этой дуры в упор, и останется только прикопать то немногое, что найдут от десанта. Если, конечно, прямо сейчас не драпануть назад к эсминцу, которого пушкарям наверняка не видно из-за холма. Забиться по щелям на его палубе и аккуратно, пятясь задним ходом, чтобы не высунуться ненароком в простреливаемый сектор… Или, вообще, просто сдаться, в виду бессмысленности сопротивления.
Это если воевать правильно, по науке. Но ведь у русских же всегда все как-то не так!
Сначала, в довесок к не стихавшему грохоту на юге, вспыхнула стрельба в той стороне, куда ушел «Безупречный». Как выяснилось уже много позже, он встретился с дозорным судном «Юбари-мару» и тремя минными катерами дозорной линии острова Сару, отправленными для выяснения причины взрыва и прочего шума. Встреча оказалась неожиданной для обеих сторон, хотя чего-то подобного как раз и ждали. Но японцы предполагали найти возмутителей спокойствия ближе к насыпному форту, возле которого уже различали какую-то тень. А русские считали, что противник появится только минут через десять, и пока целиком сосредоточились на цели своего рискованного вояжа.
Когда со сторожевика разглядели четырехтрубный эсминец на северо-восточном курсе, вынырнувший из темноты всего в сотне метров с правого борта, а с него, соответственно, бывший каботажник и его свиту, это стало сюрпризом для всех. Японцы выпустили сигнальную ракету, но неудачно. Ей, видимо, хотели показать направление на противника, но с качнувшегося в развороте мостика всадили огненный росчерк в волны под своим бортом. Русские ответили парой снарядов. Потом выстрелы сыпанули горстью, но бестолково. Несколько неприцельных хлопков малокалиберных скорострелок и пулеметных очередей просто вспенили воду или с визгом ушли в ночь.
Но прежде, чем противники потеряли друг друга в темноте, форштевень «Безупречного» отрубил корму одному из катеров. Ни заслугой рулевого на миноносце, ни результатом ротозейства на катере это не было. Просто так сошлись траектории их движения. Времени среагировать не оставалось. После столь вопиющего вероломства остальные японцы, поняв, что имеют дело с отрядом миноносцев, ну никак не меньше, рванули обратно с докладом, а Матусевич поспешил к пристани.
Ее еще не успели разглядеть с мостика, как чуть не влетели во всплеск совсем близкого разрыва чего-то достаточно весомого. Судя по вспышке на острове-форте, сверкнувшей за доли секунды до этого, гостинец прилетел именно оттуда. Но ни отворачивать, ни «играть» ходами командир «Безупречного» уже не стал, поскольку было очень похоже, что у него для швартовки и высадки штурмовой группы имелась последняя попытка. И времени для ее реализации совсем мало. Так и катились к едва видимому бугорку среди волн, в ожидании следующего снаряда переведя машину на реверс, чтобы успеть погасить остатки инерции.
Но вместо выброса дульного пламени, считай в упор, прямо в лицо, сначала увидели впереди несколько тусклых вспышек у самого уреза воды, после чего донеслись несильные хлопки и очередной заполошный всплеск винтовочной пальбы. А потом все это закрыло наплывавшим горбом ближнего холма острова с угловатыми контурами пушечных щитов на его вершине, за которым еще стреляли и орали. Но после того, как оставшийся десант с палубы, не дожидаясь остановки, прямо на ходу попрыгал на пристань и резво перевалил за гребень, совсем не долго.
Назначенный в десантную группу подрывником прапорщик по морской части фон Крусcель, бывший вахтенный офицер с «Суворова», неожиданно оказался в ней старшим по званию, соответственно – командиром. Уперевшись в столь сильную японскую оборону, он приказал занять позиции у пушек.
Пули часто и глухо хлопали в песчаный бруствер, посвистывали над ним и дзинькали, рикошетя от покоробленных крупными осколками стальных ящиков щитов, не давая высунуться. Только через пробоины да небольшую прорезь для прицела в противоосколочной защите полуразобранной пушки можно было осторожно оглядеться, чем он сразу и воспользовался, одновременно на ощупь перезаряжая свой револьвер. Сам прицел был снят то ли для ремонта, то ли для замены, так что обзор оказался хорошим.
Рядом устроился урядник Сомов, к исходу этого длинного дня «доросший» до самого старшего по чину из всего сводного отряда морпехов, сначала бравших батарею на Фуцу, а после отлавливавших японских лазутчиков. Ох и ловки оказались, шельмы! Основные потери, большей частью среди последнего набора юнцов, мечтавших успеть урвать своего «Егория», от них и приключились.
Захар Никодимыч был степенный дядька из Сибиряков, охотник, лучший стрелок в Авроровском отряде. Привалившись спиной к железу, он обстоятельно обтер рукавом пыль с карабина, для верности еще обдул со всех сторон затвор, потом открыл его, загнал в приемник полную обойму, потом патрон в ствол, погладил пальцем курок, словно проверяя. Быстро выполняя привычные манипуляции, он негромко, словно самому себе, вполголоса говорил:
– Много их там, басурман проклятых. Постреляют нас, пока через этот ров перелазить будем. Тут в обход надоть.
Приведя в порядок оружие, стрельнул глазом на командира и принялся выковыривать из песка на дне дворика рассыпавшиеся латунные трубки, оглядывая их с обеих сторон и выбивая об голенище сапога.
В сухопутной войне Круссель понимал не много, но формулировку «нормальные герои всегда идут в обход» слышал. Говорят, так Рожественский сказал, когда перед строем награждал матросов и офицеров Небогатова за тот первый Токийский рейд его отряда. Сейчас, пожалуй, прапорщик полностью разделял такое мнение. Только вот куда тут в обход, когда весь островок переплюнуть можно. О чем и высказался своему ненавязчивому советчику.
Но тот не смутился, продолжив:
– С бонбочками человек трех с каждой стороны вплавь. Водица, конечно, не май месяц. Одначе на Крещение и холоднее бывает. А как оне вдарят, так и мы подсобим.
Тут Круссель не сдержался и резко осадил дремучего сухопутного, который, скорее всего, до войны шире своей речки-дерьмотечки ничего не переплывал.
– Куда тут вплавь, течение! Да и волна! Пока выгребать будут, их десять раз увидят да постреляют.
– Не-а. Те на воду-то смотрят, само собой. Да токмо все вдаль вглядываются, чтоб им с миноносца со спины не полоснули. А мы под бережком, да вброд. А чтоб не снесло, не дай бог, вместо патронов камней в подсумки. Дно ровное. Я давеча проверял. Тута у них все камнем отсыпано, а кое-где даже вроде как мостовая под воду уходит. Ежели тихо, то и воды не замутим. Да вот с энтим. – И взял трубку длиной фута в два с половиной, тут же в четыре приема полого согнул ее через колено под прямым углом, потом обтер рукавом короткий конец и взял в рот, задрав кверху длинный загиб, оказавшийся выше головы. Затем демонстративно шумно вдохнул и выдохнул через нее. – Думаю, должно получиться.
Пока моряк, изумленно кивнув в знак согласия, вертел в руках одну из трубок, судя по надписи на английском – пенала для запальных стаканов, удивляясь простоте и реальности задумки, Сомов уже подзывал к себе по именам бойцов, начав разъяснять им суть предстоящего дела и раздавая тут же сгибаемые трубки, которые еще и надставлял с одного конца второй, чтоб выше над водой торчала.
Те сразу принялись скидывать с себя одежду до исподнего, а кто и вовсе догола, чтоб потом в сухое одеться, складывая обмундирование, оружие и снаряжение позади пушки. Подпоясавшись ремнями с балластом, подбирали себе оружие. Кому чего сподручней. Но, попримерявшись, в конце концов взяли только шашки в пристроенных на спине меж лопаток ножнах и мешки с пятком завальцованных гильз от патронов пушки Гочкиса в каждом. Гильзы были снаряжены пироксилином с терочными запалами, залитыми парафином, чтоб не намокали. Это теперь входило в штатное вооружение морской пехоты. На каждую группу пришлось по одному такому сидору.
