Прыжок "Лисицы" (СИ) - "Greko"

Мы ехали. Воистину, я превратился в шагомер. Цифирки в голове щёлкали беспрерывно, сообщая о неминуемом приближении к месту катастрофы. Чем ближе мы подъезжали, тем сильнее стучало сердце. Конечно, старался не показать виду. Радовало, что Тамара и Бахадур не обращали на меня внимания. Болтали друг с другом.

Я не оговорился. Они, действительно, разговаривали. Как у них при этом получалось понимать друг друга — уму непостижимо. У меня было лишь одно объяснение. Бахадур с первой встречи с Тамарой пребывал от нее в таком восторге — практически, боготворил, — что просто по интонации её речи понимал суть разговора. Тамара, в свою очередь, обладая потрясающей интуицией, сходу считывала жесты алжирца. И уже сама часто жестикулировала, подтверждая то или иное понятие своей речи. Она явно обошла меня в плане «разговора» руками.

— Ты что-то скрываешь от меня.

Я чуть не свалился с коня, настолько неожиданно Тамара обратилась ко мне. И это был не вопрос. Это было утверждение.

«Нашел себе жену! — усмехнулся про себя. — Два Спенсера вместе взятых не сравняются с ней по части „рентгена“ черепной коробки и чтения мыслей. Незавидная у меня будет судьба теперь. О каких-либо интрижках на стороне можно забыть навсегда. Я уже не говорю об изменах. Ничего не пройдет мимо всевидящего ока царицы. Враз раскусит. А с её характером можно быть уверенным, что долго разговаривать не будет. Сразу отчекрыжит кочерыжку. Хотя, на хрен я буду нужен Тамаре без неё⁈»

— Что молчишь? Язык проглотил?

Бахадур рассмеялся.

«Сюр! Чистейший! Без примеси! Девушка говорит на грузинском, алжирец понимает, что она упомянула язык. И смеётся. Потому что трудно удержаться и не засмеяться, когда речь теперь идет о двух безъязыких мужиках, сопровождающих молодую красавицу!»

Я и сам не удержался. Хохотнул. Бросил взгляд на Бахадура. Тот не удержался. Открыл рот и пальцем потыкал. Сомнений не оставалось, он понял, о чем шла речь.

— Коста! — царица требовала ответа.

— Все в порядке, дорогая. Просто задумался. Не обращай внимания. Ты мне скажи, как вы друг друга так понимаете?

— Ничего сложного, — Тамара пожала плечами. — И не заговаривай мне зубы. Я же вижу, что ты сам не свой.

— Все никак не успокоюсь, когда вспоминаю про драку в ауле! — попытался отговориться.

Тамара пристально посмотрела. Я выдержал её взгляд. Не уверен, что она поверила. Но, вроде, версию приняла.

А счетчик в голове тем временем все быстрее и быстрее стремился обнулиться. Мы подъезжали к месту моего переноса. К моим личным «звёздным вратам». Я смотрел вперед. Тамара опять насторожилась. Заметила, как часто я задышал.

— Нам нужно остановиться! — неожиданно потребовала она.

— Что случилось? — я сглотнул слюну.

— Бахадура нужно перевязать! — усмехнулась она, заметив моё облегчение. — Вон хорошее место.

«Нет! Не два! Три Спенсера! Все видит. Мой страх. Причин только не понимает. И Бахадура не нужно перевязывать. Недавно это делала. Просто дает мне передышку. Спасибо, милая!»

Мы спешились в указанном царицей месте. Бахадур безропотно отдался в руки своего «лечащего врача». Я чуть пришел в себя.

— Пойду, искупаюсь! — сообщил им.

Решил про себя, что, если и суждено мне в скором времени покинуть этот мир, то уж буду покидать вымытым и чистым. И на тот свет или в своё время прибуду вымытым и чистым. Как-то так правильно, наверное.

Бахадур, как истинный южанин, не смог скрыть своего ужаса. Оторопело посмотрел сначала на меня. Я показал ему, что все норм. Тогда он обратился к Тамаре.

— Ничего. Пусть идёт. Ему сейчас холодная вода в самый раз. Может, придет в себя, наконец! — успокоила она любителя теплых морей.

… Я вышел к кромке морской воды. От Тамары и Бахадура меня скрывали большие камни. Разделся догола. Полез в воду. В другом состоянии наверняка бы заорал. Вода все-таки была еще холодноватой. Точно не для купания. Но сейчас не обращал на это внимания. В голове звучали вагнеровские трубы. Как я ни старался отогнать от себя мысли о чрезмерном пафосе в моем восприятии ситуации — не получалось. Я прощался с жизнью в этом времени. Совсем не зная, каким окажусь в своем. Трупом? Овощем? Или, все-таки, пронесёт, и я буду просто на больничной койке на пути к выздоровлению. А, может, уже и бегаю вовсю по Салоникам.

И даже не это в первую очередь меня сейчас занимало. Я понимал, что совсем не хочу расставаться с этим временем. Парадокс! Прошлый век! Вокруг, за редким исключением, сплошное зверство. Со всех сторон. Кровь и боль. Подвиги и предательство. Почти ежедневная борьба за жизнь. Да даже просто — отсутствие теплых туалетов и прочих благ цивилизации. Но мне нравится это время! Я полюбил его. Нет, не так! Я полюбил себя в этом времени! Так, как я не мог полюбить себя, Спиридона, в том. Я стал настоящим мужчиной. Я совершал поступки. Отвечал за них. Обрел прекрасных друзей. Познал такую любовь к Малике и Тамаре, что уже не смогу согласиться на что-то меньшее по силе чувств. И мне совсем не хотелось терять все это. Я был почти уверен, что если меня сюда забросило, то, значит, я должен пройти весь предначертанный путь. До октября 1853 года. Почти. И отсутствие полной уверенности меня и терзало. Наличие даже одной десятой процента из ста, одного шанса из тысячи, что возможно попадание в «обратный» тоннель, заставляло меня горевать.

«Я не хочу возвращаться обратно! Не хочу! — из-за волнения, а вовсе не из-за холодной воды, зуб на зуб уже не попадал. — Это нечестно, Господи! Нельзя со мной, как с Каштанкой! Ты дал мне кусок мяса на веревочке. Он уже лежит у меня в желудке. Я уже почувствовал его вкус. У меня уже слюни текут ручьем. И ты хочешь сейчас дернуть за веревочку и вытащить этот кусок⁈ Нечестно!»

Шорох камней прервал мои детские претензии к Всевышнему. Я оглянулся. На берегу стояла Тамара. В руках держала грузинский наряд. С улыбкой смотрела на меня. Начала раздеваться. Зная мою грузинку, можно было не сомневаться, что, не стесняясь, оголится полностью. Я отвернулся. Тамара засмеялась. Теперь я уже дрожал не только от мыслей, но и от ожидания. Я слышал, как Тамара вошла в воду. Поплыла. Вот уже встала на ноги у меня за спиной. Прижалась ко мне. Я чувствовал прикосновение сосков её маленькой груди и мурашки на ее теле. Меня самого бил колотун. И не только от холода.

— Хочешь обратно переодеться? — я пытался хоть как-то остановить её или притормозить.

— Да. Приберегу это платье! Не на лошади же в походе к нему привыкать!

— Да, разумно! — я уже почти верил, что разговор будет на бытовые темы.

— Что с тобой, любимый? — Тамара прижалась крепче.

«Ага! Щас! Её разве тормознёшь? Остановишь? Да, уж! Про пылесосы поговорить не получится!»

— Тамара!

— Ну, давай я тебя успокою, — Тамара обняла меня. Её руки начали скользить вниз по моему содрогавшемуся телу.

— Нет! Мы не будем делать этого здесь и сейчас, — я перехватил руки моей грузинки.

— Почему? — промурлыкала царица.

— Во-первых, я хочу, чтобы это было… — искал слова, — торжественно! А не так, на скорую руку.

— Угу, — продолжала мурлыкать Тамара. — А, во-вторых?

— Во-вторых, пока не поженимся, я тебя не трону!

Тамара рассмеялась.

— А как же твое: «мне плевать на правила»?

— Тут другое, Тома. Через это правило я не переступлю!

Не мог же я ей сказать, что не хочу лишить её девственности и через час после этого навсегда исчезнуть из её жизни! И, если честно, я никак не мог преодолеть в себе вбитое мне в СССР правило совершеннолетия. Когда нельзя трогать девушку до наступления её 18-летия. Хотя, уже достаточно пропитался «ядом» этого времени. Понимал, что смогу принять такую его вольность по отношению к возрасту девушки в постели.

— А, в-третьих… — продолжил я.

— Есть еще и в-третьих⁈ — Тамара явно издевалась над моей бухгалтерской дотошностью.

— Да, — я кашлянул и выдал вычитанный где-то факт. — В морской воде вредно этим заниматься. Можно подцепить заразу!