Прыжок "Лисицы" (СИ) - "Greko"

— Твои братья⁈

— Да, мои братья!

— Тамара!

— Коста! Я для них… Для всех — я испорченная. Я покрыта позором! Неужели ты этого не понимаешь?

— Нет, не понимаю! Потому что ты со мной! Тебя никто не тронул! Я честно к ним иду! Я не вор! Я хочу по-людски!

— Я же говорю: не от мира сего! Нет у них таких понятий! По-людски сейчас все считают меня прокаженной! Знаешь, что меня ждет?

— Что?

— В меня каждый… Каждый сможет кинуть в меня грязь!

Тут я присвистнул про себя. Вспомнил сразу «Древо желания»[2] Тенгиза Абуладзе. Главную героиню, девушку Мариту, должны были выдать замуж против её воли за богатого односельчанина. А она влюбляется в простого парня. Об этом все узнают. Я вспомнил финальную сцену. Когда под руководством сельского старосты Мариту провозят через всю деревню задом наперед на осле и забрасывают грязью.

Прямо все, как у нас с Тамарой. До момента с ослом.

— Что? — Тамара не могла понять причины моего молчания.

Я поцеловал её.

— Спи спокойно, любимая! Тот, кто посмеет лишь подобрать грязь с земли, чтобы швырнуть в тебя, в ту же грязь упадет мертвым!

Тамара не смогла сдержать улыбки. Уткнулась, словно ребенок, в грудь.

— А зачем нам все эти испытания? Я твоя жена. Ты мой муж. Зачем нам нужно сообщать братьям? И потом, ты же не собираешься все село перестрелять?

— Думаю, хватит одного. Другие испугаются.

— Почему ты так уверен?

— Людей хорошо знаю.

— И даже если и так… Можем избежать всего этого. А вдруг все пойдет не так, как ты думаешь? Никто не испугается. Вас с Бахадуром убьют, а меня все равно…

Тамара была готова заплакать.

— Ты веришь мне?

— Что за глупый вопрос⁈

Ах, как я её любил за эти моментальные вспышки! Когда она забывала о слезах, и тут же в ней просыпалась умная и гордая девушка, настоящее царское благородство, горячая кровь.

— Тогда, спи! — улыбнулся я.

Тамара вздохнула. Чуть похлюпала носом.

— Спи! Вот еще! Может, наша последняя ночь!

…В общем, даже в десятке метров от нас, Бахадур вряд ли смог выспаться. В эту ночь наша возня и вздохи, наверное, достигли небес!

… Ну, вот и Вани.

Мы с Бахадуром были уже готовы. Ждали Тамару. Она после завтрака отошла в лесок, ничего нам не объяснив.

— Опять моется? — спросил алжирца.

— Нет, — покачал он головой.

— А что?

— Не знаю, — пожал плечами.

За спинами раздались шаги. Мы обернулись. Наша царица шла к нам. Оказывается, переодевалась. И сейчас на ней было европейское платье. И ладно бы только платье. В руках она держала зонтик. Ну, прям: «Я, канечно, теперича благородна мадама в модном туалете»!

Мы с Бахадуром переглянулись. Нам обоим нравился и её наряд, и то, как она в нем держалась и выглядела. Тамара не обратила внимания на наши восторженные взгляды. Была сосредоточена. Подошла к своей лошади. Бахадур помог ей сесть.

Я, конечно, волновался. Но виду не подавал. Нельзя было. Тамару только моя уверенность сейчас заставляла держаться.

— Готова? — спросил с улыбкой.

Прежде чем ответить, Тамара эффектно раскрыла зонтик. Подняла над головой.

— Куда ты, туда и я! — было очевидно, что царица готова.

— Хорошо! Бахадур, будь внимателен! Твоя сторона — левая! Убивать — только в крайнем случае!

Вместо ответа, алжирец достал ножи. Причем в обе руки. Утром потребовал (!) у Тамары, чтобы она сняла все повязки. Возражений не слушал.

— Мне будут нужны обе руки! — только и «сказал». — Потом, если нужно будет, опять завяжешь.

— Но… — Тамара пыталась возразить.

— Я выдержу! — улыбнулся ей алжирец.

Въехали в село. Последнюю просьбу Тамары прибыть на рассвете, я отклонил.

— Мы прятаться не будем. Ни мне, ни тебе нечего стыдиться!

Тамара только вздохнула.

Так что село было оживлено. Первые же люди, повстречавшиеся по дороге, сразу застыли. Напряжение повисло в воздухе. Люди начали шептаться.

Я смотрел на них. Не терял при этом из виду Тамару. Она ехала между нами. Какая же девушка мне досталась! Голову держит прямо. Спокойно смотрит вперед! Ни тени страха! Хотя я представлял, каких усилий от неё сейчас требовалось, чтобы так себя нести сквозь толпу, уже бросавшую на неё злые взгляды.

В конце концов, это должно было произойти. Нашелся в толпе «смельчак». Что-то грозно зашипел. Потом наклонился вниз. Схватил комок грязи.

Я остановил коня. Посмотрел на него. Потом поднял револьвер.

[1] Удивительно, но на всех картах того времени — русских и иностранных — на русско-турецкой границе была неизменная надпись «крепость Св. Николая». Любому должно было показаться, что речь идет о мощном укреплении. На самом деле, это был не более чем пограничный пост самого убогого вида с командой из пятидесяти казаков и с офицером таможенно-карантинной службы.

[2] Снят в 1976 году. Второй фильм в режиссерской трилогии: «Мольба» — «Древо жизни» — «Покаяние». Выдающийся по художественной мощи образец грузинского кино.

Уважаемые читатели! Мы рады, что вы до сих пор с нами! Признаться, это мотивирует! Мы были бы крайне признательны, если у вас найдется секундочка времени, чтобы поставить лайк книге. Спасибо, заранее благодарны.

Глава 22

Разборки с Ваней в Вани

Началась игра в гляделки. Я смотрел, улыбаясь. Слишком хорошо знал грузин, поэтому был уверен, что случится дальше. Сельчанин уже не мог отступить от своего намерения. Его же никто не заставлял. Он проявил инициативу. На глазах у всего села. Теперь, если струсит, покроет себя позором. На всю жизнь. Кому охота жить с таким клеймом? Даже если он прекрасный человек, хороший семьянин, трудяга. Все одно: каждый, даже самое распоследнее ничтожество в селе, будет тыкать ему. Мол, а помнишь, когда везли Тамару? А ты струсил! Из серии: стоило только один раз трахнуть козу!

Мне было уже жалко его. Пауза затянулась. Он понимал, что еще пара секунд, и уже ничего не спасет его от позора. Я пришёл к нему на помощь. Продолжая улыбаться, моргнул. Он понял, что я подбадриваю его, призываю к действию. При этом обещаю, что ничего страшного с ним не случится. Он поверил. Что ему еще оставалось⁈ Выдохнул. Начал заносить руку. Я тут же выстрелил ему под ноги. Все закричали. Некоторые женщины даже прикрыли лица руками. Дым развеялся. Сельчанин стоял в той же позе, беспрерывно хлопал глазами. Посмотрел себе под ноги. Понял, что жив, здоров и даже не ранен. Выдохнул. Разжал пальцы. Комок грязи упал на землю.

Тут же сбоку раздался сначала такой знакомый мне свист летящего ножа Бахадура. Потом жалобный вой. Все повернулись в ту сторону. Еще один герой объявился слева, где была зона ответственности алжирца. Но этому сельчанину повезло меньше. Бахадур, полагаю, с ним в гляделки не играл. Тут же пресек на корню попытку заляпать грязью боготворимую им женщину. Вот и стоял теперь этот несчастный, растопырив ладонь, в центре которого торчала железная полоска. Я кивнул Бахадуру. Улыбаясь, покачал головой. Бахадур лишь пожал плечами. Что должно было означать: ну, жив же человек! Как ты и просил!

Этих двух уроков хватило, чтобы все «зрители» тут же с криком разбежались.

— Как ты? — спросил Тамару.

— Думала, будет сложнее, — улыбнулась моя грузинка.

— А что я говорил! — я даже подбоченился. — Я знаю людей!

— Коста! — одернула меня Тамара.

— Шучу, шучу!

Её беспокойство было понятно. Она всю жизнь жила в окружении бахвалящихся мужчин. Они ей оскомину набили. Меня, может, в первую очередь, полюбила из-за того, что я как раз совсем не был заражен этим «недугом». Спокойно относился к своим подвигам. И уж тем более, рассказывал про них просто, без пафоса. Не кичился, не хвастался. И царице совсем не светило, что и я окажусь в этом болоте куликов, где каждый поёт оду своим деяниям. Все просто. Будь мужчиной, поступай как мужчина. А уж оды про тебя пусть слагают другие!