Шайтан Иван 7 (СИ) - Тен Эдуард
— Что с ним, Николай Иванович? — спросил я у доктора.
— Раздроблено левое колено, в лучшем случае хромота, пожизненно, а так, бог его знает. — тихо выдал свой диагноз Жданович.
— Ладно, рассказывайте капитан, как дошли до жизни такой.
Лесников начал свой рассказ с самого прибытия вестового. Я молча слушал его не перебивая.
— В последний раз видел генерала упавшего с лошади, пересевшего на другого коня и ускакавшего в сторону крепости в сопровождении четырёх всадников. — устало закончил свой рассказ капитан.
— Разрешите дополнить, господин полковник. Я присутствовал когда подполковник Ступин приказал посадить генерала в седло и доставить его в Грозную. На мой взгляд генерал не пострадал сильно при падении, однако он не отдав никаких приказаний молча сел в седло и ускакал прочь. — В последних словах штаб-капитана слышалась скрытая горечь и злость. — Большего добавить не чего, господин полковник. Больно было смотреть, как умирает подполковник Ступин. Он был ранен в живот. Я два года служил во втором батальоне Куринского полка вместе с подполковником.
— Что ж, господа, плохое, думаю, миновало, выздоравливайте. Вынужден покинуть вас, дела.
По дороге к своему импровизированному штабу встретил сотника пятой сотни Юшкина.
— Почему задержался?
— У брода горцы побросали побитых. Наши, Кизлярцы и драгуны, похоронили всех. — мрачно доложил Филимон.
— Дело нужное, пошли на совет.
У моего фургона собрались все командиры.
— Слушаем мой приказ. Весь батальон в спешном порядке выдвигается к Грозной.
— А, мы? — спросил Виктор.
— Я сказал, весь батальон. — посмотрел я недовольно на смутившегося начальника артиллерии. — Терцы двигаются с обозом, в охранении. — Есаул молча кивнул.
— Сотники подготовиться к маршу. Грозную наверняка осадили. С рассветом выступаем. Все свободны.
Глава 36
Полковник Савин с мрачной тревогой взирал с вала на долину, где раскинулся огромный лагерь горцев. Ирония судьбы была горькой: они стояли на том самом поле, где обычно формировались русские колонны, отправлявшиеся на усмирение непокорных аулов. Теперь, здесь, у стен Грозной, бушевало иное, грозное воинство. По самым скромным прикидкам — не менее трёх тысяч сабель.
Внизу, за стенами, кипела жизнь враждебного стана. Хаотичные биваки дымили десятками костров, в котлах варилась пища. Вчера Абдулах-амин плотно взял крепость в осаду. С северо-востока к нему подошло подкрепление — тысячный отряд Абдулы. Первый яростный натиск горцы обрушили на укрепления солдатской слободы, где жили семьи служивых. Стены там были не столь мощными, как у цитадели, но штурм захлебнулся, стоив нападавшим немалой крови. Потери защитников оказались в разы меньше.
Все ключевые ресурсы — порох, ядра, провиант — хранились за надёжными стенами крепости. Кавалерия, моздокские казаки и уцелевшие драгуны, была также стянута внутрь. Артиллерия Абдулах-амина пока довольствовалась трофеями, захваченными у разбитого отряда: пушками, зарядами и картечью.
Савин судорожно сжал эфес сабли. Он не сомневался: помощь придёт, и очень скоро. Но до её прибытия нужно было выстоять. Во что бы то ни стало. Генерал Головин самоустранился от руководства обороной крепости и мрачный лежал в госпитале. Командовал полковник Савин. Адъютант генерала, поручик, с озабоченным видом сообщал о тяжёлой контузии генерала, сомневаясь в самой возможности ходить. Все молчали, вежливо кивая в ответ. Полковник, опасаясь ночного штурма, держал усиленные наряды на стенах. Солдаты ночевали рядом с боевыми постами. Все с уверенностью в скором снятии осады, не предавались унынию, спокойно несли свою службу.
Батальон спешно совершал марш. Разведка ушла далеко вперёд, чтобы прощупать обстановку. Первые две сотни, двигавшиеся быстрее основных сил, уходили в небольшой отрыв, чтобы к приходу остальных трёх сотен подготовить лагерь и горячую пищу. Прибывшие бойцы могли сразу поесть и лечь спать, скорость движения была предельно высокой. С наступлением вечера я выслушал доклад разведчиков.
— Горцев собралось не менее четырёх тысяч, — доложил Константин. — Они взяли крепость в кольцо. Небольшие предместья разорены, но жители успели укрыться за стенами.
Эркен, изучая нарисованную на колене схему, ткнул в неё пальцем:
— Нам лучше выйти вот тут. Возвышенность. Атаковать в конном строю неудобно — много буераков. Можно и здесь, но место ровное. Если навалятся всем скопом… отобьёмся, конечно, но потери будут слишком велики. И сразу окажемся в окружении.
Вариантов, по сути, не оставалось.
— Какие будут предложения? — Я обвёл взглядом командиров. В ответ — молчание. Незнакомая местность не давала возможности строить смелые планы.
— Выходим на возвышенность и начинаем обстрел из гранатомётов, — сказал Андрей. — Полезут — встретим огнём всех стволов. Лучше не придумать. — Его слова озвучили общее мнение.
— Слушай приказ! — мой голос прозвучал чётко и властно. — Разведка выводит нас на возвышенность. Выступаем затемно. К рассвету должны быть на позиции. Стоим всем батальоном. Обоз — вплотную к нашим тылам. Есаул, будешь рядом со мной. В бой вступаете только по моей команде. На марше — усиленное боковое охранение. Выступаем в три часа.
Начинало светать. Разведка привела батальон точно к назначенной возвышенности. По пути были бесшумно сняты два сторожевых поста и один разъезд горцев. Соблюдать тишину уже не имело смысла — как раз на рассвете Абдулах-амин начал штурм крепости.
Мы вышли на позицию и быстро развернулись. Лагерь горцев лежал как на ладони, всего в полуверсте от нас. Поглощённые штурмом, они или не заметили нашего манёвра, или не придали ему значения, но развёртывание прошло без помех. Виктор уже расставил все девять гранатомётов.
— Виктор, пять гранатомётов — на максимальную дальность, четыре — по центру лагеря! По тем трём шатрам! Дальше — действуй по обстановке. Начинай!
— Батарея, внимание! — раздалась его команда. — Первый, пятый, максимум дальности! Шестой, девятый, прицел шесть сотен! По четыре мины… БЕЙ!
Бух… шшш… бам! — неровный залп разорвал молчание батальона, и мины ушли в сторону лагеря. Заряжающие, работая размеренно и чётко, посылали в стволы новые мины. Весь батальон, затаив дыхание, следил за результатами. Все три шатра и стоящие рядом навесы были уничтожены.
— Прицел семь сотен! Цель — орудия! Три гранаты… БЕЙ!
Снаряды накрыли вражескую батарею из четырёх пушек, которая до этого вела редкий, но методичный огонь по крепости.
— Молодец, Виктор! — вырвалось у меня после последнего, точного залпа.
Первые минуты растерянности прошли. Нас обнаружили.
Из лагеря, словно разворошенный муравейник, выплеснулась большая группа всадников — человек пятьсот. С диким визгом и улюлюканьем они ринулись в атаку. Однако скачка в гору сбавила их пыл, атака теряла стремительность и уже не казалась такой грозной.
Батальон, вытянувшийся в три шеренги на двести метров, замер в ожидании. Команды не требовалось — каждый знал свое дело. Подпустили горцев метров на восемьдесят.
Прозвучал первый залп. Затем, с холодной, двухсекундной выдержкой — второй, третий, четвертый, пятый.
Результат был ужасающим. Все пространство перед фронтом оказалось усеяно грудами тел — убитых лошадей и всадников. В предсмертной агонии бились раненые кони, стонали и кричали люди. Еще несколько минут назад это была грозная боевая сила, а теперь — лишь сплошная кровавая преграда из убитой и умирающей плоти. Назад сумели вырваться лишь несколько десятков всадников.
Тем временем Виктор методично продолжал утюжить лагерь. Обстрел прекратился так же внезапно, как и начался: батарея выработала свой лимит — двадцать гранат на ствол. В запасе оставалось еще по пятнадцать.
В стане врага началась нездоровая, хаотичная суматоха. Штурм крепости захлебнулся, горцы откатывались от стен, спешно перегруппировываясь подальше от зоны нашего огня. В центре лагеря копилась новая сила — конные и пешие.