Владимир Романовский - Добронега
– Это верно, – согласилась она. – В погоню, это да, это разумно. Сколько тебе нужно сопровождающих?
– Мне не нужны сопровождающие.
– Не дури.
– Я бы не отказалась, но увы, княжна, людей, на которых можно было бы положиться, в нашем распоряжении нет.
Властители не любят, когда им такое говорят – такие заявления ставят под сомнение правомочность их методов. Но Мария уже не была властителем, не так ли.
– Кличко? – сказала Мария полувопросительно.
– Дурак и подлец, – резюмировала Эржбета. – За медяшки продаст.
– Пчелка?
– Всегда ищет, где выгодней.
– Горясер?
– Нерасторопный, медлительный, и слишком всегда на виду из-за этого.
– Но ехать одной – безумие.
– Я не вижу другого выхода.
Мария лихорадочно думала. Эржбета ждала, холодно на нее глядя.
– Вот что, – сказала Мария. – Меня скорее всего запрут в тереме. В Киеве.
– Да.
– Я постараюсь выйти.
– Да.
– Но дело может затянуться.
– И это верно.
– Сейчас я напишу письмо одному человеку. Путь в Константинополь не краток, и ты этого аспида догонишь. А не догонишь – тоже не беда, найдешь его в Константинополе. Я хочу ехать с тобой.
Так оно вернее, думала она, переполняясь надеждой.
– Не успеем. Васс скачет быстро.
– Это так. Но есть кое-что, о чем он не знает.
– О чем же?
– Хартии он собирается продать Базилю, не так ли?
– Только ему, лично в руки.
– Базиля нет в Константинополе.
– Так.
– Базиль у болгар. Возвратится дней через десять только.
– Откуда тебе это известно?
– Владимиру докладывал гонец. А потом доложили мне. Так что время есть. Два дня. Если через два дня я не выйду, ты поедешь… ты отнесешь мое письмо человеку, верному мне. И он поедет с тобой. Доверяй ему во всем.
– Кто же это?
Мария схватила чистую хартию и стала быстро на ней писать. Эржбета недоверчиво ждала.
– Через два дня, – сказала Мария, сворачивая хартию и перевязывая ее голубой лентой. – К вечеру. Пойдешь на Подол, в Жидове, в дом Авраама.
– Уж не к Явану ли? – насмешливо спросила Эржбета. – Это он и есть, Яван – надежный человек?
– Нет, – ответила Мария. – Надежный человек живет нынче в доме Авраама. Он не родственник им. Ты его знаешь.
– Знаю?
– Да. Ты даже хотела его убить. Две попытки сделала, пока я тебя не отговорила.
Эржбета побледнела.
– Это что же, шутка такая?
– Нет.
– Немыслимо.
– Ничего. Привыкнешь.
– Нет, я его не возьму.
– Возьмешь. Нам действительно не на кого больше положиться. А он парень верный. Да и свердом вертеть умеет. Я тебе рассказывала.
– Не велика наука.
– Эржбета, не серди меня.
Эржбета несколько раз прошла по комнате.
– Я согласилась, что не буду ему мстить. Теперь ты хочешь навязать его мне в сопровождающие. Что дальше? Может, мне сразу от него ребенка родить?
– На твое усмотрение.
– Если он поедет со мной, я за себя не ручаюсь.
– Слушай, Эржбета. Он поедет с тобой. Вы догоните Васса, или найдете его в Константинополе, что вернее. Вы отберете у него все, что нужно отобрать. Также было бы хорошо, если бы Васс не мог ничего передать императору устно. А то ведь Базиль ему, конечно же, не поверит, но донос запомнит. Вы вернетесь в Киев, или в Вышгород – решишь сама, судя по обстоятельствам. Хартии принесешь мне. После этого можешь делать с сопляком все, что хочешь.
– Ты предоставляешь его мне, и я могу…
– Я сказала – все, что хочешь.
После некоторого раздумья, Эржбета решилась.
– Хорошо. Пусть так и будет.
– А теперь иди и прячься, пока есть время. Если нас схватят, меня запрут в светелке, а вот тебя…
– Да. Этой опасности подвергаются все, кто тебе служит, Мария.
– И я это ценю, – сказала Мария с разоружающей искренностью.
Эржбета поклонилась и вышла.
Мария подошла к окну. По коже побежали мурашки. Она была готова, но все равно испугалась. Впрочем, страх никак не повлиял на ее решимость. А испугаться было легко. Чуть ли не вся поверхность Днепра на подходе к Вышгороду покрыта была ладьями. И чтобы ни у кого не оставалось сомнений в том, кто именно пожаловал в Вышгород и с какой целью, на мачтах трех передних ладей развевались стяги Косой Сотни.
Болеслав и Святополк сели в повозку. Десять конных ратников пристроились по обеим сторонам. Возница хлестнул лошадь, и в этот момент у повозки отвалилось колесо.
Глава семнадцатая. О нюансах эпистолярного жанра
День спустя Эржбета вернулась в Вышгород, наняв возницу с телегой в рыбацком поселке, располагавшемся в одиннадцати аржах выше по течению Днепра. День выдался теплый и солнечный. Зрелище было впечатляющее. Терем и пристройки сохранились, включая романскую башенку, служившую римско-немецким союзникам Марии часовней, зато мельница, дома, амбары и крог сгорели до тла. По пепелищу ходили с потерянным видом люди, тут и там раздавался плач. Где-то еще тлело и сыпалось, воздух пах едко и зловеще.
– Как хочешь, болярыня, а я дальше не поеду, – сказал возница. – Ни в Киев не поеду, ни здесь не останусь. У кого духу хватит на такое смотреть, болярыня…
Эржбета порылась в суме и протянула вознице кошель. Возница глянул в него и поразился.
– А… эта… – пробормотал он.
– Вылезай и иди домой. Это тебе за лошадь и телегу.
На то, что было в кошеле, можно было купить три лошади, а телеги, как известно, делаются бесплатно из старых брошенных ладей и кнеррир. Рыбак вылез и тут же быстро пошел обратно, почти побежал. Эржбета взяла вожжи и хлестнула лошадь.
Выехав из Вышгорода, она направилась на параллельный связной тропе хувудваг. Съехав в нужном месте на обочину, она сняла юбку, подтянула вверх рубаху, накинула сленгкаппу, а в голенище сапожка сунула нож. Продравшись сквозь заросли к тропе, она свернула на нее и вскоре вышла к Десне. Понтонный переход стоял нетронутый – возможно, был приказ его не трогать. Поправив нож в сапоге, закинув кожаный мешок за плечо, Эржбета ступила на шаткий настил и двинулась вперед. Миновав Десну, вскоре вышла она к подставе, вернее, к тому, что осталось от подставы. Стойла были повалены, стены сторожки разнесены в куски, а кровавые ошметки на двух близко друг к другу растущих березах и забрызганные кровью листья говорили о незавидной участи, постигшей сторожа. Люди под начальством у Добрыни служили особые. Всего этого вполне можно было ожидать. Эржбету зрелище не слишком впечатлило. Все это она уже видела раньше. Неприятно было лишь чувство потери – власти, сети ухищрений, связи, всего того, что они с Марией и Святополком планировали когда-то вместе. Стараешься, делаешь, а потом приходят горлохваты и в один день уничтожают все. Свиньи, смерды тупые. И даже одну из лошадей убили – зачем? Она бы им самим пригодилась.
Ладно. Надо перебираться на другой берег Днепра, а как стемнеет, идти в Киев. И ждать до завтрашнего вечера, как договорились. Если Марию отпустят, она даст знать.
***
Пока вышеописанные исторические события занимали все внимание их участников, другие, менее приметные, более повседневные события шли нестройной группой из прошлого в будущее. Ремесленники думали о том, как бы продать дело и инструмент и уехать вместе с семьей куда-нибудь на время сбора дани. Землепашцы скептически рассматривали всходы. Скотоводы читали коровам и свиньям красноречивые лекции о пользе послушания. Дьяконы поражались невежеству и тупости паствы. А тиуны разбирали многочисленные жалобы истцов, взывавших к немедленному установлению справедливости в свою пользу.
В Ладейном Конце жители целого квартала устроили облаву на известного вора по имени Дуб. У Дуба были друзья, совершавшие вместе с ним налеты и пировавшие после налетов на окраине, в количестве пяти человек. Также у Дуба была подружка по имени Пташка, которую повязали вместе с Дубом.
Ограбления, воровство и вымогательство часто сходили Дубу с рук. Связываться с ним и его дружками было опасно – воры были злопамятны и мстительны. Старожилы только вздыхали о славных прошлых временах, о которых всегда вздыхают старожилы, когда во всей округе резидентствовали исключительно честные и непреклонные храбрецы – уж они бы не допустили, чтоб Дуб так вальяжно себя чувствовал, уж получил бы он от них хвиты под завязку.
Но в этот раз Дубу не повезло. Жертвой его стал печенег по прозвищу Сивый, два года назад женившийся на самой видной и состоятельной девушке квартала. Семья девушки долгое время относилась к Сивому с подозрением и опаской, но вскоре привыкла. Сивый был парень работящий и не злой, жену свою любил без памяти, к отцу ее относился с почтением и дарил ему подарки без всякого повода, да и вообще отличался миролюбием необыкновенным. В печенежские притоны не совался, родственников толпами в дом не водил. Единственной его слабостью была страсть к дорогой и красивой одежде.
