Беглец (СИ) - Никонов Андрей

А вот Варя оставалась беззащитной, её следовало охранять, или же взять с собой во Владивосток, пойти против правил, но и обстоятельства были чрезвычайные. Хотя, промелькнула у Бейлина мысль, её можно, наоборот, принести в жертву, а себя изобразить умершим или убитым, и тогда уже связаться с кем-то из надёжных товарищей, чтобы вывести предателя на чистую воду.

Травин тоже не доверял Бейлину. Вся эта история казалась ему подозрительной, сначала Лапина садится в тот же курьерский, потом какой-то марвихер убивает постороннего пассажира, и подбрасывает улики Сергею, хотя мог бы просто незаметно сойти с поезда. С одной стороны, это означало, что Лукин запаниковал, и значит, вперёд убийства не планировал, а с другой — попутчик не гнушался пользоваться услугами преступников. Слишком многое в этой операции казалось Травину натянутым, возникал вопрос — почему нельзя было отдать Бейлину бумаги в Москве или Ленинграде?

Его он задал прямо, но ответ получил обтекаемый, мол, не хотели рисковать — ключи к записям находятся по указанному в инструкциях адресу, значит, раньше они не нужны. А содержание самому Бейлину неизвестно, может, там ничего важного и нет, очередные ценные указания. Достаточно ему было, как утверждал Митя, увидеть несколько первых предложений, где содержался порядок слов, как он понял, что послание адресовано именно ему. Но тогда зачем Бейлин хотел читать дальше? И это Травин спросил, но Митя сделал вид, что обиделся, сказал, что разговор превращается в допрос, повернулся на бок и театрально засопел. Через полчаса он и вправду заснул, только стонал сквозь дремоту.

Поскольку попутчики решили ждать сумерек, делать особо было нечего. Травин раскрыл книжку, и продолжил читать приключения сотрудника детективного агентства по прозвищу «Оп» в насквозь прогнившем американском городишке, периодически доставая из мешка припасы. Бейлин от еды отказался, пожаловавшись на боли в животе, так что содержимое мешка делилось на двоих — Сергея и добермана. Кобель ел всё подряд, пища, казалось, падает в него как в бездонную бочку.

— Горазд ты жрать, приятель, — Сергей разломал на две половины палку кровяной колбасы, — чего такой тощий?

Доберман не ответил, подтягивая к себе кусок лапой, но внезапно вскинул голову в сторону дороги и зарычал. Лошадь меланхолично жевала траву, проглянувшую из-под подтаявшего снега, и никак не отреагировала на раздавшееся из-за зарослей ржание. Травин спрыгнул с повозки, добрался до придорожных кустов, осторожно выглянул сквозь голые ветки.

По дороге к ним приближалась кибитка. На козлах сидел милиционер Гриша, а внутри, под навесом — две женщины. У Сергея не было бинокля, лица пассажирок оставались в тени, но Травин готов был поспорить, что это Маша Сазонова и учительница Поземская. Гриша не торопился, лошадь лениво перебирала ногами, одна из пассажирок вертела головой, словно выискивая что-то.

— Я ненадолго, — Сергей тронул Бейлина за плечо, — тут наши знакомые появились.

— Какие? — спросонья не понял Митя.

— Которых мы в подвале заперли, и с ними ихний милиционер.

— Справишься? Это тебе не спичками торговать.

Травин усмехнулся, забрал браунинг, потрепал добермана по голове, наказав никуда за ним не ходить, и вдоль зарослей последовал за повозкой. Примерно через километр та остановилась возле раскидистого старого дуба.

— Как думаешь, это здесь? — спросил Гриша.

— Определённо да, — пассажирка вылезла на свет, теперь Сергей точно уверился, что это Маша Сазонова, — глаза разуй, дурак, ты же первый здесь был.

— Что мне все тычут дурак да дурак, — самозваный милиционер обиделся, — не глупее других, между прочим.

— Если бы не твоя дурость, мы дальше в Камышинке сидели, — парировала Маша. — Ладно, давай, тащи её, а потом отгонишь повозку подальше, не хватало нам только лишних глаз.

Поземская выглядела заторможенной, Гриша хотел её спустить, но она сама слезла, оперлась на Машину руку. Женщины, о чём-то тихо переговариваясь, пошли прочь от дороги. Сергей подождал, пока Гриша оставит упряжку на небольшой поляне метрах в тридцати, и осторожно последовал за ними.

Идти пришлось минут десять. Петляя между деревьями, троица спустилась в небольшой овраг, так что только макушки их торчали, Травин как смог спрятался за деревом. По оврагу протекал ручей, наверное, летом совсем мелкий, но сейчас воды в нём было по колено, она уносилась дальше вглубь леса. Обитатели Камышинки сгрудились вокруг небольшого холмика с деревянным крестом.

— Это здесь, — послышался голос Маши, — здесь она померла.

Поземская села на подтаявший снег и заплакала. Она размазывала слёзы по лицу, и одновременно гладила холмик с показавшейся поверху чёрной землёй, отчего щёки быстро стали грязными, в подтёках.

— Тося, — говорила она, — Тосечка, как же я без тебя, родная, зачем ты меня одну оставила.

Фельдшер и Гриша отошли от неё на несколько шагов, теперь они говорили тихо, Травину приходилось прислушиваться.

— Кончать её надо, — взволнованно говорил парень, — если бросим в Кандагуловке, ментов приведёт, а они уж раскопают тут всё, а нас споймают.

— Тебя, дурака, расстреляют, а я не при чём, разве что покрывала, — Маша была совершенно спокойна, — скажу, что меня угрозами заставил, наганом тыкал. Когда учительницу насильничал, а потом головой об камень, чем думал? Не собираюсь я руки марать.

— Да они у тебя по локоть, — возмутился Гриша, — забыла, что с другой сделала, когда её ещё живую принесли? А с Иридой?

— Ты докажи.

— И докажу. Мы с тобой одной верёвочкой повязаны, куда я, туда и ты.

— Ладно, — неожиданно согласилась Маша, — обещание я своё выполнила, где сестра, она узнала, и вправду ей лучше не жить, вон как горюет.

Она подошла к Поземской, достала из кармана фляжку, дала учительнице. Травин ничего не успел сделать, как та отхлебнула глоток.

— Ну вот, отдохни, — Маша погладила её по голове, — сейчас тебе легче станет, ты плачь, от этого сердце чистится. Ещё немного, и вы с ней встретитесь в другом мире, лучшем, там нет горестей и страданий, там вам будет хорошо.

Поземская кивнула, она легла на могильный холм, прижавшись к нему щекой и обнимая руками.

— Всё? — спросил Гриша, подойдя со спины, — померла?

— Вот ещё, спит она, — Маша фыркнула, — я же сказала, руки за тебя марать не буду. Дальше ты сам делай, на что смелости хватит, не собираюсь ещё один грех брать.

— Вот жеж ты стерва, давай я её к дереву привяжу, ну или подвешу за шею низко, звери обглодают так, что никто не узнает, а мы скажем — сбежала.

— Кому ты говорить собрался, дурень. А может сдать меня хочешь?

— Надо будет — сдам.

Парень подхватил Поземскую подмышки, та безвольно повисла на руках. Гриша тяжело дышал, на лице выступил пот.

— Что-то тяжёлая она больно, нет, лучше утоплю, а потом закопаю, всё же не по-людски зверям скармливать, — он потащил её к ручью, — за лопатой только возвращаться придётся. Чёрт, да что в ней, десять пудов?

Травин и так достаточно услышал, он достал браунинг, прицелился и выстрелил Грише прямо в спину. А потом съехал на ногах в овраг.

Артельный милиционер лежал на Поземской, та не шевелилась, но за учительницу Сергей пока не опасался — пистолетная пуля не винтовочная, с такого расстояния навылет не пробивает тело. Он навёл ствол на Машу. Та от внезапного нападения растерялась, но быстро взяла себя в руки.

— Вы как снег на голову, товарищ Добровольский, — затараторила она, — прикончили гада? Он нас с Анной Ильиничной похитил, угрожал убить.

— Я всё слышал, — Травин пожал плечами, — вопросов не имею. Хочешь что-то сказать напоследок?

Маша затравленно на него посмотрела.

— Это всё он, я только делала, что он велел. Гришка Звягину убил, сначильничал, а потом камнем по голове стукнул, а меня заставлял молчать, говорил, что тоже убьёт. И Аннушку хотел извести, сволочь такая, ты же слышал.

— Будкина он тоже ткнул? — поинтересовался Сергей.