Беглец (СИ) - Никонов Андрей

— Как думаешь, по нашу душу? — спросил Травин.

— Наверняка, — Митя протирал браунинг ветошью, — я, когда из Дятлово выезжал, пятерых встретил, то ли из угро, то ли наши, из ОГПУ. Значит, вчера у них целый день был, чтобы про меня узнать, а теперь, видишь, нас связали, будут по сёлам рыскать. Ну и пусть, мы к этому времени уже исчезнем, ты на обозе, а я сам по себе.

Он достал из саквояжа очки, нацепил на нос, из маленькой плексигласовой коробочки вытащил усы, прилепил над верхней губой.

— Похож?

— Вылитый Бентыш, — подтвердил Сергей, — располагайся, Иван Модестович, будем ждать. Ты чего морщишься?

— Да бок тянет, — пожаловался Бейлин, располагаясь на досках и подложив мешок с припасами под голову, — вчера фельдшерица помазала, сверху вроде затянулось быстро, даже не поверил, а внутри вон печёт.

Разъезд из трёх милиционеров, агента уголовного розыска второго разряда и уполномоченного ТО ОГПУ задержался в Конопельке до позднего вечера. По горячим следам, показаниям машиниста и фотокарточкам мёртвых бандитов установили личности всех, кто грабил поезд, их семьи допросили и посадили в горницу избы Парамонова до приезда старшего следователя окружного суда. Тот появился только в четыре часа пополудни, когда голодные и трясущиеся от страха люди готовы были рассказать всё, что угодно, лишь бы их выпустили. Ничего путного следователь от задержанных не добился, хотя ясно было, что отъезд группы людей не мог пройти незамеченным.

Зато в шесть вечера по собственному почину заявился племянник Парамонова, который рассказал, что его дядя, кулак недорезанный, вёл дела с жителем соседнего села Дятлово, Герасимом Кузьмичом, инвалидом империалистической войны, и именно этот инвалид мог их и отвезти на место преступления, а встречались Лукич и его прихлебатели где-то за околицей. Герасим же проезжал на повозке мимо Конопельки в пять утра, это племянник знал точно, потому что в это время пас коров и повозку инвалида видел.

Два милиционера остались со следователем, а остальные выдвинулись в Дятлово, только к этому времени уже стемнело, а дом Герасима оказался закрыт. Соседка рассказала, что тот на охоте уже третий день, что с головой у одинокого инвалида войны не в порядке, так что может и на неделю задержаться, и что позавчера его искал мужчина, который остался у неё ночевать, а утром следующего дня уехал. Агент уголовного розыска в докладе отметил, что свидетельница фотографию Добровольского не опознала, своего гостя описывала как невысокого, с ясным лицом и серыми глазами, при этом глаза самой свидетельницы были влажные и мечтательные. Сын свидетельницы, Иван, подтвердил, что Герасим в тот день охотился, а незнакомец расспрашивал о человеке, которого инвалид мог подвезти. Как зовут гостя, соседка Герасима и её сын знали точно, она утверждала, что Матвей, а он — что Трофим.

— Подозрительная личность, — сказал уполномоченный, — а ну-ка, мать, ещё раз его опиши.

Глаз у сотрудника ОГПУ был намётанный, агент угро тоже слепотой не страдал, и в портрете гостя они признали человека, с которым столкнулись утром, на въезде в соседнее село. Ну а поскольку Герасим мог везти только одного человека, подозреваемого Добровольского, то, скорее всего, гость женщины вполне мог ехать тем же поездом и быть его сообщником. Поэтому наскоро составленное словесное описание отослали в город, чтобы показать милиционерами Сидорчуку и Гулькину, которые пассажиров поезда хоть как-то, но видели. Вместе с портретом уполномоченный ОГПУ передал запрос по ходу курьерского, не сходил ли кто из пассажиров на станции Убинск вперёд плацкарты.

Ответ на запрос не потребовался, потому что Сидорчук, прибывший около полуночи на место, заявил, что узнал в описании сотрудника НКВД, ехавшего в том же поезде, а именно основной отличительной приметой выступил свёрнутый на бок нос, это агент угро тоже отметил в своём докладе, как и то, что по ранее полученным данным, именно этот человек первым осмотрел трупы бандитов.

. Пассажир с фамилией Бейлин, несмотря на ранение, потребовал, чтобы его сняли с дрезины на железнодорожной станции Кожурла, которая располагалась вблизи села Александровское. Вместе с ним сбежало имущество отдела милиции, а именно розыскная собака породы доберман. Тут же и уполномоченный, и агент угро вспомнили, что именно такая собака лежала на повозке, которой управлял встреченный ими человек.

— Лихому надо доложить срочно, — сказал агент, — похоже, дело серьёзное, с крупной бандой дело имеем.

— Как он у вас, ещё не застрелился? — уполномоченный не сдержал улыбки, о привычке начальника уголовного розыска Барабинска прикладывать револьвер к виску по любому поводу знали почти все.

— По такой жизни любой бы хотел. Только времени нет.

Ранним утром по лыжным следам милиционеры, следователь и сотрудник ОГПУ отыскали мужчину, который к моменту их прибытия был давно мёртв. Причину смерти на месте установить не удалось, потому что, опять же указал в докладе агент угро, лицо и часть тела жителя Дятлово, предположительно Герасима Кузмича Запойлова, 1875 года рождения, были объедены дикими зверьми, предположительно волками.

— Странно, — сказал уполномоченный, глядя на труп, — соседи сказали, что охотник он опытный, как мог вот так опростоволоситься?

— Голова повёрнута странно, — следователь зарисовывал расположение тела и других предметов, — словно сломал шею, или свернул кто.

— Может, Бейлин свернул?

— Может и он, — согласился следователь, — отправим тело в больницу. Барабинская станционная сгорела, придётся в Убинское везти, или в Каинск. Вот ты подумай, если Добровольский, Бейлин и эта шайка были заодно, зачем друг в друга стреляли? Не сходится.

— Найдём — сойдётся, — уверенно сказал уполномоченный, — раз Бейлин искал Добровольского, наверняка или нашёл, или знает, где он. Пожалуй, десятком сабель мы не обойдёмся, надо по сёлам послать людей вместе с милицией.

— Тут, насколько я помню, вариантов-то немного, дорога идёт от путей до самой Кандагуловки, а в другую сторону до Убинского. Вот ты бы куда поехал?

— В Убинское, там на поезд сесть можно.

— Вот и я о том же, — следователь кивнул, -если так, то они уже в пути, надо на станции поспрашивать, не садились ли такие лица в железнодорожный состав, и если да, то в какой.

— Сделаем, только вон Сидорчук говорит, что Добровольского подранил, на санях Герасима следы крови имеются, и Бейлин тоже ранен. Далеко они уйти не могли, где-то отлёживаются, потому как на станции подозрение вызовут своим израненным видом. Ну а если вдруг они сглупили, и в Кандагуловку отправились, тоже не беда, оттуда разве что с обозом, а их мы проверим на раз. Начнём искать прямо сейчас с теми, кто есть, — уполномоченный расстелил карту, ткнул пальцем в пунктирную линию, — сегодня до полудня обещались полувзвод прислать, их тоже снарядим на разведку. Попадутся, голубчики, как в силки.

Вестовой добрался до Кожурлы к полудню. Ещё десять минут он ждал, пока телеграфист заправит аппарат, и почти сразу сообщение получили в Барабинском окротделе. К этому времени взвод кавалерийского полка ОГПУ из Ново-Николаевска разделился, двадцать бойцов остались в Барабинске, а десять отправились на помощь уполномоченному в Дятлово. Комвзвода, получив приказ, направил ещё десяток бойцов в сопровождении двух милиционеров в Кандагуловку, на поиск беглецов. В селе они никого похожего из приезжих не нашли, оставили словесные портреты в местном милицейском участке, и отправились дальше, в сторону Дятлово, заезжая по пути в населённые пункты.

Штат милицейского участка в Кандагуловке состоял из двух милиционеров и машинистки Раечки. Раечка перепечатала описание подозреваемых в пяти экземплярах, один остался в участке, ещё один передали в сельсовет, два листа отдали в кооперативную столовую и чайную при лошадином базаре. Последний экземпляр она отнесла в артель «Ново-Николаевские баранки», и через час его читал Фёдор Кулик по кличке «Краплёный».