Беглец (СИ) - Никонов Андрей

Через минуту он уже храпел рядом с собакой.

— Ты бы хоть побегал, — сказал Травин доберману, — лежишь весь день, жрёшь в три горла, так пузо отрастёт. Как тебя там звать, Султан?

Султан поднял морду, посмотрел на Сергея, как тому показалось, с насмешкой, и снова опустил голову на лапы.

Сергей прочистил ствол пистолета ветошью, пропитал чистый кусок смазкой. За оружием ухаживали кое-как, а пользовались активно, в некоторых местах нагар едва отходил. Закончив с браунингом, молодой человек принялся за маузер, потом проверил наган покойного Гриши, подточил ножи, поменял себе повязку, снова напитавшуюся кровью, хотя в этот раз гораздо меньше. Солнце подошло к линии горизонта, Бейлин проснулся сам, он чувствовал себя гораздо лучше, Поземская и не думала открывать глаза.

— Тронулись.

Травин залез на козлы, щёлкнул вожжами, отдохнувшая лошадь возмутилась тому, что её заставляют снова двигаться, но вывезла повозку из придорожных зарослей и потрусила к Кандагуловке. Доберман спрыгнул с повозки и семенил следом. Сергей ехал, в любой момент готовясь свернуть на обочину, но навстречу попался только один обоз из трёх телег, гружённых тюками, а попутного транспорта не было вовсе. Большую часть пути они проделали засветло, пришлось ждать, когда солнце зацепит горизонт, и только тогда, с погасшим фонарём, повозка подъехала к Кандагуловке.

Случайно оборонённая фамилия мёртвого помощника уполномоченного, особого эффекта на живого уполномоченного не произвела — при трупе Липшица документы не нашли, и учитывали, что скрывшийся Добровольский их может в своих целях использовать. Но насторожиться заставила.

— Повтори-ка ещё раз, — попросил он.

— Ихний председатель сельсовета считает, что товарищ Бейлин, которого мы разыскиваем — он же и есть товарищ Липшиц, — сказал начзвена Плошкин, — потому как сказал, что уехали Липшиц и Добровольский. Разрешите идти, товарищ уполномоченный.

— Да, через двадцать минут поедем. Ну что я говорил, — повернулся уполномоченный к следователю, — они заодно. Здесь вы закончили?

— Практически, — следователь похлопал по потолстевшей картонной папке с завязками. — Версия о том, что гражданин Добровольский с бандой связан, не подтвердилась, отчёт криминалиста вы видели, у всех, кроме Пенькова, который из зарослей из трёхлинейки стрелял, ранения произведены с близкого расстояния. Могу свой предварительный вывод озвучить, тут кто-то из этих двоих постарался, а может быть даже оба. Поскольку законопослушных граждан они не трогали, и то, что произошло в поезде, меня не касается, теперь это ваша забота.

— Разберёмся, — недовольно сказал уполномоченный.

— Желаю удачи, ну а я умываю руки. Раз все члены банды мертвы, дальше копать смысла нет, отдам дело прокурору. И без этих ковбоев забот хватает, ещё с больницей в Барабинске разбираться, там, похоже, поджог, и в Камышинку надо заехать, забрать новых подозреваемых, с тамошних станется самосуд над ними учинить. Слухи разные про это село ходят, только по моей части за последние два года ни одного преступления, даже пьяной драки, учительница разве что утопла, но добровольно.

Следователь вышел из здания сельсовета, залез в дрожки, и в компании милиционеров уехал в сторону Кандагуловки. Уполномоченный проводил его глазами, сам он намеревался отправиться в Убинское, а уже оттуда на дрезине или попутном поезде — в Барабинск, но после слов начзвена передумал, и решил, что не лишним будет заскочить в Камышинку.

Поиски беглецов результата не дали, конные разъезды прочесали почти все деревни и сёла от Кандагуловки до Убинского, и нигде Бейлина и Добровольского не видели. Нигде, кроме Камышинки, но раз они оттуда уехали, значит, скорее всего будут пробираться лесной дорогой, ведущей в Александровск. Так предположил следователь, который хорошо знал здешние места, а уполномоченный согласился, и отправил туда отделение кавалеристов. На лесной дороге, петлявшей по вырубкам, из поселений были два десятка хуторов, откуда выбираться некуда, кроме как через снежную целину. Второе отделение продолжило патрулировать дорогу, расставляя посты на перекрёстках. Двое мужчин и собака — компания приметная.

— Как он у них только не сбежал, — сказал агент уголовного розыска, который тоже собрался ехать обратно, в окружной отдел милиции, — Марочкин покойный на него всё жаловался, мол, ищет хорошо, но шебутной, команд не слушает, у других собак пайку крадёт. Приписали на выбраковку, только кроме него ни одной путёвой собаки в питомнике нет, весной обещались прислать. Так в Убинское вместе поедем?

— Нет, без меня, — уполномоченный пожал ему руку, и вышел на улицу.

Он ждал отчёт криминалистов, которые в Ново-Николаевске осмотрели отцепленные от состава вагоны с мертвецами — спальный и почтовый, и намеревался вернуться в Барабинск до полуночи.

Небольшой отряд обогнал следователя за поворотом, через час с небольшим повернул с дороги к Камышинке, и оказался на площади перед церковью с красным флагом. А ещё через двадцать минут уполномоченный перебирал листы бумаги, заполненные убористым почерком, на которых расписался Тимофей Липшиц.

— Так значит, этот Липшиц на самом деле другой? — уточнил начальник артели.

— Товарищ Липшиц мёртв, а тот, кто у вас был — самозванец.

— Надо же, а с виду вполне приличный человек, — невозмутимо сказал Гринченко, — и следствие провёл, вывел на чистую воду. Только вот подозреваемые сбежали.

Об этом уполномоченный уже знал от красноармейца Линько, так что не удивился. Лже-Липшиц, на его взгляд, провёл расследование кое-как, но признательных показаний каким-то чудом добился, мужчина представил лицо следователя, который вскоре тут появится, и невольно улыбнулся.

— Так куда они поехали, неизвестно?

— Гришка за ними следил, а потом сам сбежал, паразит, только тут дорог немного — налево и направо. Если в Кандагуловку, так они давно уже там, в Убинскому может подъезжают, а если на лесную, крюком, то к ночи хорошо если доберутся, там места есть неудобные для повозки. Что скажете?

— Скажу, что не нужно заниматься самодеятельностью и дублировать органы, — ответил уполномоченный, — сообщили бы в район, а так головотяпство. Хорошо, что завхоз ваша выжила, и что не контрреволюционный элемент это устроил, а на бытовой почве, иначе, товарищ Гринченко, проблемы у вас были бы куда серьёзнее. Ладно, разобрались быстро, так ещё в округ успею. Троицу мы в розыск объявим, не беспокойтесь, хорошо, что фотографии есть, ну а в остальном товарищ следователь подскажет, он вскоре будет тут.

Уже подъезжая к дороге, уполномоченный подумал, что неплохо бы послать в Кандагуловку звено, но потом представил, как будет ехать по темени один через лес.

— Плошкин, — сказал он начальнику звена, — у тебя вроде котелок варит, поэтому слушай приказ. Твоё звено я забираю, а ты и Линько скачите обратно к тракту, переговори с милиционером, убедись, что он ничего не видел и не слышал подозрительного, а потом оттуда телеграфируешь. Или нет, там же нет телеграфа. Тогда, как что узнаешь, доберёшься до Каинска, и оттуда доложишь. Но если вдруг встретишь наших беглецов, задержи и отконвоируй. Живыми.

— Каких беглецов? — уточнил Плошкин.

— А каких встретишь, тех и задержи.

Кавалеристы Плошкин и Линько добрались до Кандагуловки меньше чем за полтора часа. Громкоговоритель возле бывшей почтовой станции, где находился сельский участок милиции, хрипел, передавая радиогазету. Трансляция шла с первого в Сибири передатчика на железнодорожной станции Алтайка в Ново-Николаевске мощностью в 4 киловатта. Пока диктор бодро рапортовал о трудовых успехах, красноармейцы любовались на мощный навесной замок.

— Эй, отец, — окликнул Плошкин дворника, — а милиция-то где?

— Известно где, — охотно ответил дворник, — за преступниками бегает. Но токма до пяти вечера, а потом законно отдыхает.

— А преступники, значит, тоже отдыхать идут? — съязвил Линько.