Господин Тарановский (СИ) - Шимохин Дмитрий

Но я и не думал ограничиваться одним нормированием. Подойдя к карте, окинул взором окрестности Силинцзы, всматриваясь в изгибы дорог.

— Вот мы как поступим… Враг сам привезет нам еду! — задумчиво протянул я, думая вслух.

Все недоуменно уставились на меня. Левицкий нахмурился, видно, гадая, не повредился ли я рассудком.

— О чем ты?

— У них огромный, прожорливый лагерь. Четыре тысячи солдат, плюс обслуга, плюс лошади! Эту орду нужно кормить. Каждый божий день. Им нужно в три раза больше еды, чем нам. — Мой палец лег на линии трактов, ведущих к Силинцзы. — И еду им везут. Каждый день. По этим дорогам. Наша еда едет к нам сама.

Понимание медленно, как утренняя заря, начало проступать на их лицах.

— Мы не будем сидеть здесь и дожидаться голодной смерти! — продолжил я, распаляясь. — Мы вынесем войну за стены. Мы начнем охоту на их коммуникациях! Мы будем жечь их фураж, мы будем перехватывать их обозы!

Я ударил ладонью по столу.

— Пусть они сами сядут на голодный паек! Тэкклби обещал нам голод? Отлично. Мы вернем ему этот подарок. Еще неизвестно, кто первый околеет — мы, в теплых подвалах, или они, в чистом поле, когда мы перережем им сухожилия!

— Курила… — начал Софрон осторожно. — План знатный, спору нет. Перерезать им глотку — дело святое. Но чтобы бить обозы, нужны люди. Сотня, не меньше. А отправить сотню лучших бойцов наружу — это же своими руками оборону оголить! У нас каждый штык на счету. А если Тэкклби погонит своих на штурм, пока наши будут рыскать по лесам? Кто дыры затыкать будет?

Возражение было весомым. Я спокойно выдержал взгляд старого солдата.

— Лучшая защита — нападение. Они не сунутся на штурм, если у них в тылу начнется пожар. Если их обозы будут гореть, а фуражиры — не возвращаться. Когда мы взорвали их склады, у них наверняка начались проблемы и с порохом. На полноценный штурм может просто не хватить. Наш отряд снаружи станет лучшей защитой для тех, кто останется внутри. Он заставит врага оглядываться.

Софрон обдумал мои слова и неохотно кивнул. Но тут в разговор вступил Левицкий.

— Идея хороша, Сергей, — сказал он, хмурясь. — Стратегически — безупречна. Но есть одна маленькая, техническая мелочь, которая все рушит.

— Какая?

— Ты говоришь — летучий отряд. Значит, конный. Пешком за обозами не угнаться.

— Верно. Лошади, как ты знаешь, у нас есть.

— Да, лошади имеются, — продолжил Владимир. — Триста голов — тот косяк, что ты оставил в горах. Но, Серж… на чем твои люди будут скакать? На голых спинах?

Корнет развел руками.

— Во всем гарнизоне от силы два десятка седел. Прочие сгорели. И как они будут сражаться без седел и стремян? Управлять лошадью, держать строй? Бойцы сотрет себе ноги в кровь за полдня такой скачки и будет думать только о том, как не свалиться.

Я усмехнулся.

— А нам и не нужны седла, Володя. И сабельные атаки в красивом строю — тоже. Ты мыслишь категориями уланского полка. Забудь. Это будут драгуны. Конная пехота.

Взяв кусок угля, я нацарапал на доске стола простую конструкцию.

— Седла мы сделаем сами. Арчаки. Простейший деревянный каркас из двух дощечек. Сверху — две подушки, набитые соломой. Любой плотник сладит такой за полчаса. Этого хватит, чтобы не сбить холку коню и не стереть зад всаднику. Стремена — из веревочных петель. Убого, но свою задачу выполнит.

— А бой? — спросил Мышляев. — Как рубить с такой подушки?

— А им не нужно рубить! — отрезал я. — В этом вся суть. Их задача — скорость.

Я снова повернулся к карте, чертя на ней злые, ломаные линии.

— Они налетают на обоз внезапно, как саранча. В бой на конях не вступают. Спешиваются на расстоянии выстрела, пока коноводы держат лошадей в укрытии, и расстреливают охрану. У тех, как я заметил, в отличие от пехоты, остались фитильные ружья. Они не смогут ответить, а скорее всего — даже и и не поймут, откуда по ним прилетело.

Пока я говорил, глаза Лян Фу загорелись. Тактика «укусил-отбежал» оказалась ему близка. Немудрено — тайпины именно так одержали немало побед.

— Сожгли повозки, забрали самое ценное, и по свистку — снова в седла! Растворились в степи! Лошади для них — не боевые товарищи, а быстрые ноги.

Командиры переглядывались, и в их взглядах появлялась уверенность.План выглядел вполне рабочим.

— Представьте: сотня метких стрелков. Мобильных, неуловимых. Они станут для армии Ишаня призраком, ночным кошмаром. Они перережут им сухожилия, пока те будут пялиться на наши стены.

В подвале повисла тишина. План, казавшийся минуту назад безумием, на глазах обрастал плотью, превращаясь в четкую, злую, смертоносную систему.

Левицкий, как кавалерист, первым оценил изящество замысла. Он медленно кивнул.

— Драгуны на подушках… Черт побери, Сергей, это может сработать.

— Сработает, — подтвердил Лян Фу. — Мои люди быстро бегают. А на лошадях они станут ветром.

— Ну, коли так… — крякнул Софрон. — Соломы и веревок у нас хватит!

— Тогда за дело, — подвел я итог. — Отбирайте людей. Сотню лучших. Этой ночью выводим их из города.

Вдруг тяжелая дверь подвала с грохотом распахнулась. Мы схватились за оружие.

На пороге, опираясь на плечо часового, висел человек. Монгол. Запыленный настолько, что цвет одежды сливался с серой маской грязи на лице, прорезанной белками воспаленных глаз. Он шатался от предельного истощения. Вслед за ним вошел часовой из наших каторжан.

— Ваше высокоблагородие… — выдохнул «наш». — Это гонец. Прорвался прям через лагерь цинцев. Говорит, от сотника Очира!

Услышав имя Очира, я подался вперед. Монгол поднял голову, узнал меня, попытался выпрямиться.

— Белый Нойон… — прохрипел он на ломаном русском.

Сафар тут же метнулся к гонцу с флягой. Тот пил жадно, захлебываясь, потом закашлялся и заговорил — быстро, сбиваясь, на своем гортанном наречии. Сафар переводил, и с каждым его словом лица в подвале светлели.

— Очир-сотник шлет земной поклон! Просит прощения. Мы не знали о беде. Враг хитер, все дороги перекрыл. Но слухи, как ветер, просочились через скалы. Твой человек, называющий себя «Хан», сообщил — город в огне. Очир собрал людей. Мы идем.

В подвале стало так тихо, что слышно оказалось, как потрескивает фитиль в коптилке.

— Где они? — резко спросил я. — Сколько их?

— Мы будем через два дня, нойон, — перевел Сафар. — Нас пока немного, сто сабель. Но Очир уже послал «стрелу войны» по всему хошуну. Все, кто может держать лук, садятся на коней. Еще через десять дней придет вся наша тысяча. Очир просил сказать: «Держитесь. Идем резать маньчжурские косы».

— Идут!!! — вдруг заорал Софрон и с размаху ударил папахой об пол. — Наши!

Левицкий, обычно сдержанный, схватил старого солдата за плечи и тряхнул так, что у того зубы клацнули.

— Слышал, Серж⁈ Тысяча сабель! Отличная новость!

Душный подвал взорвался криками и смехом. Угроза голодной смерти, еще минуту назад казавшаяся неотвратимой, отступила. Надежда ворвалась в наш каземат, как свежий степной ветер.

Почувствовав огромное, как гора, облегчение, я тут же задавил его. В голове что-то щелкнуло. Переключение скоростей. Мы больше не выживали. Мы начинали охоту.

Сотня через два дня. Тысяча через десять. Это меняло расклад сил. Абсолютно и кардинально!

— Хорошо, — сказал я, глядя на карту уже другими глазами. — Очень хорошо. Сотня Очира — наш мобильный кулак. А тысяча… — мой палец очертил широкий круг вокруг позиций Тэкклби, — … это кольцо. Мы сможем взять их армию в клещи.

Вокруг меня воцарилось ликование. Теперь мы сможем попытаться разгромить врага.

Через десять дней.

Глава 20

Глава 20

Вместе с измученным степным посланником в подвал ямэня ворвалась надежда. Она пьянила, как глоток чистого спирта на голодный желудок. Люди вокруг улыбались, хлопали друг друга по плечам, в глазах Левицкого горел лихорадочный блеск.