Красный Вервольф 5 (СИ) - Фишер Саша

В прихожей меня встретила Глаша. Из гостиной и столовой доносились возбужденные голоса. Плыл табачный дым. Звякали бокалы. Похоже, вечеринка была в самом разгаре. Я скинул штиблеты, на подошвах которых было по килограмму грязи. Прошел в ванную. Благо, Захар, наш истопник, раскочегарил водогрейную колонку. Так что проблемы с тем, чтобы помыться не возникло. Горничная подала мне все чистое. Приведя себя в порядок, я вышел к гостям. За изрядно разоренным столом, сидела обычная компашка. Князь Сухомлинский, граф Суворов, литератор Обнорский, поручик Серебряков, который кивком со мною поздоровался, словно мы сегодня не виделись.

Глаша принесла мне чистые тарелки и столовые приборы. Положила гусятины, пододвинула блюдо с заливной рыбой и еще какие-то тарелочки и блюдца со снедью. Обнорский налил мне водки и мы с ним выпили. Этот бумагомарака приехал в Плескау аж из Лиможа, дабы рассказывать читателям белоэмигрантских газетенок о том, какое счастье принесла «Великая Германия на освобожденные от большевистского ига территории многострадальной России…». Судя по тому, что сей щелкопер был беспробудно пьян, виселицы и расклеенные по городу приказы комендатуры, за нарушение которых жителям полагалась только одно наказание — смертная казнь, его не вдохновляли на творчество.

— Нет, господа, вы только послушайте, что пишет этот чухонский листок «Хельсингин саномат»! — воскликнул потомок великого русского полководца, разворачивая финскую газету: «…большинство русских военнопленных являются юношами в возрасте от четырнадцати до семнадцати лет или же стариками от шестидесяти до семидесяти лет…».

Присутствующие тут же заспорили, можно ли этому верить. Я смолчал, делая вид, что увлечен исключительно набиванием желудка, тем более, что действительно проголодался. У князя были тесные связи с немецкой интендантской службой, ведавшей продовольственным снабжением вермахта, поэтому к нему охотно заглядывали не только понаехавшие белоэмигранты, но и высокопоставленные немецкие офицеры. Последним обстоятельством я беззастенчиво пользовался. Подвыпившие немчики порой бывали излишне болтливы. Однако наибольшие надежды я возлагал на фройляйн Кранц.

Эта дебелая немка служила машинисткой в «Организации Тодта», но, по моим сведениям, имела отношение к разведывательно-диверсионной школе «Абвера», которая скрывалась под крышей этой строительной фирмы. Магда Кранц была крепостью не то что бы неприступной, но требовавшей длительной планомерной осады. Как раз сегодня она должна была посетить вечеринку у Сухомлинского. И потому, заслышав женские голоса, доносившиеся из гостиной, я вытер губы салфеткой. Поднялся, одернул пиджак и покинул столовую. Магда в красном вечернем платье, соблазнительно облегающем ее крепкое тело истинно арийской женщины, беседовала с какой-то фрау. Незнакомка стояла ко мне спиной и я лишь мельком отметил, что пышностью форм она не уступает фройляйн Кранц.

— О, Базиль! — воскликнула Магда. — Ты вовремя! Познакомься с моей подругой!

Подруга обернулась и улыбка светского соблазнителя медленно сползла с моего лица.

Глава 3

Я едва сдержался, чтобы не произнести ее имени вслух. В самом деле, откуда Базилю Горчакову знать Марту Зунд? Ее глаза озарились бешеной радостью пополам с гневом, но она быстро взяла себя в руки, светски улыбнулась, протянула руку.

— Марта!

— Базиль! — откликнулся я, целуя тыльную сторону кисти.

— Мы только что хотели спеть арию Елизаветы из «Тангейзера», — продолжала она.

— На два голоса? — удивился я.

— Нет, петь будет Магда, у нее прекрасное сопрано.

— С удовольствием послушаю, — сказал я.

— А я думала, вы ей подыграете, — съехидничала Марта. — Вы же русский дворянин, а они все поголовно владеют музыкальными инструментами.

— Да, особенно — балалайками.

— Меня будет кто-нибудь слушать сегодня? — капризно осведомилась фройляйн Кранц.

Ага. Кажется — уже ревнует. Ах, Марта, Марта, принесла тебя сегодня нелегкая. Дураку ясно, она мне не даст затащить свою белокурую подружку в спальню. Скорее — сама меня в нее затащит. Придется повременить с решающим штурмом машинистки из «Тодта». Я галантно ухватил Марту за локоток и подвел ее к кушетке, времен Николая Кровавого. Усадил, а сам остался стоять, якобы из почтения к певческому таланту фройляйн Кранц. Та подошла к роялю фирмы «Бехштейн». За клавиши сел какой-то немчик в чине гауптмана. Зазвучала бравурная музыка Вагнера и Магда с чувством затянула:

О, светлый зал мой, здравствуй снова!

Вновь ты мне мил, приют певцов!

В тебе его проснутся песни, —

и я проснусь от мрачных снов!

Как он тебя покинул,

пустынным ты мне стал…

Тоска проникла в сердце,

унынье — в дивный зал!

Теперь в груди трепещет радость,

теперь и ты мне стал сиять:

кто жизнь тебе и мне дарует,

тот ныне будет здесь опять!

Не будь здесь Марты, я бы пустил сентиментальную слезу, а по окончании арии, принялся восторгаться талантом исполнительницы, целуя ей руки чуть более страстно, чем требует восхищение поклонника оперного пения. Теряя очки, я лишь вежливо похлопал, когда фройляйн Кранц умолкла. И мои жидкие аплодисменты утонули в бурной овации других слушателей, подтянувшихся из соседнего помещения. Пока Магда принимала поздравления, ее подруга улучила минуту, ухватила меня за руку и вытащила в курительную, которая сейчас пустовала, потому что гости дымили всюду, где им вздумается.

— Что, Алекс, нацелился на эту сучку? — накинулась на меня Марта, впрочем — шепотом.

— Тише ты! — осадил я ее. — Хочешь остаться со мною, называй меня Базилем.

— Что со мною делаешь! — запричитала Марта. — Пропал куда-то… Я с ума схожу, а он тут хвостом вертит перед каждой вертихвосткой! — последнее слово она произнесла по-русски.

— Останься сегодня со мною, — попросил я вполне искренне. — Я ужасно соскучился!

Она сразу обмякла и упала в мои объятия. Я понял, что еще мгновение и она примется меня раздевать прямиком в курительной, куда в любой момент может вломиться кто-нибудь из гостей. Пришлось встряхнуть разомлевшую любовницу и строго произнести:

— Марта! Соберись! Ты мне нужна! И не только — как женщина. Понимаешь?

Она распрямила свой мощный стан, выпятила грудь.

— Поняла, Але… Базиль. Можешь на меня рассчитывать.

— Вот и отлично. Пойдем к гостям. Надо дождаться, покуда они расползутся.

Мы вернулись в гостиную. Магда, окруженная офицерами и белоэмигрантами, злобно зыркнула в сторону подруги. Похоже, между ними пробежала трещина, которая вот-вот превратится в непреодолимую пропасть. Война войной, а человеческие страсти остаются человеческими страстями и никакие идеологии ничего не могут противопоставить им. Впрочем Марта тут же отошла от меня и принялась кокетничать с гауптманом, который аккомпанировал ее подруге.

Это смягчило фройляйн Кранц и мне даже удалось за остаток вечера перекинуться с нею парой ничего не значащих слов. Наконец, гости начали расходиться. Немецкие офицеры вызвались проводить дам и своих «русских друзей», так как на улицах шастали патрули. Я воспользовался суматохой и умыкнул Марту в свою опочивальню. Она первым делом осмотрела комнату, обставленную, как и другие, музейной мебелью. С восхищением покачала головой.

— Твои нынешние апартаменты нравятся мне гораздо больше прежних, Алекс! — резюмировала она.

— Тсс! — шикнул на нее я. — Называй меня только Базилем.

— Да, прости! — кивнула она.

— Где ты теперь служишь? — спросил я.

— Как и Магда — в «Организации Тодта».

У меня даже дыхание перехватило от предчувствия близящейся удачи.

— А ты, значит, подался в дворяне? — проговорила Марта. — Мне Магда много рассказывала о графе Горчакофф, но мне и в голову не могло прийти, что это — ты… Вернее — твоя очередная личина.

— Не узнаю тебя, Марта, — сказал я. — Ты стала более суровой…