Смутные дни (СИ) - Волков Тим

Иван Палыч кивнул, его лицо смягчилось.

— Напишем, Василий Андреевич. Всё опишем: и про Анну, и про лагерь. Эти двое заслужили шанс.

Петраков встал, протянул руку.

— Тогда до завтра. Приносите бумаги. Там будем решать дальше по ним.

На том и порешили.

Вопрос с Лаврентьевым и Деньковым решился на удивление быстро — в большей степени благодаря характеристике Ивана Павловича. Он так красочно расхвалил этих людей, что дело о их преследовании быстро закрыли, списали в архив, а обоим выдали необходимые справки на устройство на работу. Лаврентьев и Деньков, едва об этом узнав, едва не расплакались от счастья.

— Все, Прохор, хватит по лесам прятаться! — радостно воскликнул Петр Николаевич.

Гробовский помог им перебраться из леса в гостиницу «Гранд-Отель», где для такого дела даже снял им номер. Лаврентьев и Деньков сбрили бороды, привели себя в порядок и довольно быстро включились в работу. И перво-наперво принялись изучать дела Сильвестра и Рябинина. Общим собранием было решено как можно скорее словить этих негодяев.

Иван Павлович же весь день готовился к вечеру. Важный вечер намечался. Впервые за долгие недели у Анны Львовны был выходной. И доктор хотел провести его с любимой девушкой в теплой обстановке. Он съездил в город, купил хорошего вина, конфет, зашел в ювелирный магазин. Не было уже смысла откладывать то, к чему и так все шло.

А вечером…

Вечером они сидели на ступеньках больницы и смотрели на звезды. Выйти на улицу предложила сама Анна. Вечер был теплый и приятный. К тому же звезды…

Звезд и в самом деле было очень много. Рассыпанные по всему небу, они пленили взор. Иван Павлович только сейчас увидел как их много тут. А еще тишина. Теплая, приятная тишина. Такой в городе не найдешь.

— Анна, — сказал Иван Павлович, — смотри, звёзды какие яркие. Видишь вон ту яркую? — он указал на звезду, чуть левее чёрного силуэта берёзы. — Это Вега. Она в созвездии Лиры. Говорят, её свет идёт к нам больше двадцати пяти тысяч лет.

— Значит… когда этот свет отправился в путь, нас ещё и на свете не было?

— Да, — кивнул Иван Павлович. — Мы даже не знали, что когда-нибудь вот так сядем и будем на неё смотреть.

— А вон там, видишь три звезды в ряд? — доктор поднял руку чуть выше. — Это пояс Ориона. Легенда говорит, что это охотник, который вечно гонится за добычей.

Девушка наклонила голову, прищурилась, следуя жесту доктора. Её волосы мягко коснулись плеча Ивана Павловича, и в прохладном ночном воздухе он почувствовал тёплый аромат её духов — лёгкий, чуть сладковатый, с ноткой жасмина.

— Вон там, над крышей сарая, Большая Медведица.

— О, эту я знаю! — оживилась Анна.

— Её семь ярких звёзд легко узнать, а по ним можно найти Полярную — она всегда указывает на север. Чуть ниже — Кассиопея, видишь? Похожа на букву «М» или «W», в зависимости от того, как смотришь. А там, у самого горизонта, едва заметно мерцает Альтаир из Орла. Вместе с Денебом из Лебедя и той самой Вегой они образуют Летний треугольник.

— Откуда ты так много знаешь про звезды? — улыбнулась Анна. — Даже я, бывшая учительница, не знаю столько!

— Книжки любил читать про звезды. Ну и звездный атлас у меня в детстве был, любил его разглядывать. Отец подарил.

— А ты знаешь, — после паузы тихо сказала Анна, — что, наверное, кто-то там, в другой точке Вселенной, сейчас тоже так же сидит на крыльце и смотрит в нашу сторону?

Иван Павлович улыбнулся.

— Все возможно.

— Иногда я думаю, что они смотрят на нас и ждут, когда мы вспомним, как жить, а не выживать, — задумчиво сказала девушка. Она повернулась, её глаза блестели, отражая звёздный свет. — Звезды всегда светят, Иван Павлович. — Просто мы не всегда смотрим наверх.

Доктор глубоко вдохнул, его рука сжала свёрток в кармане.

— Анна Львовна, — сказал он, голос стал твёрже, но дрожь выдавала волнение. — Я много видел в жизни — боль, потери, хаос. Но с тобой… с тобой я вижу надежду. Ты — мой свет, мой покой. — Он вынул свёрток, пальцы аккуратно развернули грубую ткань, открывая кольцо, засиявшее тёплым золотом. — Я хочу, чтобы ты стала моей женой. Чтобы мы строили жизнь вместе, под этими звёздами.

Анна замерла, её глаза расширились, глядя на кольцо, затем на него. Её щёки порозовели, платок соскользнул на плечи.

— Иван Павлович… — прошептала она, её голос дрогнул, но улыбка стала шире. Она коснулась кольца, её пальцы задержались на янтаре, тёплом от его руки. — Это… так красиво. И так неожиданно.

Он придвинулся ближе.

— Я не мастер слов. Скажи, Анна, согласна ли ты?

Она посмотрела на звёзды, затем на него, её глаза блестели, но уже не только от света.

— Иван Павлович, — сказала она, её голос был тёплым, уверенным. — Вы не просто доктор. Вы тот, кто даёт жизнь, а не только спасает её. — Она взяла кольцо, надела его на палец, и её улыбка стала ярче звёзд. — Да, я согласна. Я хочу быть с вами.

Иван Палыч выдохнул, его лицо озарилось редкой улыбкой. Он взял её руку, сжал, чувствуя тепло её пальцев.

— Анна… ты сделала меня счастливейшим человеком! — сказал он, голос дрожал от радости. — Обещаю, я буду беречь тебя!

Она рассмеялась, её смех зазвенел, как колокольчик, в тишине вечера.

— А я обещаю, Иван Павлович, что мы будем смотреть на звёзды вместе, — ответила она, прижимаясь к его плечу. — И строить что-то хорошее, несмотря на всё.

Они сидели, глядя на небо, их руки переплелись. И сияли звезды, и звёзды, и вечер, полный надежды, обнимал их тишиной.

Утром по пути в больницу Ивану Павловичу встретился почтальон.

— Иван Павлович! — окликнул он доктора. — Доброго утречка!

— Фома Михайлович! Привет?

— А я как раз к вам, Иван Палыч! — крикнул он, ковыляя навстречу. — В больницу! Как ваши дела?

— Спасибо, хорошо. А у вас как?

— А как? Здоровье мое нынче не радует.

— Что стряслось?

Почтальон, кряхтя, прислонился к забору, потирая колено.

— Ох, доктор, колени мои совсем сдали. Ноют, проклятые, особенно к вечеру. Хожу — как старик, а мне ещё письма таскать! Бывает идешь, а потом как даст! Хоть стой, хоть падай. Выпишите мазь какую, а? Чтоб полегчало.

Иван Палыч вздохнул.

— Колени, говорите? Так верно, в больницу вам надо. Так просто я не могу выписать вам ничего. Осмотр нужен. Может, камфорная мазь поможет или салициловая. Давно болят?

Фома Михайлович оживился, начал рассказывать, размахивая палкой.

— Да уж третий год, Иван Палыч! Как дожди, так хоть вой. Бабка моя, покойница, грела кирпич, прикладывала — не помогает. А сосед, Прокоп, говорит, надо мёдом натирать да водкой запивать. Пробовал — только хуже! Голова только потом болит наутро. Вчера вот до Ключа дошёл, чуть не свалился. А там, знаешь, дорога — яма на яме, лошади тонут.

— Фома Михайлович, ты зайди в больницу, Аглая осмотрит. Она ведь теперь главный доктор. Камфору выпишет. Может, уколы посоветует.

— Уколы — это хорошо. Еще говорят пчел надо прикладывать, мол, у них яд лечебный. Я давеча к одной травнице ходил, так она начал опять про свою это скверну — мне смешно стало. Плюнул на нее — темень! Газеты читать надо!

Почтальон почесал бороду, хмыкнул.

— Ладно, ладно, доктор. Ты у нас добрый, не прогонишь, советом всегда поможешь. К Аглае говоришь? Хорошая девка, зайду к ней. Говорят, замуж выходит нынче? Вроде за этого, за Могильного?

— Гробовского, — улыбнулся доктор.

— Вот-вот, он самый. Странная фамилия, верно дед гробовых дел мастером был. Раньше так фамилии давали — по ремеслу. Я вот например, Сыромятов. Верно дед с кожей дело имел. А бабка моя до замужества Брагина была, но это известное дело — даже батя у нее бражку ставил. Такая бражка! С одной кружки вышибало. Да захворал нынче, говорят, что-то с печенью у него. Медом надо натирать, и водкой.

— Фома Михайлович, я пойду пожалуй, дела.

— Да погодь. Я же к тебе по другому делу вообще. Колени это так, попутно. Письмо тебе пришло. Заказное.