Смутные дни (СИ) - Волков Тим
— Эге-гей! — отозвалась эхом девчонка. — Петр Николаич! Прохор! Сюда! Сюда, скорее!
Все дружно переглянулись:
— Да что там такое-то?
— Мы глянем!
Доктор с Гробовским со всех ног понеслись к трясине…
Анютка Пронина ждала их у самой гати:
— Вот… Что нашла.
Она показала на жестяную коробку из-под морфия…
— И вот еще…
Чуть поодаль валялся раздавленный сапогом шприц.
— Эх, Яким, Яким… — негромко протянул поручик.
Глава 21
— Думаете он того… утонул? — тихо спросила Аня.
— Двойную дозу вколол, — ответил доктор, разглядывая шприц и пустые баночки из-под морфия. — В таком состоянии он вряд ли бы смог пробраться по болотам. Едва ли вообще смог бы ходить.
— Иван Павлович, ты не знаешь Гвоздикова! — усмехнулся Гробовский. — Этот в былые дни литровую за раз выкушивал и еще умудрялся на ногах стоять. Ему эти порошки — так, приправа к основному блюду. Ушел, собака. Без всяких сомнений — ушел.
— Сомневаюсь, Алексей Николаич, — покачал головой доктор. — Гвоздиков утонул, к бабке не ходи. Помните, что у него еще рана ножевая была. Серьёзная рана, между прочим.
— Вот именно. Для этого он морфий этот и стащил — чтобы боль снять. Укольчик — и побежал. Объявить в розыск его нужно. Он не дурак, в самое болото лезть. Толковый был агент, хоть и спёкся. Я за то, что ушёл. С Сильвестром, поди, или его людьми сейчас.
Доктор спорить не стал, хотя и понимал — с теми ранами, что у него были и убежать… Нет, не убежит далеко. Вон и тина чуть поодаль разворочена и взбаламучена. Чувствует сердце — добегался Якимка. Нашел свое пристанище тут, в болотах. Бесславная смерть жулика.
Долго оставаться тут не стали — нужно было уже собирать детей. На удивление возвращение организовали сами дети — старший Василий скомандовал сбор, распределил задачи и вскоре дети засуетились. Кто сложил палатки, кто — вещи, кто — продукты. Уже через час все было упаковано в сумки и аккуратно уложено в телегу.
— К возвращению готовы! — скомандовал Вася.
— Тогда — на телегу! — отдал приказ Гробовский.
Детей привезли в Зарное ближе к вечеру. Но отдохнуть не получилось. Сначала проследили, чтобы никто не потерялся и каждый вернулся к своим родителям. Потом отвезли на склад вещи. И когда уже хотели наконец поехать по домам, как по пути попался Чарушин. Он остался в Зарном после концерта Холодной и Северянина и все никак не мог уехать в город. Приветливые жители в благодарность за такое чудо (они считали, что это именно он походатайствовал о том, чтобы привести таких высоких звезд в село) поили его самогоном и отбивали ему поклоны, расхваливая.
— Иван Павлович! Алексей Николаевич! — увидев старых знакомый, растянулся в улыбке Чарушин. — А вы чего такие уставшие? Пойдёмте, я тут с такими людьми хорошим познакомился. Чаю попьем.
Доктор вежливо отказался.
— Виктор Иванович, устали — детей с лагеря вывозили, за целый день набегались. До дома бы да в кровать.
— А чего именно вы, а не Рябинин? Его же затея. Сам он тут ошивается.
— Тут? — насторожился Иван Павлович.
— Ну да, — кивнул Чарушин. — Видел его.
— Где? — в один голос спросили Гробовский и доктор.
— Так это… в школе.
— В школе?
— Точнее на улице! — задумался Чарушин. — Недавно. К себе в комнату пошёл, при школе. Весёлый такой. Я говорю как дела? А он говорит, дела в городе уладил, все в порядке. А что, стряслось что-то?
— Стряслось, — буркнул доктор, оборачиваясь к Гробовскому. — Алексей Николаич, Рябинин здесь! В школе! Бежим!
Рванули, даже не попрощавшись с Чарушиным.
Домчавшись до школы, бросились к дверям. Коридор был пуст. Доктор, задыхаясь, толкнул дверь комнаты Рябинина и первым заскочил внутрь. Комната оказалась пуста, причем полностью: ни самого Рябинина, ни его вещей. Голая кровать, пустые ящики, вывернутые наружу. Окно открыто, занавеска колыхается на ветру.
И только на столе лежал увесистый том «Истории родного края», открытый на главе про село Зарное.
«Издевается, — подумал доктор, глянув на книгу. — Специально оставил, в насмешку. Из библиотеки взял…».
— Ушёл! — выдохнул Гробовский, оглядывая комнату. — Забрал всё, гад.
Доктор, стиснув кулаки, кивнул.
— Уехал, не иначе. Почуял, что сели на хвост. Эх, нужно было раньше его…
Для надежности даже обыскали комнату и заглянули под кровать. Пусто. Даже пыли нет.
Доктор, потирая переносицу, выдохнул.
— Удача была так близко.
— Не переживай, Иван Павлович. Не ты в этом виноват. Рябинин оказался хитрым лисом, я бы даже сказал стратегом. Вон как все придумал ловко, и с госпиталем этим, и с театром, и с лагерем. Далеко пойдет в преступном мире. И сдаётся мне, что мы о нем еще услышим.
— Или увидим… — хмуро добавил доктор.
В кабинете Петракова было прохладно. Комната находилась с теневой стороны здания и там все время было сыро. Однако же начальник милиции не возражал, напротив, только рад был этому, распахнув настежь окна. В комнату тянуло влажным холодком.
— Ну, господа, что привело вас ко мне? — спросил он, приглашая Гробовского и Ивана Павловича присесть.
— Одно очень важное дело, Василий Андреевич, — начал Гробовский.
— Василий Андреевич, мы за Лаврентьева и Денькова пришли поговорить, — прямо сказал Иван Павлович. И уточнил: — За Петра Николаевича Лаврентьева, бывшего станового пристава и Прохора Денькова, урядника.
Петраков нахмурился, уже хотел что-то сказать, но доктор, понимая, что шанс только один, поспешно продолжил:
— Вы знаете, они прячутся, потому что известно какая ситуация сейчас. Но люди это честные, опытные. Без их помощи мы бы не справились. Девочка из школы, Анна Пронина, едва не утонула в болоте из-за подставы Рябинина. Лаврентьев и Деньков её вытащили, рискуя собой. Спасли. Мало того — укрыли от бандита, не дав ее обнаружить. И с лагерем детей помогли тоже — взяли под контроль, когда Рябинин уехал и бросил детей прямо в лесу на произвол судьбы. С задержанием преступников помогли.
— Эти двое — не враги нам, — подхватил Гробовский. — Они порядок держали, когда всё рушилось. Лаврентьев, бывший пристав, знает, как людей искать, а Деньков, урядник, по лесам как рыба в воде. Да я с ними лично работал, это люди надежные.
— Это вы к чему все сейчас? — осторожно просил Петраков.
— Мы просить пришли, — ответил доктор, решив выложить все карты. — Чтобы вы походатайствовали за Лаврентьева и Денькова, чтобы прекратилось их преследование.
— Да их ведь можно еще и к нам устроить, как сыщиков! — добавил Гробовский. — Они опытные. А у нас ведь кадровый голод. Такие мастера пригодятся. Сами же видите как буйно цветет сейчас бандитизм.
Петраков нахмурился, отложил карандаш и потёр виски.
— Иван Палыч, Алексей Николаевич, я понимаю ваше беспокойство. Ваши друзья все-таки. Но Лаврентьев и Деньков — люди старой власти. Их преследуют не просто так. Новая власть им не доверяет. А вы просите не только снять с них розыск, но и в сыщики взять? — Он покачал головой, постучав пальцами по столу. — Это риск. Если они предадут, мне голову снимут.
Иван Палыч наклонился вперёд.
— Василий Андреевич, я ручаюсь за них. Они не предадут. Им нет резона кого-то предавать. Они просто заложники ситуации, — сказал Гробовский. И чуть тише добавил: — Как и я. Но мне то вы доверились. И я не подвел.
— Это верно. — Петраков вздохнул, откинувшись на стуле. — Не подвели.
— Поэтому и просим за них. Что скажете, Василий Андреевич?
— Щепетильное конечно дельце, — задумчиво сказал Петраков, постучав карандашом по столу.
— Понимаем, — согласился доктор. — И поэтому готовым поддержать вас и слово замолвить перед высоким начальством, если необходимо.
— Слово замолвить? Хорошо, — сказал он, потирая усы. — Но мне нужны гарантии. Напишите на этих двоих характеристики, подробно: что сделали, как помогли, почему им можно доверять. Побольше напишите, покрасочней. Если всё убедительно, попробую походатайствовать перед начальством. Тем более вы тоже не простые люди, — он глянул на Ивана Павловича, — характеристика от комиссара — это уже весомый документ. Время нынче такое, — вздохнул Петраков. — Раньше словам верили и слово было крепко. А теперь… теперь только бумажкам верят и никакие слова не важны. Вот так. Может, розыск с них снимут, а там… посмотрим насчёт службы. Кадры и в самом деле нужны. Меня каждый день вызывают, трясут по этому поводу.