Парагвайский вариант. Часть 2 (СИ) - Воля Олег

Солано подался вперёд.

— Очень интересно!

— За этот год вы успеваете подать и во Франции, и в Британии. А когда у вас всё готово, подаёте полную заявку в США, и ваш патент будет действовать от этой новой даты — то есть вы сохраняете полный срок.

— Отлично! Именно этим я и воспользуюсь!

— Увы, — Иеремия усмехнулся и похлопал по книге. — Эта процедура доступна только гражданам США. Вы иностранец. Вам придётся подавать полную заявку сразу. А это значит — как только вы опишете изобретение здесь, вы рискуете потерять Европу.

Солано сжал губы.

— Зачем было тогда меня путать?

— Рекомендую подать заявку на натурализацию, и многое в законах США сделается для вас благоприятным.

— Спасибо, — с некоторым раздражением поблагодарил Солано. — Но в любом случае это не ускорит процесса.

— Есть ещё один вариант, но он требует большого взаимного доверия сторон, — Иеремия внимательно посмотрел на гостя. — Вы можете укрыться за номиналом. Гражданин США может подать бумаги вместо вас и после получения привилегии передать её вам. Разумеется, за некую плату.

Взгляды их встретились. Установилась пауза.

— И какую, интересно? — наконец спросил Солано.

— Ну, скажем, половина экономии от госпошлины наличными сразу и участие в бизнесе по реализации патента. Можно оформить передачу патента как уставной взнос. И, конечно, слава изобретателя вам не достанется. Это тоже цена за скорость.

— Не велика ли цена?

Иеремия покачал головой.

— Нет. По закону, — он опять похлопал по книге, — при подаче заявки на патент требуется лично приносить присягу, в которой утверждать, что податель заявки является первооткрывателем и изобретателем указанного изобретения. То есть номинал идёт на заведомое клятвопреступление. А это — до пяти лет лишения свободы, крупный штраф и утрата деловой репутации. Так что компенсация за такой риск должна быть существенной.

— Хм… Я буду думать, — не стал соглашаться Солано на такое сомнительное предложение.

Видимо, у Говарда дела были действительно неблестящи, раз он с такими намёками подкатывает.

— Сориентируйте меня по срокам. Если делать всё оптимально для получения привилегий в США, Британии, Франции, то сколько это займёт времени?

Говард кивнул, уставился в потолок и молча начал загибать пальцы.

— Четыре месяца, — наконец произнёс он. — В конце сентября у вас будут на руках европейские патенты, и можно будет подавать заявку в Вашингтон. Сразу после этого можно начинать рекламу и продажи. На товаре можно указывать: «Привилегии получены во Франции и Британии, заявка подана в США». Новизна нигде не будет нарушена. Со стороны закона к вам претензий не будет.

Солано кивнул. Юрист оказался весьма полезен.

Его наполеоновские планы не рушились — они просто требовали чуть больше расчёта и чуть меньше горячности.

Глава шестнадцатая

Деньги превращаются в ружья и пушки

Говард таки стал номиналом.

Подумав, Солано решил, что анонимность для его целей нужнее, чем слава изобретателя. А потому с Иеремией был заключён договор о передаче всех прав на патенты с открытой датой, которую Солано сам заполнит, когда патент будет выдан физически. Не надеясь на казуистику, Солано подкрепил сделку обещанием утопить юриста в Гудзоне, если тот вздумает шалить.

В итоге, в Европу отправился патентный поверенный, с которым уже сам Говард заключил договор. В качестве капитала Солано передал через Иеремию некоторую сумму в долларах и тот самый вексель на тысячу фунтов. Этого должно было хватить на все расходы и в Британии, и во Франции.

Пока готовили бумаги для Европы, а Солано рисовал чертежи и описание, вернулся из поездки к родственникам Майрон Стенли. Как и ожидалось, предложение правительства Парагвая прогоревшее семейство восприняло с энтузиазмом, но в процессе составления договора Стенли упёрся и захотел подпись полномочного посла или хотя бы консула Парагвая, а не специального агента, каким числился Юджин Дебс. Пришлось договор заморозить до прибытия делегации Крессола. Впрочем, агитацией нужных людей и выкупом оборудования Стенли всё равно занялись. Для этого был составлен другой договор, не предусматривающий выезд в Парагвай. На всю эту подготовительную деятельность пришлось выделять деньги.

К этому времени корабль был уже давно загружен, обслужен и готов к новому походу через океан. Оставив Иеремию разбираться с делами, Солано погрузился на борт, прихватив рекомендательные письма от миссис и мистера Тейлоров.

Благодаря найму таможенного брокера, разрешение на выход из порта получили в тот же день, как капитан подал заявление. Проверка груза оказалась сущей формальностью. Таможню как-то не особо заботило, что иностранцы вывозили в трюмах под грудой железных печей.

Буксир поддёрнул корабль и потащил его к выходу из гавани, где уже поджидал лоцманский катер. Ко всеобщему удивлению, на борт поднялся тот же самый лоцман, что проводил наше судно в прошлый раз.

— Хорошая примета, — заметил капитан, суеверный, как и все моряки.

Ветер был не попутный, а самый что ни на есть удобный для шхуны — крепкий, боковой. В таком режиме паруса работали не только как парашют, ловя ветер, но и как аэродинамическое крыло, создавая заметную подъёмную силу и увеличивая скорость. Бодро пеня воду под семью узлами, шхуна дошла до мыса Хенлопен за расчётные двадцать часов.

А там, в море, уже караулил филадельфийский лоцман. Началась знакомая процедура проводки, на этот раз — вверх по извилистому фарватеру реки Делавэр. Но удача сопутствовала и здесь: судно подхватила мощная приливная волна, которая буквально протащила его к городу. Уже через шесть часов «Парагвай» замер на якоре на рейде Филадельфии.

Злой и невыспавшийся таможенный досмотрщик, поднявшись на борт, с некоторым разочарованием выяснил, что разгрузка не предусмотрена и груз транзитный. Тем не менее к пломбам таможни Нью-Йорка он добавил свои свинцовые печати и вручил капитану список необходимых портовых сборов.

Капитан Николас ван Любберс под протокол дал письменное обязательство и устную присягу, что груз следует в Монтевидео и не будет выгружен в Филадельфии. Только после этого таможенник выдал «практическое очищение» — разрешение на сообщение с берегом, — и Солано, наконец, смог спуститься в ожидающую шлюпку.

* * *

Разместиться на берегу в одном отеле оказалось проблемой. К услугам путешественников в городе были отличные гостиницы с хорошим сервисом и репутацией, но четверым спутникам Солано было сразу отказано в размещении. Юному джентльмену, конечно, готовы были предоставить хоть люксовые апартаменты, но для латиносов и непонятных индейцев предложили снять комнаты в дешёвом мотеле за 50 центов в день.

«Чертовы расисты», — подумал Солано и поймал первого попавшегося кучера. Тот по пути в указанный мотель охотно пояснил, что нет никаких проблем заселиться там в комнату на пятерых. Но отсутствие клопов, воров и нездоровой пищи там не гарантировалось.

— Дом снимите, молодой господин, — посоветовал пожилой негр с седой бородкой, восседая на козлах. — Восемь долларов в неделю и никаких соседей. Для вас самый лучший вариант.

Идея показалась Солано здравой, и через час он действительно заселился в дом на улице Маркет-стрит, между 5-й и 6-й, в районе Society Hill. Это был типичный для городской застройки Филадельфии двухэтажный кирпичный дом. Часть сплошной линии городских домов с высокими окнами и узким фасадом. Точно такой же по планировке, как и дом юриста Говарда.

За дополнительные два доллара хозяйка, вдова уважаемого методистского священника, бралась каждое утро наводить порядок в гостиной и холле, менять постельное бельё раз в несколько дней, обеспечивать стирку. Само собой, руками наёмной прислуги.

Обретя пристанище, Солано занялся рассылкой писем и подготовкой к визиту.