Элоиза Джеймс - Герцогиня-дурнушка
– Почему?
Тео едва не рассмеялась.
– Готова держать пари, что я самая организованная женщина во всем Лондоне. Именно так я управляла поместьем и создала производство тканей и керамики. Я составляю списки… Более того, я составляю списки внутри списков. Жизнь становится намного приятнее, когда все находится на своем месте.
– Не понимаю, почему твои способности управлять поместьем мешают нашему браку.
– Господи, как же тебе объяснить? Видишь ли, я часто принимаю ванну и люблю, чтобы вода в ней была строго определенной температуры. Я распорядилась установить водяной насос в ванной комнате, чтобы слугам не приходилось таскать воду по лестнице. В ванну вода поступает прямо из парового котла, который находится в помещении для мытья посуды. Кроме того, мне в ванну добавляют три капли масла примулы. Но не любого, а с особым ароматом, которое готовят специально для меня в Стаффордшир-мэноре.
Джеймс молча пожал плечами. На него все это, похоже, не произвело особого впечатления.
– Жизнь становится легче, значительно легче, – продолжала Тео, – если устранять проблемы, приводящие других в замешательство. Моя ванна всю зиму пахнет бузиной, но с первого апреля я переключаюсь на примулу.
– Ты тверда и несгибаема, как ограда из кольев, – заметил Джеймс (ей не впервые говорили что-нибудь в этом роде).
– Думаю, что так, – ответила Тео. – Я предпочитаю считать себя… разумно логичной. Я, например, точно знаю, что надену в каждом отдельном случае. Я не приобретаю платьев больше, чем могу использовать. И надеваю их строго определенное число раз, прежде чем передать моей служанке. Мне никогда не приходится беспокоиться из-за того, что я окажусь в платье, уже вышедшем из моды.
Муж слегка наклонил голову, и Тео ощутила легкий укол сожаления по юному Джеймсу из своих воспоминаний. Эту манеру он сохранил с детства.
– Разве подобная жесткость так уж необходима? – спросил он.
– Она никому не приносит вреда. Мое хозяйство работает как часы. Я чувствую себя комфортно, и я счастлива. Мои служащие точно знают, что от них требуется. А я, в свою очередь, не требую от них больше, чем они способны сделать.
Джеймс снова пожал плечами, а его жена тем временем продолжала:
– Моя система позволяет мне вести хозяйство более эффективно, чем получается у большинства женщин… или даже у мужчин. А ведь от благородной леди только это и требуется – как можно лучше управлять своим домашним хозяйством, не так ли?
– Прошу извинить меня за то, что взвалил на тебя ответственность за поместье, – тихо сказал Джеймс.
Тео улыбнулась ласково и нежно, и перед Джеймсом вдруг вновь появилась его Дейзи. Появилась всего лишь на одно мгновение, но все же он ощутил внезапное головокружение.
– Мне понравилось управлять поместьем, – призналась Тео, немного смутившись. – Моя мама сказала мне перед смертью, что я не вправе плакаться по поводу крушения нашего брака. И она была права. Возможно, я никогда бы не стала хорошей женой, но я стала неплохим герцогом.
Джеймс подумал над ее словами секунду или две. Следовало признать, что в каждом герцогстве имелось место только для одного герцога.
– Мне очень жаль, что твоя мама умерла, – отозвался он наконец. – Когда это случилось?
Тео печально вздохнула и снова уставилась в пол.
– Несколько лет назад. Мне очень ее не хватает.
– А я скучаю по отцу. – Джеймс сказал это, чтобы поддержать разговор, но почему-то не смог заставить себя посмотреть на жену. Повернувшись, он опустил пальцы в воду. Вода в ванне остыла, и он снова взялся за насос.
– Мне так жаль, что он умер… – проговорила Тео. – Он был смущен, когда его принесли домой, после того как у него прихватило сердце. Но не похоже, что он испытывал боль. Он просто отошел во время ночного сна.
Джеймс судорожно сглотнул. Пар от горячей воды бил прямо ему в лицо, и он чувствовал, как капли влаги оседают на его ресницах.
– Что ж, еще одна из моих многочисленных ошибок. Я бы хотел быть с ним, когда он умирал.
Тео молчала: на это ей нечего было ответить.
– И я хочу не допустить еще одной ошибки и сохранить наш брак, – добавил Джеймс. Он перестал качать воду, но по-прежнему не смотрел на жену.
Она и на сей раз промолчала, поэтому он все же взглянул на нее. И ему показалось, что он увидел сожаление в ее глазах. Выпрямившись, Джеймс стер ладонью капли воды, осевшие на лице, и проговорил:
– Ты мой друг, и очень даже неплохо, если муж с женой являются друзьями. Ты знала моего отца, знала все его хорошие и дурные качества. Я хочу быть честным с моей женой. И хочу, чтобы она понимала, что можно любить и в то же время ненавидеть одного и того же человека. Даже если он уже умер.
С губ Тео сорвался легкий смешок.
– Ты очень изменился, Джеймс, пока отсутствовал.
– На борту корабля мало чем можно заняться, кроме чтения и размышлений. У меня вошло в привычку читать философские произведения.
– Но ты был пиратом! Пираты не читают философские произведения. И ты ведь терпеть не мог читать…
– Мы не были пиратами. Мы были каперами, преследующими пиратов. Мы много времени проводили на торговых путях под флагом королевства Сицилии, выжидая, когда очередная банда головорезов поднимет «Веселого Роджера» – так называют пиратский флаг. Жизнь на море в основном ужасно скучна, поэтому я и читал – чтобы не скучать.
– Верно, ты всегда терпеть не мог скуки… – пробормотала Тео.
Джеймс снова взглянул на нее. Она выглядела уже лучше. Глаза были не такими красными, а губы растянулись в легкой улыбке. Когда же Дейзи улыбалась, то прекраснее ее не было никого на свете.
Сделав над собой усилие, Джеймс напомнил себе о своем плане. Тревельян никогда бы не ринулся к женщине и не стер бы поцелуем улыбку с ее губ. К тому же Тео не слишком благосклонно отнеслась к его недавнему поцелую. Поцелуй, от которого у него закружилась голова, похоже, вызвал у нее панику.
– Мне пришлось научиться владеть собой, – сказал он. – На корабле можно нырнуть, прыгнув с поручней, и плыть рядом с кораблем. Частые физические тренировки подобного рода благотворно подействовали на меня.
Взгляд Тео скользнул по его широкой груди, и она кивнула:
– Да, вижу.
– И не такой уж я огромный, – пробурчал Джеймс.
– Я не это имела в виду. Мне кажется, мы не совсем понимаем друг друга. Я бы тоже хотела, чтобы мы с мужем были друзьями. Но я слишком хорошо тебя знаю, Джеймс. На самом деле ты вовсе не хочешь быть своей жене только другом. Ты хочешь большего.
– Я хочу детей.
– Нет, гораздо больше, чем это, – возразила Тео. Она сидела абсолютно неподвижно, словно была выточена из дерева. – Ты хочешь… всей этой пылкости и страсти, а я не могу пойти на такое.
– Но почему же… – невольно выпалил Джеймс, но тотчас умолк и сделал глубокий вдох. – Я понимаю, что внешне сильно изменился, но ты ко мне привыкнешь. Или все это из-за того, что я не был тебе верен?
– Нет, не поэтому. – Тео принялась теребить свое одеяло, и Джеймс вздохнул с облегчением – это свидетельствовало хоть о какой-то реакции на его слова.
– Не из-за моей неверности и не из-за моей пугающей внешности? Тогда, может, из-за голоса? – добавил Джеймс, вспомнив, как она любила слушать его пение.
«Ах, если бы он спел сейчас, то надолго лишил бы меня спокойного сна», – подумала Тео.
– Ни одно, ни другое, ни третье. Ты все тот же Джеймс. Такой же, каким был всегда. Теперь я это вижу.
Он почувствовал, как вздрогнули уголки его губ. Многие женщины называли его прекрасным. Но ему приятнее было услышать «все тот же Джеймс».
– Но в таком случае… Почему же ты не хочешь делить со мной постель?
Тео содрогнулась, и Джеймс в ужасе осознал, что это ее содрогание было выражением подлинной неприязни. Даже отвращения.
– Я не смогу снова заниматься этим. Мои чувства частично умерли… оледенели от шока после случая с твоим отцом. Но мне все же удалось осознать очевидное, – досказала Тео уже более уверенно.
– Осознать что?
– Просто я не тот человек. Все те глупости, которые ты просил меня делать, – не носить панталоны под платьем, ходить с распущенными волосами, – все это вызывает у меня отвращение, – заявила Тео, и она говорила чистейшую правду – Джеймс видел это по ее глазам. – Не могу понять, что тогда на меня нашло и почему я согласилась на нечто… столь отвратительное. Хотя мне бы не хотелось, чтобы ты думал, будто я критикую тебя, нет, просто дело в том, что все это – не для меня.
Джеймс в смущении откашлялся. Он был потрясен, осознав, что совершил еще один проступок, о котором прежде не догадывался. И он нисколько не сомневался: тот факт, что он причастен к убийству в Дейзи способности радоваться интимной близости, испытывать восторг от этого и наслаждаться их соитием – эта вина никогда не перестанет терзать его, тогда как муки совести из-за смерти отца, очевидно, начали затихать.
