Воин-Врач V (СИ) - Дмитриев Олег
Главное же в нынешних животрепещущих реалиях было не только в само́м Шлезвиге, но и чуть дальше, западнее. Буквально совсем чуть-чуть, по нашим транснациональным меркам.
В Шлезвиге держали руку Свена Эстридсона представители молодого германского, кажется, рода Хольстен. Они набирали влияние и богатство с невероятной скоростью и уже сейчас имели вес не только в Дании, но и на землях Священной Германской империи. Товарооборот и прочие экономические термины, которыми привычно сыпал Абрам, почти растеряв свой местечковый го́вор, мне не говорили абсолютно ничего, я во внешних политике и экономике не особенно разбирался. Всеслав, судя по нахмуренным бровям, понимал значительно больше. Глеб, которого позвали поучаствовать, смотрел на карту в упор. И только моргал как-то слишком акцентированно над цифрами, что называл иудей. Будто в голове костяшками счётов щёлкал. Громко.
В смешных семи верстах от озера Зелькер, куда был проход из бухты, был во́лок до реки Райдер-Ау. Правда, та была узка́, а в жаркие года меле́ла совсем, поэтому водили по ней в основном малые суда почти без осадки. И грузы большие да тяжёлые перевозили редко. Но быстро. Главным же, о чём со зримыми нежеланием и опаской говорил иудей, были новости.
В моём мире и времени, которые мне пришлось оставить задорно и с огоньком, в ценности информации никто не сомневался. Как и в том, что скорость её передачи и анализа важны ничуть не меньше её само́й. Глядя долгими зимними вечерами в деревне фильмы про каких-то жуликов в строгих и дорогих костюмах — трейдеров и биржевых маклеров — я в этом лишь сильнее убедился. Немного расстроившись, правда. До тех пор я был уверен, что получение сведений, их оценка и верная оперативная реакция на основе той оценки — прерогатива врачей. Ну и ещё, пожалуй, разведчиков, милиции и военных. Потому что с помощью тех сведений именно они могли спасать людей, а то и целые города, области и страны. Теперь же выходило, что умнее, достойнее и выше в обществе считались те, кто с помощью той же самой цепочки «узнал — оценил — среагировал» успевал заработать больше денег. И вот оказалось, что придумано это всё было не в моём времени, а гораздо раньше.
На юге выдавался урожайный год. Об этом быстро узнавали некоторые крайне внимательные и заинтересованные персонажи на севере. Запускали весть дальше и скупа́ли хлеб ещё севернее, плавно, поэтапно. И когда груз с южным зерном доходил до их портов — распределяли его по голодавшим краям, где добавляли к своему зерну. И сбывали всё в пять-семь раз дороже. И то же самое с солью, железом, пушниной, пенькой и всем, до чего могли дотянуться.
В дюжине с небольшим вёрст на западе за Шлезвигом текла себе неторопливо речка Тренен. И была шире и глубже Райдер-Ау. Там успешно ходили лодьи значительно бо́льших грузоподъёмности и водоизмещения. Самый короткий путь до неё от бухты Шлей заканчивался в поселении с традиционным, исконно-датским названием «Холм», услышав которое к беседе подключился и Буривой. Ясно, что тех холмов на северных землях было до чёртовой матери и ещё два, но, кажется, именно про этот он слыхал от учителя Ладомира. Этот самый основали предки наших далёких родичей, что ходили по тем водам за сотни лет до датчан.
Тренен, как у них, водных артерий, было заведено, впадал в реку побольше. Та называлась Эйдером и текла прямиком в Северное море, впадая в него в каких-то четырё-пяти десятках вёрст от устья Эльбы. И в каждом мало-мальски заметном с берегов поселении, где были, и даже где не было причалов, сидели либо какие-то родичи Хольстенов, либо их наёмники. Серьёзные люди, как без всякой радости охарактеризовал их Ставр.
Всеслав слушал, смотрел на карту и запоминал очень внимательно. Дальше всё было совершенно так же, привычно и понятно каждому из торговых и военных моряков этого времени: вдоль Фризских островов, к Нижним Землям и оттуда до французского Кале. От которого до Дувра было всего три с лишним десятка вёрст. Или пять десятков — до устья Ставр-реки, на которой и стоял Кентерберийский собор. Вот только маршрут, который предлагали иудей с безногим убийцей, выходил на тысячу почти вёрст короче, без обхода Дании через северные проливы. И гораздо быстрее. Абрам говорил так, будто сам бывал в тех краях. Хотя, может, и бывал. И слова его о том, что со Ставр-реки до собора лихозубых бесов было меньше десяти перестрелов, а кое-где так и вовсе с пято́к, Чародею в памяти отложились намертво.
Откуда там, в Шлезвиге, взялись те Хольстены, были ли они саксонцами, германцами, датчанами или даже венедами-ободритами — единых сведений и версий не было. Подошедшие к этому времени отец Иван и Крут изложили свои. И их, версий, стало пять, точно по числу тех, кто и сообщил всё, что слышал сам по этому поводу. И все пять рассказов объединяла только фамилия. А вот когда Абрам, словно ненароком сбившись на родной, назвал их Гольдштейнами, насторожились мы с Чародеем оба.
Он, привычно глянув в мою память, вдруг как-то необычно переложил там с места на место какие-то, казалось бы, давно забытые мной факты из школьной программы и читанных гораздо позже книг. И головоломка собралась со щелчком, от которого мы оба вздрогнули.
В очень удачном в коммерческом и логистическом плане месте, в бухте Шлей, на датском пепелище осе́ли какие-то пришельцы. Силами большого числа наёмников подмяли и подчинили себе окру́гу. И потихоньку стали двигаться вниз по карте, потому что наверху им было непривычно холодно. Возле Шлезвига, поговаривали, осталось уже совсем мало леса, потому что огонь в своих покоях Хольстены велели жечь днём и ночью, зимой и летом. Будто не грела их холодная кровь, как жаб. Или змей.
Потом построится на этих землях за́мок Готторп, где тоже будут толстые стены, глубокие подвалы и всегда будет гореть огонь. Корабли и подводы с товаром, золотом, оружием и ещё чёрт знает чем, что уже двигались по зе́млям, засную́т ещё быстрее и чаще. И станут Хольстен-Готторпские хозяева лучшими друзьями и дорогими гостями всех самых родовитых властителей этой части суши, от Португалии до Финляндии. А потом пошлют, решив, что достаточно подготовились, на Русь своих наследников, хитрых, терпеливых и до власти жадных. И будет один из них прозываться в наших краях Андреем Кобылой. Родоначальником династии Романовых. При которых тот самый пресловутый товарооборот вырастет тысячекратно. А со временем в геологии, промышленности, сельском хозяйстве, да и во всех почти отраслях первостепенной важности в руководстве будут сидеть тоже такие же, не то немцы, не то французы. Из «ихних».
Разговоры над картой затихли, когда великий князь Полоцкий не ответил на второй по счёту вопрос, адресованный ему. И все поняли, что вождь-Воин, судя по лицу, обдумывал что-то крайне важное, хоть и явно неприятное. И наверняка советовался с Врачом. Но об этом, конечно, знали не все.
«Кобыла, говоришь? Троянский, мать его, конь? На кривой козе объехать решили⁈» — бешенство, чёрно-алая злоба полыхали в нём, застилая глаза.
«А ловко ты разложил. Я и не думал об этом никогда», — удивлённо ответил я, глядя на его умозрительные выкладки. Которые, наверное, можно было посчитать и притянутыми за уши. Но с той же точно долей вероятности они имели все шансы оказаться верными.
«А у вас там, если глянуть, думать-то вовсе не в чести́ было. Ах, мы построим железного коня и дорогу для него! Какая прелесть! А что и куда повезут целыми… как вы говорили? Составами? Вот ими, да, повезут — не важно! Ах, мы нашли подземные озёра с земляным маслом! Мы сможем из него делать горючую жидкость для самоходных телег! И плевать-то, что колодцы для установки на тех озёрах, как и телеги те, нам продадут другие! И что возле тех мест, где ту жидкость будем гнать, трава расти перестанет — у нас землицы много! Зато жижу ту подземную продадим! А то, что из неё же там, за морем, сделают, купим! И плевать, что оно выйдет в со́рок раз дороже!» — продолжал бушевать внутри Чародей. Только спорить с ним как-то не выходило.
