Воин-Врач V (СИ) - Дмитриев Олег
— Я опять имею сказать два слова, княже, — начал, повздыхав и поохав восхищённо, глядя на очень подробную для этого времени карту, Абрам.
— Опять врошь, Абраша? Или ты себе думаешь, шо за каждое слово, помимо тех двух, я начну тебе приплачивать, шоб ты сказал не ровно два? Шоб да — так нет! — подбоченясь, заявил великий князь, снова, кажется, спутав торговцу все карты.
— Нет, ви гляньте на него⁈ — подхватил волну тот. — Он же без ножа рэжет!
— Так волк же, — флегматично кивнул Ставр, — потому и без ножа. Ножом-то он тебя так напласта́л бы, что и сам потом не сшил, а он знаешь какой умелец в том деле? Что ты! Самолучший! Вон, Кузьке ляхи намедни всю башку разбили вдребезги, так он подмёл в совок, что осталось там, да наново и смета́л на живую нитку. И теперь вот у нас наставник Кузьма имеется у детишек.
— Где ты там видел детишек⁈ Пустынные демоны, а не дети! Рыскают по всему городу своей хеврой, и дня не проходит, чтоб не подняли хипеша! — скандально заявил Абрам.
— А ну не трожь детушек, жидовин! Играют мальцы, бывает! — прищурился на него безногий.
— Я пла́чу представить, обо шо они будут себе играть, как самую чуточку подрастут! Из них самый мелкий уже сейчас может украсть любого коня в городе, а хозяина того коня прирезать так, что тот ещё два дня будет ходить на базар и сам не заметит, что второй день как помер!
— Ну а как же! Учим помаленьку, — с неприкрытой гордостью согласился Ставр. Кивнул и Гнат, явно приняв сказанное за личный комплимент.
— Вы мне скажи́те, мы тут все сидим об здесь, чтоб говорить за детей? Я тогда пойду, у меня и так дел — под нижнюю губу аж, — Всеслав сделал вид, что собирался подниматься, а правой рукой показал заявленный уровень загруженности, вскинув бороду.
— Ох, до чего ж тяжко с вами, — глубоко и скорбно вздохнул торговец. — Ни тебе поговорить, ни за жизнь, ни за здоровье.
— Это ты мне говоришь, Абрам? Кто вчера весь вечер со Ставром вон песни пел да беседовал? Вам половина полоцких собак подпевала! Ну, те, что бродячие. Я вообще думал, вы к утру языки себе сотрёте в один большой мозоль на двоих, — усаживаясь обратно, ответил князь.
— Вот! Вот к слову об мозоль! — оживился иудей. — Мы с уважаемым Ставром вчера тебе весь зехер придумали в подробностях! Так, чтоб у Вильгельма стал не просто гармидер, а микер-бикицер!
Моих, а значит и княжьих познаний в местечковом говоре не хватило на то, чтоб понять сказанное. И мы выразили это, подняв привычно левую бровь.
— Ай, я ж всё забываю, шо ты не из наших! — неискренне всплеснул руками Абрам. — Зехер — это то, об чём не знают и не узнают твои враги, но с помощью чего ты их сильно огорчишь.
— И сокращу поголовье, — кивнул Чародей, скорее утверждая, чем спрашивая.
— Тут грех сомневаться, — почти не смутился тот. — А микер-бикицер значит, что сделаешь ты тот свой зехер так, что комар не подточит ни носу, ни ещё чего, потоньше.
Мужики сдержанно посмеялись, показывая, что очередную шутку поняли, но хотелось бы больше деталей.
— Мы со Ставром нашли, как твоим воям подойти Вильгельму под самый забор, так, что он и ахнуть не успеет, да раньше сроку чуть ли не на две полных седмицы! — Абрам аж пылал энтузиазмом, глаза горели.
— Но? — будто из кадушки окатив его, уточнил князь.
— Чего «но»? — сбился с намеченной долгой похвальбы торговец.
— В таких хороших сказках всегда бывает несвоевременное «но». Это как если ваши начинают невесту сватать. Мол, по сторонам глазеть не станет, ест немного и обувка для неё дешевле вдвое будет. Но, — это слово Чародей выделил голосом и паузой, — есть маленькая неважная пара пустяков. Это всё богатство потому, что она слепая, беззубая и на одной ноге.
А вот тут все уже грохнули в полную силу, даже Гарасим.
— Ну да, есть и тут одно «но», — отсмеявшись, кивнул Абрам.
— Не томи, — нетерпеливо махнул рукой Всеслав.
— В деле не обойтись без датчан, — пытливо глядя на князя, сознался тот.
— Ну, раз не обойтись, то и не обойдёмся. Ставр, сможем весточку братцу Свену Эстридсону передать? Мы как раз летом перевидеться собирались, вот давай и обозначим дату, — повернулся Чародей к безногому.
Глава 20
Переходим к водным процедурам
Западное побережье Варяжского моря по части бухт, заливов, фьордов и прочих шхер ничуть не уступало северному. Там, чтобы уверенно двигаться, надо было родиться. Ну, или разжиться кормчим из местных, которые не то, что чужаков — и своих-то недолюбливали. Да и поселенцы прибрежные за несколько поколений научились отлично скрываться, а в случае чего — открывать густую частую стрельбу из луков. А ещё над множеством прото́к и речек очень часто попадались плетёные короба́ вроде огромных корзин, битком набитые большими кусками здешней горной породы. Один взмах секиры — и вылетал кол, запиравший всю эту конструкцию. И сыпались гранитные глыбы с немыслимой высоты прямо на головы и мачты тех, кто надумал поживиться чужим. Ловушки эти каменные ставились с умом, так, чтоб по пути сдвинуть-шевельнуть валуны и плиты побольше. И флот вражеский утопить уже раздавленным и разбитым.
Об этой соседской хитрости поведали нам со Всеславом галантерейный торговец и нищий с паперти Софии Киевской. А по совместительству — коллеги по части дьявольских задумок, тайных операций и диверсий, Ставр с Абрамом. И не только об этой.
Западное побережье через пять проливов вело к Северному морю. Через Кадетринне, Фемарн- и Большой Бельт, Каттегат и Скагеррак можно было добраться до бескрайней хмурой синевы, где по правую руку оставались Швеция и Норвегия, по левую — Дания, Германская империя, Нижние Земли и страна франков. А почти прямо по курсу — та самая Англия, интересовавшая нас до ужаса. Вот только тех, кто пересекал Северное море напрямки, никто из советников лично не знал, а давать рекомендации на основании саг, легенд и баек им не позволяли, видимо, профессиональная гордость и честь мундира. Несмотря на то, что один был в хламиде и какой-то странного вида поддергайке без рукавов, а второй — в привычном поддоспешнике из мягкой кожи.
Зато они, едва ли не смущаясь друг друга, рассказали про невзрачную с виду бухту Шлей.
Об этом, оказывается, очень мало кто знал, и беседы на этот счёт в кругу мореходов, воинов и вождей считались не очень приличными. Не приветствовались, так скажем. Но за полчаса, а то и побольше, уклончивых ответов, намёков и даже скандального крика старцев друг на дружку удалось нам со Всеславом выяснить основное.
Бухта Шлей, начинавшаяся в заливе Малый Бельт, что лежал вроде как и вовсе в стороне от нашего маршрута, уходила вглубь датских земель. В очень глубокую глубь, как многозначительно подчеркнул Абрам. И, если будет хороший кормчий, милость Господа, погоды и, например, короля датчан — по ней можно дойти до порта Шлезвиг. Скрывавшийся в глубине, он сейчас взялся усиленно перетягивать на себя остатки одеяла Хедебю, одного из крупнейших торговых центров Дании той поры. Который лет двадцать назад спалили норвежцы, а пару-тройку зим назад их дело досконально, как умели, завершили дружинные Крута. Они проследили путь трёх лодий, разоривших руянский торговый караван в датских водах, нашли и наказали, как и всегда. Только чуть увлеклись. И Хедебю стало проще и дешевле выстроить заново где-нибудь в другом месте.
Об этом у Свена Эстридсона с Крутом Гривеничем состоялся довольно напряжённый разговор на недавней встрече в верха́х. С непременными хватаниями за мечи и секиры. Ну, хоть не за бороды друг друга хватали. Выступивший кем-то вроде третейского судьи Всеслав, при методической и историко-архивной поддержке патриарха и волхва, нашёл нужные слова, чтобы унять многолетнюю конфронтацию датчан и руян. Выступил гарантом будущего добрососедского взаимовыгодного сотрудничества острова Руяна и острова Шеллан, Зеландии, где находилась тогдашняя столица Дании, Ро́скильд. Это отняло много сил и прилично золота. По мнению Чародея. По окаменевшим лицам конфликтовавших сторон если судить — неприлично много. Присутствовавший при дипломатических торгах Глеб и вовсе как закусил кулак в самом начале, так только сильнее в него вгрызался, чтоб не завопить чего-нибудь непочтительное. А потом долго убеждал князя и короля, что столько золота сразу им ни к чему, поэтому тра́ншей-переводов будет несколько, в течение пяти лет, а лучше — семи. И ведь убедил же.
