Воин-Врач V (СИ) - Дмитриев Олег

— Не побежишь больше никуда? — негромко спросила Дарёна, гладя место рядом с собой. Как-то удивительно мило и уютно, без всякого подтекста.

— Не хотелось бы. Очень, — честно признался Всеслав, садясь осторожно рядом и стягивая сапоги.

— Хорошо посидели? — мне, слушавшему этот неспешный мирный семейный вечерний разговор будто со стороны, послышались в её голосе те самые «наркозные» нотки.

— Вполне. Абрамка-то ох и непрост оказался. Глядишь, и сладится у них со Ставром и Гнатом чего, — едва не нырнув мыслями обратно в закончившиеся недавно переговоры, ответил Всеслав.

— Эти сладят, даже не сомневайся. Ох и стаю ты себе набрал, серый волк, — Дара потёрлась щекой о мужнино предплечье.

— Одному, без стаи, проще, конечно. Но недолго, мать. Не по той мы тропке с тобой ходим, где вдвоём можно. Больно уж зверей чужих много вокруг. Вроде, и не голодных, а жадных ещё хуже, — задумчиво потерев лоб, проговорил Чародей.

— А ты, милый, не думай лишнего. И всегда знай: одним никогда не будешь. Я всегда за плечом буду. Сыны́ твои будут. Друзья тебя покинут, только в Ирий улетая. Люди льнут к тебе, Всеславушка. Не только силу чуя. Воля твоя захватывает людей. Из разных земе́ль в ногу с тобой идут — южане, северяне, закатники. И будет так, милый. Будет так.

Последние слова она договаривала, уже уложив голову мужу на грудь. Правее того самого шрама, с которого началась моя история здесь. И сонные слова её звучали пророчески. Но я их, кажется, уже не слышал, вылетая в летнюю чёрную ночь, на свою привычную крышу.

Глава 19

Оперативные разработки

За ночь чего только не передумалось опять. Но нам, взрослым мужикам, кому на кладбищах давно бросили прогулы отмечать ввиду полной бесполезности, к такому не привыкать, конечно. Бывало, проснёшься среди ночи в деревне ни с того, ни с сего — то ли повернулся не так, то ли кольнуло где, в пояснице или в сердце. И лежишь как дурак, в тёмный потолок глядя. Тихо кругом: ни сверчков, ни собак, ни сквознячка хоть какого самого завалящего. Разве только печка, остывая, щёлкнет иногда. Пробовал я и разминку делать, и самомассаж, капли даже, бывало, принимал. Ничего не помогало. Пару раз так спасался: чаю заварю с мёдом, выпью кружку неторопливо — вроде и начнёт в сон клонить. Но пару раз за столько лет — это та ещё лотерея. Вот и начинаешь со скуки думать или прожитые годы вспоминать.

Так и сейчас. Крепко спал, обнимая бережно жену, великий князь Полоцкий. Витала где-то, своими делами, наверное, занимаясь, душа его, раз за столом мы с ней вместе не сидели. А моя, примостившись на краешке крутой крыши терема, думки гоняла привычно. Хорошо обдуманный план, как говорил один мой старый друг, имеет чуть меньше шансов пойти прахом из-за всяких форс-мажоров. Но и это «чуть» может сыграть очень важную роль. Вот и прикидывал я так и эдак наши со Всеславом задумки насчёт будущего похода.

Крепостица, которую в устье Двины возводили, где в моём времени стояла красавица-Рига, росла не по дням, а по часам. Удобное место, безопасные склады и постоялые дворы, отмеченные знаком Всеслава, привлекали торговцев. Оживление в тех краях, начавшееся почти с самых первых дней стройки, манило жителей окрестных земель. Обещание через два года начать платить вполне посильные подати, получая взамен уже сейчас землю, скот, защиту и помощь в строительстве, было для них в новинку. Обычно происходило наоборот. Приходившие дружинные люди брали именем какого-нибудь князя денег и товаров за год вперёд, суля оборону и поддержку, случись вдруг что. Часто бывало, что такие за один год-коловорот приходили дважды-трижды, и все разные. Поэтому народ новых мест сторонился сперва, выжидал, присматривался. В нашем случае вышло удачнее. Поняв, что ратники и зодчие-строители Полоцкого князя вообще не горят желанием собирать серебро, меха и янтарь по окрестным сёлам, а и вправду закладывают новый городок, да широко, с дальним заделом, подходили по одному представители окрестных поселений. И чаще всего через несколько дней приезжали уже с семьями.

Один-единственный раз довелось Всеславовым воинам оборонять стройплощадку. Появились на воде Венедского залива, так и не ставшего Рижским, три драккара под драными парусами. Из каких вод и в какие шли — не сообщали, да никто и не спрашивал. Хищные носы, увенчанные потрескавшимися чёрными резными чудищами, «навелись» на широкие и удобные причалы, вёсла вспенили воду вдоль бортов. Прочь от берега со взволнованными и напуганными криками побежали горожане. Им навстречу летели с хмурыми лицами княжьи воины. Молча. Каждый из которых точно знал, где ему следовало находиться и что делать.

— Подошедший ближе умрёт! — грянул усиленный здоровенным берестяным рупором голос.

Три корабля, совершенно точно услышав предупреждение, прозвучавшее на русском, датском и германском, скорости не сбавили. А команды их подняли крик, суля предать всё мечу и огню, распаляя перед схваткой себя и наводя ужас на побережных.

Три стрелы с дымными хвостами слетели с укреплённых башенок над бухтой. Слитно грянул гром под чистым голубым небом, над спокойной синей водой. Разом закопались в неё, в воду, морды драконьих лодок, посы́пались с лавок гребцы. Крики их, злобные и воинственные, сменились на тревожно-непонимающие. Тех, кто уцелел при взрывах, достреливали с челнов, что вышли в бухту, когда стало ясно, что дымящие остатки драккаров, рассыпа́вшихся на воде, до берега своим ходом точно не дойдут. Живых брать не стали. Горелых и стрелянных разложили на прибрежном песочке, освободив от доспехов и оружия. Точно так же хмуро и молча. Те же самые Всеславовы ратники, каждый из которых знал свою работу крепко и приказ княжий помнил точно так же. «Чтоб думать забыли даже пасть разевать в нашу сторону! Два-три наскока отобьёте — попроще станет. Не совсем же они там, на севере, полоумные?». Хватило одного наскока.

Слухи о том, что дикую ватагу Ульфа Поджигателя воины руса-Чародея спалили колдовством на чистой воде, всех до единого, по окрестным землям и водам разнеслись быстро. Следующие, желавшие «узнать новости», оставляли свои кнорры и лодьи на том месте, где качался на волнах залива плотик, на котором высился щит, русский, красный, каплевидный. Только словно великанский, раз в пять больше обычного. Со Всеславовым знаком и словами: «Пришедший со злом — умрёт», писанными на пяти языках, крупно. Рядом, для неграмотных, висело трое товарищей из первой партии, с тех драккаров Ульфа Поджигателя, во главе с ним самим. Один из местных опознал его, несмотря на арбалетный болт, изрядно деформировавший, так скажем, опознавательную поверхность. Он и рассказал, поминутно сбиваясь с непривычного пока русского языка на родной говор, крепостному старшине, командиру гарнизона, о том, какого могучего и опасного викинга отправил в Валгаллу какой-то из русских ратников. Старшина поскрёб под бородой и велел дополнить плот со щитом сакральной триединой инсталляцией. Ну, то есть просто приказал повесить там рядом «вон ту сволочь и ещё пару покрупнее». Не отвлекаясь особенно от прочих дел, каких у него и без этого хватало.

От кнорров и лодий отходили челны малые на три-пять человек. Их встречала на причалах стража, тиун выспрашивал и записывал: кто, откуда, каким числом, с каким грузом. Принимал плату за стоянку, вызнавал, нету ли на борту хворых, раненых или увечных. Заранее. Потом челночок возвращался к лодье, стоявшей вежливо на приколе возле информационного щита и не менее информативной виселицы. Судно подходило и швартовалось. Команду осматривали лекари и монахи. Если ничего тревожного не замечали — давали отмашку береговой страже, а гребцам-торговцам вручали серебряные значки на иголочке, какие следовало на груди носить, в город выходя. В город, где не было со дня закладки первого причального быка-сваи ни единого убийства или грабежа. Тут и дрались-то редко. Как-то не с руки было злить молчаливых и спокойных, как гранитные скалы, хозяев. Которые предупредили обо всём ещё на подступах, вежливо, но очень убедительно.