Афганский рубеж 4 (СИ) - Дорин Михаил

— Игорь Геннадьевич, на минуту, — позвал я Сопина.

Он быстро подошёл ко мне и нагнулся над телом душмана.

— Что думаете?

— У духов татуировок я никогда не встречал, — произнёс Сопин.

Ещё бы! Вряд ли кто-то из душманов имеет татуировку с аббревиатурой B. R. I.

Глава 23

Над головой стремительно промчался Ми-24, оглушая шумом винтов и гулом двигателей. Прохладный ветер шевелил волосы, а мелкая пыль так и норовила попасть в глаза. Частицы песка медленно ползли по руке погибшего наёмника. В нос продолжал бить запах гари и сожжённой плоти. Но всё это отошло на второй план, поскольку передо мной был один из тех самых головорезов и «солдат удачи», схвативших меня и лётчика-оператора полгода назад на границе с Пакистаном.

Невозможно забыть довольные ухмылки наёмников, пришедших сюда за деньгами. Однако, появление этого парня здесь подтверждает моё отношение к окружающему миру. У него есть один очевидный и самый паршивый недостаток — он неимоверно тесен.

— Саныч, чего задумался? — спросил у меня Сопин, пока я сидел на корточках рядом с погибшим и не сводил взгляда с татуировки на руке.

— Есть о чём, — ответил я, поднимаясь во весь рост.

Игоря Геннадьевича не проведёшь. Он и без меня понял, что караван крайней степени непростой. Сопин оглянулся по сторонам и подошёл ближе.

— Ты так смотрел на этот труп, будто знаешь кто перед тобой, — шепнул подполковник.

— Поверь, Геннадич, это тот случай, когда я предпочитаю видеть его больше таким, чем живым.

Скрывать значение этой аббревиатуры не имело смысла. Я давал подписку не разглашать детали вылета, когда совершил предательство Евич. Да и спецназу нужно знать, с кем они имеют дело.

— Значит, БлэкРок. Что-то проходило в сводках, но наше командование не придало этому значение. Для нас это обычные наёмники, каких на афганской земле много встречалось. В чём причина такой реакции на этих парней? — спросил Сопин, пока мы шли вдоль разрушенных машин в сторону Ми-8.

Уцелевшие «трофеи» постепенно грузили в вертолёты, но времени уже оставалось не очень много. Топливо у «шмелей», круживших над нами, не бесконечное.

— Это нечто иное. БлэкРок — частная армия. В ней не просто любители сафари или пострелять. Это профи. Иначе бы в кузове не лежала такая… интересная ракета, — указал я на оставшийся боеприпас от «Старстрик».

— То есть, наёмники приехали, чтобы научить духов стрелять этими ракетами. Но мы даже не знаем, что это за… «трезубец», — покачал головой Сопин.

— Вот-вот! Про «Стингер» тоже ничего не знали. Проблемы себя ждать не заставили.

Значение комплексов «Стингер» было слегка преувеличено. С ним бороться научились, но потерь избежать не вышло. Больше всего вертолётов теряли и продолжают терять от огня крупнокалиберных пулемётов.

«Старстрик» — нечто другое. Из-за трёх суббоеприпасов он может быть весьма эффективным оружием. Как минимум его никто в Афганистане не знает. Кроме меня и БлэкРок.

— Ладно. Есть люди, которые разберутся быстрее, чем мы с тобой.

— Согласен. Грузимся! — скомандовал я, когда заметил, что все «трофеи» уже были на борту.

Через десять минут мы пролетали над хребтом Сургар. Осмотр каравана дал много информации к размышлению. С лётным составом нужно обязательно провести занятие и объяснить, как минимизировать возможность поражения из ПЗРК «Старстрик». А потом ещё и передать по цепочке на другие аэродромы.

— Сан Саныч, дальнейший план какой? — спросил у меня Орлов, пролетая над основной дорогой, соединяющей Кандагар со столицей.

— Не будем загадывать. Не устал пилотировать? — спросил я.

— Никак нет. Отдать вам управление?

— Нет. Дай хоть пассажиром полетаю, — ответил я, сложив руки на груди.

Хотя и нужно быть всегда начеку и в готовности взять управление, но с Орловым вполне комфортно лететь. Вертолёт летит ровно. Миша его не дёргает. Любое изменение курса и высоты выполняет плавно. Если б не его лень в подготовке к полётам, то и докопаться было бы не к чему.

— 102-й, Коверкоту, — вызвал по радиосвязи меня руководитель полётами.

— Ответил.

— 102-й, Мирванс дал указание к ним лететь с грузом, — ответил капитан Кораблёв.

Похоже, что в Кандагаре собираются по горячим следам осмотреть «трофеи». Могли бы и отправить представителя с нами.

— Понял. Дозаправимся и полетим, — ответил я.

— Ветер у земли 150° до 10 метров, — выдал условия на посадке руководитель полётами.

Орлов начал выполнять заход на посадку. Солнце слегка ослепляло, а боковой ветер постепенно усиливался.

— Бери поправку на ветер перед посадкой, — подсказывал я Михаилу, но он продолжал заход, основываясь на своих ощущениях.

— Контролирую, — спокойно сказал Орлов.

— Справа дует. Развернись и заходи против ветра, — подсказал я, но Михаил только кивнул.

Я решил, что надо быть внимательным сейчас. Слишком в себе уверен командир вертолёта. Прям напоминает мне Батырова в эту минуту.

Вертолёт продолжал снижаться. Скорость приближалась к отметке 50 км/ч. Указатель вертикальной скорости продолжал показывать значение 5 м/с.

— Смотри за скоростью, — продолжал я подсказывать, но как-то уж слишком был уверен в себе Орлов.

— Нормально, — отвечал он.

Площадка уже перед нами. Высота 20 метров, а вертолёт начинает слегка бросать из стороны в сторону.

— Обороты, командир, — подсказал по внутренней связи бортовой техник.

На указателе оборотов несущего винта и правда были колебания значений. Провалит Орлов обороты до 92% и будет плохо.

— Я контролирую!

Ещё и стрелки указателя скорости и вариометра дают неустойчивые показания. Вижу, что на лице Орлова появилась неуверенность, а на кончик носа скатилась капля пота.

— Управление взял, — сказал я, взявшись за ручку.

Заниматься лётным обучением, когда у тебя пассажиры на борту и опасный груз не стоит.

Перешёл в разгон. Скорость начала увеличиваться, а управление стало более эффективным. Правая педаль уже не на упоре и можно выполнить проход.

— Эм…102-й? — запросил руководитель полётами, наблюдая за нашим уходом на второй круг.

— Повторно зайдём. Условия прежние? — спросил я.

— Подтвердил.

— Вас понял. Площадку наблюдаю, разрешите заход, — запросил я, выполняя разворот над гарнизоном.

— Разрешил.

Теперь уже я развернулся против ветра.

— Возьмись за ручку, а ноги поставь на педали, — сказал я по внутренней связи.

Орлов быстро выполнил моё указание, не сводя глаз с площадки.

— Вот теперь заходи. Спокойно и без выкрутасов, — добавил я и ослабил «хватку».

Никаких проблем с посадкой у Михаила в этот раз не возникло. Зашёл и комфортно завис над площадкой. Выполнил висение и приземлил вертолёт. И надо было так рисковать?

После выключения двигателей я сказал всем выйти, оставшись с Орловым наедине. Проще всего поставить на парне крест и не мучиться. Но ведь он не безнадёжен.

— Я знаю, что вы сейчас скажете, командир, — начал Орлов первым, поднимая с пола кабины экипажа картодержатель.

— И что же?

— Не учёл боковой ветер. Провалил обороты. Рано загасил скорость, а вертикальная как была большой, так и осталась. Чуть было не схватил «вихревое кольцо». Вроде бы ничего не упустил, — ответил Михаил, смотря на меня отрешённым взглядом.

— Ты забыл мне назвать причину. Почему?

— А это важно?

Я снял шлем с головы и взъерошил мокрые волосы. Так и бузит Орлов. Придётся ему назвать его главную проблему.

— Важно. И это не мне нужно знать причину, а тебе в первую очередь. Лечение у больного знаешь, когда наступает? Когда он признаётся сам себе, что он болен. Вот и тебе нужно сначала понять, а стоила ли игра свеч, что ты решил выполнить посадку именно так?

Я похлопал парня по плечу и направился на выход из вертолёта.

У Ми-8 меня уже встречал капитан Бойцов, который ждал моего вердикта. Пока я расписывался в журнале, Даниил Сергеевич продолжал меня расспрашивать, не забывая говорить, какой Орлов хороший парень.