Афганский рубеж 4 (СИ) - Дорин Михаил

Липкин сделал удивлённое лицо. Услышать такое даже для меня сначала было странным. Особенно, когда я уже встретился в этой жизни с человеком, которому претит жить в Советском Союзе.

Но в случае с Кешей я быстро понял, что он имел в виду совершенно другое.

— Пояснишь, Иннокентий? — спросил Пётр Петрович.

— Всё просто. С кем не заговоришь, все просто живут. Лучше, чем лет пять назад. То Саманту Смит обсудят, то «Вечный зов», то «Чучело». Мне им нечего сказать.

— А здесь? — задал вопрос я, хотя и сам прекрасно знал ответ.

— Здесь у меня друзья. Здесь ничего объяснять не надо. Здесь есть с кем поговорить.

Интересная вещь получается. Государство в этой реальности повернулось лицом к участникам войны в Афганистане. В обществе отношение людей адекватное и уважительное. Но пресловутый «афганский синдром» ветеранов по-прежнему не отпускает.

К рассвету, техники уже подготовили нам Ми-8 для полёта в район ночного удара. Михаил Орлов оказался на вертолёте раньше меня и что-то высказывал одному из техников. При подходе к стоянке я успел уловить окончание разговора.

— Ты понимаешь, что люди на борту, и я за них отвечаю. Как так можно было⁈ — возмущался Михаил.

— Виноват, товарищ старший лейтенант… — отвечал ему техник, поправляющий шапку.

— Кругом, и шагом марш отсюда! — громко крикнул Орлов, и техник быстро убежал.

Только я собрался разузнать в чём дело, как обнаружил интересную деталь. На утреннюю задачу вчера планировали 11-й борт, а отчитывает Орлов техника рядом с 12 м.

— Товарищ командир… — подошёл ко мне Михаил.

— Вольно! В чём дело?

— Борт пришлось… поменять. На 11-м неисправность, — ответил Михаил, но врать у него не особо получается.

— И что же там неисправно?

— «Волос» нашли на рычаге поворота лопасти, — ответил Орлов.

— Оригинальное название. После поговорим. Где пассажиры? — спросил я, и Михаил показал мне на грузовую кабину.

Войдя в неё, я поздоровался со всеми присутствующими и прошёл в кабину экипажа.

На борту с нами были Сопин, прилетевший утром в Шахджой, командир отряда спецназа Липкин и мой начальник штаба Алексей Гвидонович. Ещё к ним добавились два офицера с подразделения Петра Петровича.

Особо выделялся замполит отряда разведчиков, который держал в руках фотоаппарат. Я невольно вспомнил службу в Вооружённых Силах в моей прошлой жизни. Там тоже на фотоотчётах много что было завязано.

Через несколько минут винты раскрутились. Разрешение на взлёт от руководителя полётами было получено, и Орлов начал выполнять контрольное висение. Два Ми-24, которые осуществляли прикрытие, уже висели над площадками.

— Коверкот, 115-й, контрольное висение норма. Взлёт по задаче, — запросил Михаил.

— Разрешил, — ответил руководитель полётами.

Орлов выполнил разгон и отвернул в сторону дороги, ведущей на Газни. Вот только это был не самый короткий путь.

— Давай через перевал Чала, — сказал я по внутренней связи.

— Понял, — ответил Михаил и начал предупреждать Ми-24, что маршрут изменился.

Пока мы летели, я подмечал для себя, как пилотирует Орлов. Спокойно, размеренно, а с лица так и не сходила улыбка. Видно, что парень по-настоящему получает удовольствие от лётной работы.

— Командир, а много уничтожили вчера? — спросил у меня Орлов, когда мы прошли над горным перевалом и начали снижаться над степью Льварган.

— Взрывы были мощные. Думаю, что перевозили много вооружения. И да, на борту командир сидит в левой «чашке». Так, что сейчас я Сан Саныч, — подмигнул я Орлову.

Чем ближе к месту ночного удара, тем отчётливее виден струящийся в небо чёрный дым. Не всё ещё стлело после вчерашней охоты.

— Наблюдаю площадку. Готов к посадке, — сказал Орлов.

Я уже приготовился ему высказать недовольство спешкой и неправильными действиями, но меня опередил ведущий Ми-24.

— 115-й, мы ещё не проверили, — вышел он в эфир.

— Понял. Тогда выполняю вираж до команды.

«Шмели» вышли вперёд и быстро облетели район вчерашней атаки. Как только они закончили, Орлов вывел вертолёт из разворота и начал подлетать к месту боя.

Бросились в глаза три разбитых и сгоревших машины. Их кабины были изувечены взрывами, прогнуты внутрь, стёкол нигде не осталось. И все эти осколки блестели на солнце, будто льдинки.

Ещё две машины были наполовину погружены в песок. Чёрные следы копоти покрывали песок и камни вокруг мест взрыва.

— Площадку наблюдаю. Посадка, — произнёс в эфир Орлов.

Быстро снизившись на повышенной скорости, он подошёл к земле и начал проходить вперёд. При этом обгонял пыль, поднятую воздушным потоком от несущего винта.

Ми-8 коснулся поверхности и застыл, погрузившись в облако песка. Тут же в кабине я почувствовал запах гари и жжёного металла.

Как только выключили двигатели и пыль осела, начали выходить из вертолёта. Ступив на землю, я сразу понял, что разбили мы очень непростой караван.

Под ногами можно было увидеть обложенные купюры афганей и мелкие частицы разорвавшихся снарядов. Вокруг дымящих и искорёженных автомобилей, будто сожжённые поленья, лежали снаряды от «эрэсов».

— Сан Саныч, мы с тобой даже в 1980 м такие караваны не перехватывали, — подошёл ко мне Сопин.

— Да, что-то слишком он большой, — ответил я, обойдя оторванную дверь автомобиля.

Причём это чудо автопрома было немецкой марки с наваренными высокими бортами. Рядом лежали обгоревшая одежда и мешки с купюрами. Я заглянул в кабину и обнаружил там обгоревшие останки водителя.

Замполит отряда разведчиков не успевал фотографировать. Уже через 10 минут он понял, что ему может просто плёнки не хватить, настолько много трофеев нужно задокументировать.

— Деньги, ценные предметы, пулемёты, «эрэсы», стрелковое оружие и куча всяких материальных средств. Всё обгорело, — говорил замполит Петру Петровичу, пока тот проверял один из кузовов.

— Странно, что нет ПЗРК, — произнёс Липкин, но я бы так не думал на его месте.

Итого нами были уничтожены 10 машин. Половина из них «барбухайки» — грузовики, которые были наполнены «под завязку».

Я остановился и задумался. Такого количества вооружения хватит надолго. А сколько караванов было уже пропущено?

— Саныч, такой караван однозначно на орден тянет. Так что, готовь дырочку на кителе, — подошёл ко мне Липкин, когда моё внимание привлёк единственный автомобиль европейского производства среди всех взорванных нами.

Вокруг него была чёрная сгоревшая земля на месте.

— Награды — это хорошо, но не кажется тебе, Петрович, что мы что-то упускаем, — предположил я, заглядывая в кабину автомобиля британской марки.

— Тут сложно что-то найти. Тем более, видишь следы. Уже кто-то побывал здесь… и только здесь, — задумался Липкин и подошёл ближе к машине.

Вокруг взорванного «Дефендера» были непонятные чёрные бугры и большие бурые пятна на камнях. А самое главное — кто-то рылся в машине.

Повсюду разбросаны обгоревшие и целые «бакшиши», то есть деньги. Также Липкин обнаружил комплект оборудования для полевого госпиталя.

— Основательно затарились. Но если духам нужен был весь караван, зачем рыться именно в этом автомобиле, — предположил я.

— Значит, именно в нём было что-то очень важное. Вопрос в том, нашли ли они это, — сказал Липкин.

Как только я заглянул в кузов автомобиля, тут же мне на глаза попался очень интересный снаряд.

— Это ещё что? — показал на обгоревшую ракету Пётр Петрович.

Так и хочется ему сказать, что будущее. Но это уже настоящее.

В кузове лежала ракета, состоящая из трёх отдельных суббоеприпасов. Каждый похож на дротик. Пожалуй, рано ещё для появления переносного зенитно-ракетного комплекса «Старстрик», но это именно его ракета.

Духи такими управлять точно не смогут. Значит, есть кто-то со стороны.

Обойдя ещё один автомобиль марки «Симург», я обнаружил очередные человеческие останки. Этот душман смог выскочить из кабины, но его настигло взрывной волной. Большая часть тела обгорела, а вот левая рука, на удивление, сохранилась. И на ней можно было разобрать кое-что очень знакомое.