Дизель и танк (СИ) - Тыналин Алим
Я спустился в полутемное помещение. Прохладный воздух хранил запахи прошлого века — дуба, речной воды, соли. Высокие своды терялись в темноте.
— Отличное место для склада запчастей, — заметил я.
Звонарев занялся новой системой впрыска. Его идея с изменением угла форсунок требовала проверки. На стенде уже стоял разобранный агрегат.
Из открытых ворот доносился шум порта — гудки пароходов, скрип кранов, крики грузчиков. Волжский ветер приносил запахи реки, дегтя, свежеструганого дерева.
К обеду приехал профессор Казанского университета Лобачевский (однофамилец знаменитого математика). Его заинтересовала наша система охлаждения. Он работал над проблемами кавитации в насосах.
— Позвольте взглянуть на чертежи? — спросил профессор, протирая пенсне.
Я достал папку с документацией. Краем глаза заметил, как Варвара уводит любопытных механиков с других команд подальше от нашей машины.
После обеда я съездил на телеграф, узнал последние новости.
Вечером в мастерские заглянул известный казанский изобретатель Фасхутдинов. Он создавал какой-то необычный двигатель и искал единомышленников. Долго расспрашивал о характеристиках нашего дизеля.
Перед закрытием мастерских я поднялся на второй этаж, где хранился наш запасной инвентарь. В пыльном помещении громоздились ящики с инструментами, запчастями, измерительными приборами.
Здесь можно спокойно подумать о предстоящем броске до Москвы. Когда очнулся, уже почти полночь. Я спустился вниз, в сад рядом с мастерскими.
Ночная Казань затихла. Только со стороны Волги доносились гудки пароходов да на минаретах мерцали полумесяцы. В темных водах озера Кабан отражались редкие фонари.
Я сидел в тени старого тополя напротив мастерских. Прохладный волжский ветер доносил запахи реки. Где-то в глубине двора часы на башне Богоявленской церкви пробили два раза.
Они появились бесшумно. Три темных силуэта проскользнули вдоль стены. Один что-то сделал с замком черного хода, и тени растворились внутри здания.
Через полчаса в окне мастерской мелькнул слабый свет. Видимо, работали с закрытым фонарем. Я различал невнятные звуки — металлический скрежет, приглушенные голоса, звон инструментов.
На соседней крыше замер Руднев — он должен был следить за запасным выходом. У парадного входа притаился Бережной. Мы перекрыли все пути отхода.
Возня в мастерской продолжалась около часа. Потом свет погас, и три тени так же бесшумно выскользнули через черный ход. Они быстро растворились в лабиринте узких улочек Суконной слободы.
Когда шаги затихли, я вошел в мастерскую. В свете карманного фонаря осмотрел следы работы ночных гостей. Все именно так, как я и предполагал…
На рассвете в мастерскую пришел заспанный сторож Галимзян-абзый:
— Как ночь прошла? Тихо было?
— Тихо, — ответил я. — Только собаки лаяли где-то на Большой Мещанской.
Старик понимающе кивнул:
— Собаки, они чуют… Все чуют.
Я молча согласился. Теперь оставалось дождаться утра и начать следующий акт этой пьесы.
Рассвет выдался пасмурным. Низкие облака цеплялись за шпили Петропавловского собора, обещая дождь. Команды собирались в путь. До Москвы оставался последний бросок.
Я нарочно задержался, пропуская вперед итальянцев и американцев. Их машины уже стояли у ворот мастерской, готовые к отправке.
При запуске двигателя раздался такой скрежет, что все невольно обернулись. Я заглушил мотор и вышел из кабины.
— Что случилось? — первым подбежал Марелли.
— Сейчас посмотрим, — я открыл капот. Звук действительно жуткий.
Джонсон тоже подошел, на его обычно невозмутимом лице читалось беспокойство:
— May I take a look? Можно взглянуть?
Мы склонились над двигателем. Американец качал головой:
— Sounds like crankshaft… Похоже на коленвал.
— Dio mio! — всплеснул руками Марелли. — Это очень серьезно!
Подтянулись и остальные. Ярославский механик Прохоров, почесывая затылок, предложил:
— Может, поможем? Всей командой навалимся…
— Спасибо, Николай Петрович, — я покачал головой. — Но тут работы на сутки минимум. Разбирать половину двигателя придется.
— А запасной коленвал есть? — поинтересовался коломенский инженер Лаптев.
— Нужно в Нижний телеграфировать, — развел я руками. — Это еще день-два.
Я заметил, как переглянулись руководители команд. В их глазах промелькнуло плохо скрытое удовлетворение. Главный конкурент выбыл из гонки.
— Нет-нет, вы не ждите, — я старался говорить как можно более убедительно. — Мы сами справимся. Догоним, как только починимся.
— Может, все-таки… — начал было Прохоров, но его перебил руководитель ярославской команды:
— Время поджимает, Николай Петрович. График есть график.
— And the weather… погода портится, — добавил Джонсон, поглядывая на хмурое небо.
Они еще немного потоптались рядом для приличия. Марелли даже предложил какие-то инструменты:
— Sinyor Krasnov, если нужны специальные ключи…
— Благодарю, но у нас все есть, — я похлопал итальянца по плечу. — Поезжайте, не теряйте время.
Наконец, колонна тронулась в путь. Я видел, как они украдкой переглядываются, как распрямляются их плечи. Теперь победа казалась им совсем близкой.
Последним уезжал Джонсон. Его «Форд» задержался у ворот:
— Are you sure? Точно не нужна помощь?
— Absolutely, — улыбнулся я. — Good luck!
Когда шум моторов затих вдали, я повернулся к своей команде:
— Ну что, приступим? У нас не так много времени. За работу!
Велегжанинов уже доставал из тайника заранее подготовленные детали. Мы специально хранили их в том самом неожиданно найденном купеческом подвале, подальше от любопытных глаз.
Но сначала пришлось повременить.
— Товарищ Краснов, для составления акта прибыл официальный наблюдатель автопробега, — доложил помощник коменданта мастерских.
В ворота вошел сухощавый человек в очках, представитель Автодора Павел Николаевич Сорогин. Он придирчиво осмотрел двигатель, сделал несколько замеров, долго писал что-то в протоколе. Хотя я видел, что он совсем не разбирается в двигателе нашей конструкции.
— Да, характер повреждений серьезный, — наконец изрек он. — Потребуется как минимум двое суток на ремонт. Придется оформить вам отсрочку.
Я незаметно подмигнул Звонареву. Тот моментально понял:
— Павел Николаевич, позвольте показать вам расчеты по топливной системе? Тут у нас интересные данные получились.
Пока Звонарев увлеченно рассказывал наблюдателю о технических особенностях двигателя, уводя его в дальний угол мастерской, я быстро переговорил с остальными членами команды.
— После оформления акта у нас будет не больше часа, — шепнул я Велегжанинову.
Сорогин все еще был увлечен беседой со Звонаревым, который демонстрировал ему какие-то особо сложные чертежи в дальнем кабинете мастерской. Затем наблюдатель попрощался с нами, пожелал быстрее устранить неполадки и откланялся.
Ну и отлично. Он только путался у нас под ногами.
Мы быстро привели машину в порядок.
— Топливная аппаратура в полном ажуре, — докладывал Звонарев, заканчивая замену «испорченных» узлов. — Саботажники повредили лишь муляжи.
Варвара склонилась над картой, разложенной на верстаке:
— Есть две возможности обхода. Первый вариант — через Арск и Малмыж, но там сейчас распутица. Второй — через Зеленодольск и потом на Чебоксары.
— Второй длиннее, — заметил я, рассматривая извилистую линию дороги. — Зато там грунт песчаный, весной лучше держит.
Бережной уже заканчивал протирать инструменты:
— Через Зеленодольск так через Зеленодольск. Там у меня знакомый бакенщик, подскажет, где переправа лучше.
К воротам подкатил на велосипеде мальчишка-рассыльный:
— Дяденька Краснов! Колонна только что миновала Арское поле. Егор Митрич велели передать.
Я сунул пацану монету:
— Спасибо, дружок. Беги домой.
— Заводи! — скомандовал я Бережному.