Красный Вервольф 5 (СИ) - Фишер Саша

— Я придумал, как проверить Марту, но проверка эта может стоить мне жизни. Поэтому прошу тебя взять на себя ответственность за вызволение папки академика Вернадского и профессора Галанина…

— Галанина?.. — хмыкнул Лаврик. — Да вон он, в зале древностей с нашим другом Локвудом языками чешут.

— Черт! Что ж ты сразу не сказал⁈

— Не один ты любишь преподносить сюрпризы.

— Мне нужно с ним немедля поговорить!

— Понимаю. Сейчас я его приведу!

Карнаус поднялся, отворил дверцу и вышел. Я даже дыхание затаил, боясь спугнуть удачу. Я-то думал, к коллеге академика придется с боем прорываться, а он вот здесь, отделен от меня полутораметровой массивной кирпичной кладкой. Понятно, что взять за руку и вывести его из Поганкиных палат я не смогу. Тут рядышком, наверняка, сидят агенты охраны, да и за выходом присматривают, но сейчас не это самое главное. Куда важнее — информация. И, надеюсь, профессор оной со мною поделится? Скрипнула дверь, в кабинет вошел тот самый рослый очкарик.

— Здравствуйте, Мирон Саввич! — сказал ему я. — Вам привет от Анны Дмитриевны!

— Добрый день! — откликнулся он. — От какой Анны Дмитриевны?

— Княгини Шаховской.

Галанин остолбенел.

— Вы ее знаете?

— Да. И видел совсем недавно.

— Позвольте, так значит вы — из Москвы?

— Откуда я, сейчас значения не имеет, — проговорил я, указывая ему на кресло. — Могу сказать только, что знаю вашу супругу…

— Боже! — воскликнул профессор. — Вы видели Марью Серафимовну! Как она?

— Жива. Здорова. Очень скучает по вам… Мирон Саввич, я постараюсь сделать так, чтобы вы и ваша супруга покинули Псков как можно скорее…

— Покинуть Псков? — искренне удивился он. — Сейчас⁈ Когда я на пороге большого открытия⁈

Глава 22

У меня даже в сердце ёкнуло. Какое еще, нафиг, открытие⁈ Да такое, из-за которого товарищ профессор, видите ли, не могут свалить из оккупированного Пскова?

— О чем вы, Мирон Саввич? — спросил я.

— Я уверен в том, что на Северо-Западе России есть залежи руд радиоактивных металлов, но требуется проверить мою гипотезу.

— Ну так кончится война и проверите.— Время дорого, товарищ, не знаю как вас зовут!— Василий Порфирьевич, — подсказал я.

— Василий Порфирьевич, поймите, важно провести изыскания не позднее нынешнего лета.

— К чему такая спешка?

— А вам известно, что из открытой печати западных стран исчезли упоминания об исследования в области практического применения атомной энергии?

— Мне-то об этом известно, — проговорил я. — А вам откуда?

— Ну как же, немцы регулярно снабжают меня всеми научными журналами, даже советскими. И то, что результаты проводимых в Англии и США исследований по этой теме засекречены, означает, что англо-американцы активно работают над созданием атомного оружия.

— Ясно, — кивнул я. — Но вы должны понимать и то, что немцы подсовывают вам эти журнальчики не ради удовлетворения вашего научного любопытства. Нацистам тоже нужна атомная бомба. Да и они уже над нею работают, но у них ограниченный запас расщепляющихся элементов и тяжелой воды. Неужели вы думаете, что они позволят вам просто так ковыряться в земле на оккупированной ими территории, не потребовав конкретного результата?

— Нет, я не настолько наивен, но ведь от находки первых доказательств наличия в здешних недрах урана и других радиоактивных руд до промышленной их разработки могут пройти годы. Надеюсь, немцы столько на нашей земле не продержатся.

— Да, у них есть не более двух лет, — сказал я, имея в виду, освобождение Пскова в 1944 году, — но ведь вы знаете, как они действуют! Построят секретный институт, секретный рудник и все это руками наших военнопленных, которых будут содержать в скотских условиях. Вы хотите быть причастны к зверствам, которые будут творится в лагерях при этом институте?

Галанин снял очки и принялся протирать стеклышки носовым платком.

— Я об этом как-то не подумал, — пробормотал он. — Я полагал, что мне выделят несколько геологов и группу рабочих для прокладки шурфов.

— Вы в руках Аненербе, Мирон Саввич! Эта организация соперничает с другими структурами Рейха за финансирование и влияние. У нее нет времени на церемонии. А это означает, что для проведения ваших исследований, профессор, вам дадут не кучку рабочих и пару геологов, а целую армию рабов! Ваша совесть этого не выдержит, и вы совершите какую-нибудь глупость, которая будет стоить вам жизни, а нашей, советской науке, потери замечательного ученого… Кстати, вашу жену фашисты тоже не пощадят.

— Что же делать, Василий Порфирьевич?

— Нужно изъять все, имеющиеся у ваших нынешних работодателей, материалы по радиоактивным рудам и сделать так, чтобы они в итоге поперлись по дорожке, которая заведет их в тупик.

— И как это спасет мою жену, а также мою научную и человеческую репутацию?

— Репутацию вашу спасет тот факт, что оказавшись во вражеских застенках, вы, советский ученый Галанин, ввели врага в заблуждение, пустив его по ложному пути. А что касается судьбы вашей супруги и вашей собственной, то это моя забота.

— Материалы можно уничтожить, — проговорил профессор, пожимая плечами. — Все они хранятся в одном сейфе и… в моей голове. А что касается того, чтобы завести Аненербе в тупик… Есть у меня одна идея.

— Вот, вы уже мыслите не как рассеянный ученый а-ля Паганель, а как настоящий разведчик, — одобрительно кивнул я. — Так в чем же заключается ваша идея?

— Видите ли, недавно мне дали для проведения химического анализа слиток золота. Я ведь все-таки геохимик…

— Слиток? — переспросил я. — А на нем была какая-нибудь маркировка?

— Да. Цифры. Семь ноль, три ноль.

Тот самый, который я дал Доминике. Неужто ее взяли при попытке перейти границу или даже раньше? А может, она с кем-то им расплатилась и новый владелец угодил в гестапо? Ладно, в любом случае, теперь сожалеть поздно.

— И что же показал анализ?

— То, что это не совсем золото!

— Вот как? А что же?

— Боюсь ошибиться, но это то, что древние называли орихалком, чрезвычайно ценившимся в античные времена. Есть мнение, что орихалк — это сплав меди и цинка, но…

— Для сплава меди и цинка он несколько тяжеловат?

— Я так и понял, что вы держали в руках тот слиток, — откликнулся Галанин. — Вы верно подметили проблему. Потому что, кроме золота, слиток содержит семьдесят процентов иридия.

— Если я не ошибаюсь, такой слиток еще дороже золотого?

— Я не знаю, какова его коммерческая стоимость, но вы правы — это весьма дорогой металл.

— Хорошо, но как это связано с нашей проблемой?

— Я сделаю заключение, что иридий, из которого на семьдесят процентов состоит слиток — местного происхождения, и что он сопутствует залежам руд радиоактивных металлов. В общем, я найду, как это обосновать. В конце концов, они мне сами показали письмо, якобы адресованное мне Владимиром Ивановичем. До сего момента я запирался, что знаю что-либо о радиоактивных рудах в здешних краях, но после получения сего послания, сделал вид, что раскаиваюсь в своем упорстве. Я ведь узнал почерк княгини Шаховской, хотя она и старалась выдать данный автограф за руку академика Вернадского… Вот на основании этого письма я и разовью свою фантастическую концепцию.

— Замечательно, только делайте это быстро.

Я поднялся. Галанин — тоже. Посмотрел на меня сверху вниз, проговорил, смущаясь, как школьник:

— Если увидите Марью Серафимовну, передайте, что я очень ее люблю.

— Обязательно! — сказал я. — И еще — то, что вы скоро увидитесь.

Он кивнул. Мы обменялись рукопожатиями, и я вышел. Показал глазами Карнаусу, дескать, дальше действуй сам, поклонился Локвуду и покинул музей. Мне еще предстояло нанести визит, и гораздо менее приятный. Я знал, где живет Радиховский, но до сих пор не было повода заглянуть к нему на огонек. Дормидонт Палыч прав, лучше всего эту гниду ликвидировать, но для начала нужно поиметь с нее пользу. А тем более теперь, когда предстоит проверка Марты на вшивость. Вот пусть Михал Иваныч и расстарается напоследок. А уж потом — отправляется на Божий Суд, который не доступен звону злата.