Красный Вервольф 5 (СИ) - Фишер Саша

— В кинематограф?

— Да. Комната со стеклом. А за стеклом — пыточная. Туда приводят заключенных из лагеря и истязают их. Стекло толстое и не пропускает звуков. Это у них называется «немым кино»… Но иногда они делают его «звуковым», приоткрывают специальную отдушину. И так — по несколько часов подряд. Я думала, с ума сойду. Эти вопли до сих пор стоят у меня в ушах…

— Ничего, милая, — утешительно бормотал я. — Теперь все позади.

— Как немцы могут быть такими свиньями?..

— Могут. И не только немцы, к сожалению.

— А вот и чай! — сказала Злата, внося поднос с чайным сервизом и сластями.

Следом за мамой пришел Фимка и присоединился к чаепитию. Марта смотрела на мальчугана с умилением, а он на нее — с недоверием. Наверное, слышал, как она говорит по-немецки, а ни с чем хорошим для этого пацаненка этот язык не связан. И я его понимал. Мне самому было бы легче, если бы фройляйн Зунд говорила по-русски, но мечтать не вредно. В разгар чаепития вернулся хозяин. Заслышав его голос, Злата вскочила и побежала встречать. А ее сынишка вдруг принялся чертить ложечкой по скатерти, будто хотел что-то нарисовать.

— Я вижу, что пришел вовремя! — потирая ладони, проговорил Серебряков.

Он уселся за стол и супруга поставила перед ним чашку на блюдце и налила чаю из огромного пузатого чайника. Положила в розетку малинового варенья и подвинула корзинку с выпечкой. Дормидонт Палыч благодарно кивнул и глазами показал на малыша. Злату молча сняла сынишку со стула и унесла из гостиной. Хозяин пристально посмотрел на гостью и та тоже поняла сигнал, поднялась и последовала за хозяйкой. Мы остались с бывшим сотником пластунского полка тет-а-тет. Отхлебнув чайку, тот вдруг спросил:

— А вы уверены, что этой женщине можно доверять?

Глава 21

И он мотнул головой вслед вышедшей из комнаты Марте.

— Вы о фройляйн Зунд? — все же на всякий случай уточнил я.

— Именно о ней.

— Почему?

— В тысяча девятьсот тридцать девятом году довелось мне побывать в Берлине на одном светском приеме. Кстати, устроенного по случаю заключения договора о дружбе и сотрудничестве между Рейхом и Советами. Прием как раз происходил в советском посольстве. На нем был сам Риббентроп и еще множество высокопоставленных немцев. Видел я там и вашу красавицу, Василий Порфирьевич. И не в одиночестве.

— А с кем же?

— Ей оказывал знаки внимания сам Вальтер Фридрих Шелленберг — бригаденфюрер СС, начальник шестого управления РСХА.

— Это еще ничего не значит, — гулко сглотнув слюну, проговорил я.

— Это значит, что они как минимум знакомы.

Я промолчал, угрюмо уткнувшись в чашку с недопитым чаем. Потому, что сотник Серебряков был прав. Знакомство с главой внешней разведки Рейха вряд ли может пройти бесследно. Останься Марта в Германии, возможно, это не имело бы значения, но она объявилась здесь, в оккупированном Плескау, сначала в качестве секретаря покойного графа Сольмс-Лаубаха, а потом, после некоторого перерыва, как служащая «Организации Тодта», заодно став любовницей некого Красного Вервольфа.

В компании оного она провернула ряд операций, за которые полагается только одно наказание — смерть через повешение. Ну или, для экзотики — под ножом гильотины, как окончили свои дни отважные немцы-антифашисты из «Белой розы». Точнее окончат, потому что сейчас, весной 1942, они еще живы. Если Марта Зунд, или как ее там зовут на самом деле, агент немецкой разведки, то все это время меня ведут сотрудники VI управления. И это в лучшем случае. В худшем — меня используют втемную.

Одно непонятно — для каких надобностей? Что такого особого есть в моем активе? Спасение «Янтарной комнаты»? Фактическая ликвидация их сиятельства графа Эрнста-Отто фон Сольмс-Лаубаха? А до этого — кстати, при активном участии фройляйн Зунд — дискредитация и устранение доктора Рашера. Ну а после — уничтожение самого Вольфрама Зиверса, генерального секретаря Аненербе. А дальше, уже в нынешнем году, я начал вставлять палки в колеса проекту «Звездный огонь», походу пустив под откос эшелон с танками и доведя до самоубийства полковника Абвера Вальтера Киппа. И опять же — не без помощи Марты.

Паскудная вырисовывается картинка, герр Волкофф. Советский разведчик и подпольщик помогает СД в борьбе с Аненербе. Ослабляя одну фашистскую контору в пользу другой. Это только кажется, что для немецкой верхушки главный враг это советские большевики и американские евреи. Черта с два! Главными врагами любого ведомства всегда является ведомство другое. Служба безопасности Третьего Рейха в итоге схарчит Абвер, и не подавится, переключив на себя финансирование и прочие ништяки, прежде достававшиеся военной разведке. Ну так почему бы попутно не закусить Аненербе?

— Вижу, до вас доходит вся сложность создавшегося положения, — проницательно проговорил Дормидонт Палыч. — К сожалению, вчера я не разглядел нашу гостью. На улице было темно, а когда приехали домой, Злата Яновна сразу отвела ее в ванную, отмываться от гестаповского застенка. А теперь поздно. Дама, которую вы называете Мартой Зунд, хотя вряд ли это ее подлинное имя, знает, где мы живем, видела меня, мою жену, Юхана, вашу группу она, кстати, тоже видела. Впрочем, ваши люди это, извините, ваше дело. А вот люди мне близкие, включая и маленького Ефима, которого опять же, кстати, надо лечить, это дело мое…

— Ну судьбы Златы и Фимки мне тоже не безразличны, — напомнил я.

— Заметил, — кивнул Серебряков. — Поэтому понимаете, что нам нужно уходить. И как можно скорее. Жаль, не хватает средств.

— Пять килограммов золота хватит? — спросил я.

— Для переправы в Штаты, думаю, да, — не слишком удивился он. — А вот, что касается дальнейших расходов…

— Тогда десять!.. — сказал я. — С одним условием.

— Я слушаю.

— Нужно вывезти из Пскова двенадцать детей.

— Сколько⁈ — не поверил своим ушам сотник.

— Двенадцать душ.

— Да вы рехнулись, друг мой, — проговорил Дормидонт Палыч. — Мне придется нанимать какую-нибудь контрабандистскую шхуну, чтобы переправить нас четверых, включая Юхана, в Исландию или Гренландию, не знаю еще, а потом как-то добираться до Аляски… Как я, по вашему, смогу довезти до Штатов дюжину детишек?

— Вы меня неправильно поняли, — вздохнул я. — Не до Штатов, а только до Стокгольма, где передадите их в советское посольство.

— Это звучит несколько лучше, но все равно — безумие. Вывезти с оккупированной территории в общей сложности шестнадцать человек. Да — под каким соусом⁈

— Подумайте, Дормидонт Палыч.

— Ладно, я подумаю, — проворчал он. — Только уберите из моего дома эту нацистку. И сделайте так, чтобы она не притащила сюда в ближайшую неделю своих псов из СД.

— Не притащит, — пообещал я. — Даже если придется перерезать ей горло… И еще. Тут как-то на меня вышел Радиховский. В одиночку, с немецкой винтовкой, будто напугать хотел. Зачем я ему понадобился — не знаю. Он нес какую-то чушь… Он может мне быть чем-нибудь полезен?

— Вообще-то у этой сволочи есть полезные знакомства в Рейхе, — брезгливо отозвался Серебряков.— Через РОВС и НТС он связан с немецкими нацистами едва ли не со времен пивного путча. Немцы его используют для разного рода грязных делишек. Например, для организации так называемых «зверств большевиков»… В общем, если он вам зачем-то понадобится, можете попытаться наладить с ним контакт, а — нет, лучше избавить человечество от этого мерзавца.

— Хорошо. Я подумаю, — кивнул я. — Сегодня заберу от вас гостью и приведу ребятишек. Как только у вас появится план, как вывезти их в Стокгольм, я принесу вам обещанное золото.

Я поднялся и отправился искать фройляйн Зунд. Застал их с хозяйкой в детской. Они сидели — шерочка с машерочкой — и мирно беседовали. Злата уже неплохо балакала на немецком. Пришлось прервать их тет-а-тет. Поманив Марту пальцем, я вызвал ее в коридор. Она тут же кинулась меня лобызать, но теперь в ее бурной страсти мне чудилось притворство. Отбиваться я, конечно, не стал и даже потискал для порядка булки, с сожалением ощущая, что мое естество не столь принципиально в вопросе соития с врагом.