Вячеслав Коротин - Адмиралъ из будущего. Царьград наш!
Когда же юзбаши удалось вернуть своих подчиненных к пушкам, уже начали пристрелку русские броненосцы. Сначала рядом с бруствером падали и взрывались единичные шестидюймовые снаряды, а чуть позже главные силы Черноморского флота загрохотали всем бортом. И словно открылись врата ада.
Процент попаданий был относительно невелик, но каждый шести-, восьми– или двенадцатидюймовый снаряд, упавший и взорвавшийся внутри периметра форта, сеял вокруг смерть и разрушение в невероятных масштабах.
… – Ваше высокопревосходительство, с аэропланов передают, что турки огонь прекратили…
– Я и сам вижу, что прекратили. Что еще?
– Около полутора десятков человек уходят из форта.
– Прекратить огонь! Аэропланам вернуться на «Николая». Берем курс к мысу Узуньяр.
Броненосцы стали последовательно поворачивать за «Евстафием», и имелось еще около часа до вступления в огневой контакт с последними укреплениями, защищавшими вход в Босфор с севера.
– Как думаешь, Константин Андреевич, кого ставить на место Покровского, упокой Господи его душу?
– Можно и не думать – не нам решать. Я, когда был в Ставке, поговорил с Ниловым. Так вот: на Балтике просто очередь организовалась перевестись к нам, на Черноморский. Негласная, конечно, но реальная – все жмут на все педали влияния своих родственников и друзей, чтобы попасть к нам, за орденами, черт побери! И им до Петрограда ближе… Так что уж на место начальника минной дивизии желающие наверняка найдутся…
– Да? Неудобно перед Николаем Оттовичем – всегда его уважал, а тут получается, что я его лучших офицеров переманиваю.
– Эссен разумный человек и прекрасный адмирал – уж он-то поймет, что это не ты строишь интриги…
– Разрешите доложить, ваше высокопревосходительство! – К беседующим адмиралам подошел флагманский артиллерист Колечицкий.
– Слушаем вас, Дмитрий Борисович.
– Радио из Севастополя: «Испытания бомбы «Василиск» прошли. Результаты превосходные». – Старший лейтенант просто лучился от удовольствия.
Плансон удивленно посмотрел на командующего.
– Благодарю вас, можете быть свободны, – отпустил командующий флагарта. А своему начальнику штаба скупо бросил: – Позже!
Андрей не был химиком, но пиротехника и любые ярко горящие процессы или процессы, протекающие со взрывами, всегда завораживают сердце почти любого мальчишки. Хоть на время. Юный Киселев исключением не являлся и, конечно, интересовался составами различных «смертоубийственных» смесей. В том числе и знаменитым напалмом. Все необходимое для его получения имелось, да и никакой специфической химической экзотики не требовалось, так что изготовление «липкого огня» произошло без особых проблем. Чуть больше пришлось провозиться с изготовлением подходящей бомбы-носителя, причем, разумеется, все работы проводились в обстановке строжайшей секретности: из штаба командующего только флагманский артиллерист был посвящен в суть вопроса. Даже своего начальника штаба и флаг-капитана Андрей посчитал информировать излишним и ненужным.
Но теперь, когда испытания прошли, можно было ознакомить с идеей зажигательных бомб и своего ближайшего помощника. Заняло это совсем немного времени – получаса, пока флот следовал от Килии к мысу Узуньяр, вполне хватило. Плансон слушал своего начальника внимательно и особого воодушевления по поводу свежеузнанной информации не испытывал.
– Позволю себе усомниться в большой полезности данного нового боеприпаса конкретно для флота. Вероятно, будет разумно переслать рецептуру и чертежи в Ставку. Думаю, что в сухопутных сражениях, и особенно при осадах крепостей, эти бомбы окажутся как нельзя кстати.
– Вот как раз этого мы делать не будем. В полевых боях необходимо массовое применение подобных «зажигалок», а у России для этого не имеется достаточного количества аэропланов. Пока. Но любая неразорвавшаяся бомба немедленно окажется в руках великолепных немецких химиков, и со своим промышленным потенциалом уже Германия зальет огнем с неба наши войска. А так – мы слегка… – с языка Андрея чуть не сорвалось «покошмарим», – испугаем артиллеристов султана и создадим на босфорских батареях и фортах нужное настроение… Однако мы подходим… Приготовиться к открытию огня!
И в недрах бронированных махин снова натужно завыли механизмы, подающие снаряды и заряды к пушкам, снова тела комендоров и офицеров свело напряжением ожидания первого выстрела…
Над турецкими фортами уже, словно шершни, жужжали моторами летающие лодки с «Александра Первого», когда «Иоанн Златоуст» жахнул первым пристрелочным выстрелом. Еще несколько снарядов с него, и весь линейный флот, получив информацию о дистанции, загрохотал по вражеской позиции. Но продолжалось это недолго, от силы полчаса. Эбергард, видя пожары на фортах и получая подтверждения от летчиков о немалой эффективности огня, приказал оный прекратить и брать курс на Севастополь – главное было сделано…
До жути хотелось поднять на мачты «Евстафия» сигнал: «Спасибо, ребята! Идем домой!»… Нельзя! Не те времена, черт побери…
– Флоту взять курс на Севастополь! Передайте мое удовольствие всем кораблям, участвовавшим в операции.
Глава 26. Лабиринты и закоулки власти
Николай Николаевич привычно соскочил с лошади, придерживая ее поводьями, дождался, чтобы подбежавший солдат, исполняющий обязанности конюха, набросит попону. Дождавшись, потрепал лошадиную морду и, получив от того же солдата кусочек черного просоленного хлеба, скормил его с ладони. Но все эти обыденные и привычные действия он проделывал на автомате, думая совершенно о другом.
«Турция, и особенно Проливы с Константинополем… Эта заветная мечта многих русских патриотов сейчас мешала выполнению его, великого князя и Главнокомандующего Российской Императорской Армией, планов. Продуманных и почти утвержденных, но отправившихся в долгий ящик из-за невероятного стечения обстоятельств. Эти водоплавающие, те, кого иначе как «цусимские самотопы» в приличном обществе и не называли за глаза, конечно, ухитрились втянуть Россию в войну с Турцией. И пусть немецкие адмиралы и ссамовольничали, обстреляв наши порты, но была, наверняка была возможность как-то уладить дело миром. А наши самоуверенные мореманы взяли и утопили немецкий линейный крейсер и еще несколько судов. И захватили в плен самого адмирала. И теперь племянник требует взять Проливы, забывая, что главные враги Империи не там. Главные враги – австрийцы и германцы. Которых можно было добить в этом году, стоило только одолеть отроги Карпат и спуститься на Венгерскую равнину. Сейчас же придется копить резервы для ничего в общем раскладе не решающей операции, держать войска на Кавказском фронте. Войска и огнеприпасы, столь необходимые здесь, на главном фронте. А propos[13], если резервы взять и сосредоточить за Юго-Западным фронтом? Может быть, к тому времени, когда погодные условия позволят заняться десантом, обстановка изменится или его августейший племянник переменит свое мнение. И можно будет начать столь тщательно спланированное победоносное наступление на Вену. А оттуда, сквозь «мягкое подбрюшье» Германской империи – на Силезию и Берлин. Лишь бы хватило запасов…»
Великий князь Николай Николаевич поражал всех, впервые его видевших, прежде всего своей выдающейся внешностью, которая производила небывалое впечатление. Чрезвычайно высокого роста, стройный и гибкий, как стебель, с длинными конечностями и горделиво посаженной головой, он резко выделялся над окружавшей его толпой, как бы значительна она ни была. Тонкие, точно выгравированные, черты его лица, обрамленные небольшой седеющей бородкой клинышком, дополняли его характерную фигуру. Князь привычно пригнулся, чтобы не удариться о притолоку, на которой специально была наклеена белая бумажка. Высокий рост, позволявший ему смотреть на окружающих свысока, часто помогал его императорскому высочеству в спорах с Николаем Вторым, но был очень обременителен в повседневной жизни.
– Петр Иванович, – попросил он подошедшего дежурного офицера, – вызовите мне в кабинет генерала Данилова.
– Есть, ваше императорское Высочество! – Козырнув, дежурный офицер скрылся в караулке, а Николай Николаевич привычно прошел по коридору в рабочий кабинет, кланяясь всем встречным дверям.
Через четверть часа генерал-квартирмейстер Ставки, генерал от инфантерии Юрий Никифорович Данилов стоял в большом рабочем кабинете Главнокомандующего и внимательно смотрел на карту, стараясь проанализировать внезапно пришедшую в голову его начальника мысль. Честный, усидчивый, чрезвычайно трудолюбивый, он, однако, был лишен того «огонька», который знаменует печать особого божьего избрания. Это был весьма серьезный работник, но могущий быть полезным и, может быть, даже трудно заменимым на вторых ролях, где требуется собирание подготовленного материала, разработка уже готовой, данной идеи. Но вести огромную армию он не мог, идти за ним всей армии было небезопасно. Большое упрямство, большая, чем нужно, уверенность в себе при недостаточной общительности с людьми и неумение выбрать и использовать талантливых помощников дополняли уже отмеченные особенности характера этого генерала.
