Глеб Дойников - «Все по местам!» Возвращение «Варяга»
Обзор книги Глеб Дойников - «Все по местам!» Возвращение «Варяга»
Глеб Дойников
«ВСЕ ПО МЕСТАМ!»
Возвращение «Варяга»
От автора
Автор выражает огромную благодарность всем тем, без кого этой книги не было бы. Антон, Серб, Толь Толичь Логинов, Вячик, Фон Эшенбах, Борисыч и просто все, кому не лень было заходить ко мне на страничку, пинать меня за задержки проды, делиться мыслями, моделировать битвы, писать фанфики, нюхать в лаборатории дым от сгоревшей шимозы… Спасибо вам за ваше время, за поддержку и помощь. Надеюсь, когда-нибудь мы встретимся не только на экране монитора!
Глава 1
ПОХМЕЛЬЕ ПОСЛЕ ДРАКИ
За ночь изрядно посвежело, ветер усилился до пяти баллов и к утру нагнал приличную зыбь. Устало скрипя свежими, наспех заделанными деревом пробоинами, крейсера Владивостокского Отряда, недавно официально ставшего эскадрой, вползали на очередную волну. Всю ночь напролет аварийные партии растаскивали завалы перекрученного металла и недогорелого дерева, заделывали пробоины и пытались починить то, что поддавалось починке в море. На «Рюрике» наконец удалось наложить на пробоину в корме двойной пластырь, а к рассвету и откачать воду из румпельного отделения. Сейчас в завалах покореженного металла в корме крейсера весело стучали топоры (заделывали пробоину деревянным щитом), глухо звякали кувалды (пытались восстановить работу ручного привода пера руля) и раздавался сочный матросский мат (сопровождающий оба вида работ).
Памятуя о возможных атаках японских миноносцев, на ночь Руднев перестроил корабли в походный ордер. Наиболее поврежденные «Россия» и «Рюрик» шли в центре. С правого и левого флангов их прикрывали «Громобой» и «Сунгари», а замыкающим в броненосной колонне шел «Кореец». Головным уже привычно снова шел «Варяг». Второй бронепалубник — «Богатырь», как наименее пострадавший корабль эскадры, занимал наиболее опасное место замыкающего. Впрочем, на этот раз план Руднева сработал: два отрада японских миноносцев всю ночь рыскали в поисках поврежденных русских кораблей на полпути к Владивостоку. В это время эскадра отходила южнее, направляясь скорее к берегам Кореи, чем России. В полдень состоялась встреча со «вспомнившей девичество», в котором она именовалась «Мари Анной», «Обью». Бывший угольщик, а ныне вспомогательный крейсер ожидал возвращающуюся из боя эскадру с полными трюмами угля примерно на полдороге между Сеулом и Нигатой.
По первоначальному плану Руднева отсюда отряд должен был разделиться. Свежеиспеченный адмирал хотел создать максимально плотную дымовую завесу для облегчения прорыва во Владивосток отрада во главе с «Ослябей». По его плану сообщения о замеченных русских крейсерах и обстрелах ими побережья должны были приходить со всех уголков Японского моря. Руднев надеялся, что на фоне этой кутерьмы даже если «Ослябя» и будет обнаружена каким-либо пароходом у Курил, то у Камимуры просто не останется сил, чтобы достойно его там встретить. Но недавно имевшее место быть сражение внесло в планы (как известно, актуальные только ДО встречи с противником) свои коррективы. Броненосные крейсера оказались повреждены гораздо более серьезно, чем планировалось, да и боекомплект был расстрелян далеко за половину. Так что пришлось все делать «строго по первоначальному плану, но только с точностью до наоборот». Теперь обстрелом Пусана должны были заняться «Громобой» с «Корейцем» (благо у последнего боеприпасов к 10-дюймовому орудию хватало), а демонстрацию у порта Ниигата должен был провести «Богатырь». «Варягу» же предстояло сунуть голову в пасть тигра: он вместо броненосной эскадры (как было изначально запланировано) должен был наделать шуму в Цусимском проливе. «Обь», облегчившись от 1000 тонн угля, должна была идти вместе с броненосными крейсерами и под их прикрытием провести у Пусана минную постановку. Кроме угля, она принесла на встречу и полсотни мин заграждения, которые сейчас ждали своего часа в одном из ее трюмов.
Пока крейсера были заняты бункеровкой, Руднев излагал свои откорректированные планы младшим флагманам на «Варяге». Внезапно присутствующий из-за вынужденной временной «немоты» командира «Рюрика» Трусова[1] старший офицер броненосного крейсера прервал течение адмиральской речи весьма бесцеремонным и шокирующим образом:
— Простите, конечно, Всеволод Федорович, но почему у вас всегда такие гениальные планы, а в результате их исполнения получается все как-то не гладко? Вот взять вчерашний бой, — закусивший удила Хлодовский, вчера носившийся по горящему и затапливаемому водой крейсеру, руководя борьбой за живучесть, и всю ночь напролет определявший наиболее срочные ремонтные работы, не обращал внимания на предостерегающее мычание хватающего его за руку командира, — к примеру, если бы вы не только обеспечили нам встречу с Камимурой, но и получше позаботились о расстановке наших кораблей в линии… Ведь «Якумо»-то на последнем издыхании уходил! А будь концевым не «Рюрик», самый уязвимый из наших больших крейсеров, а, скажем, более серьезно бронированный «Громобой» — мы могли еще полчаса, час продержаться. А вот «Якумо» уже не смог бы! Даже я, далеко не адмирал, еще до боя говорил товарищу Трусову, что если «Рюрик» поставят концевым, то до конца боя он может и не дожить. Поставить самую защищенную «Россию» головной — естественно. Но тогда и концевым должен идти второй по мощности защиты «Громобой».
На вопросительный взгляд Руднева Трусов ответил утвердительным кивком: разговор с Хлодовским действительно был до боя.
— А вот сейчас вы уверены, товарищ адмирал, что все мелочи продумали? Или опять в разгар боя что-нибудь этакое интересное и неожиданное выяснится?
— Знаете что… По приходе во Владивосток «Рюрик», очевидно, станет на ремонт минимум на три месяца, и вам на его борту особо делать будет нечего: даже старшему офицеру во время ремонта надо доверить свой корабль инженерам-ремонтникам, — задумчиво потянул Руднев.
— Что, отправите с глаз долой в Петербург? Или вообще на Каспийское море загоните? — с вызовом отозвался Хлодовский, вспомнив о судьбе первого командира «Лены».
После вчерашнего ада любое наказание от начальства волновало молодого офицера уже не так сильно. Если неделю назад недовольство адмирала и его влияние на карьеру стояло на первом месте, то вчерашний бой многое поменял в системе приоритетов Хлодовского.
— Нет, так легко вы не отделаетесь, и не надейтесь. Вы прилюдно меня тут раскритиковали, и теперь вам за это придется держать ответ. Так что по возвращении во Владик быть вам начальником моего штаба. Сами напросились — если уж у вас хватает смелости, профессионализма и наглости меня критиковать, будете это делать на постоянной основе.
— А разве у вас есть штаб? — оторопело, но по инерции с вызовом пробормотал Хлодовский, соображая, почему его фактически повышают в должности, за наглость, не иначе. — Ведь собрание командиров крейсеров таким еще не является, несмотря на то, что вы его упорно так называете.
— В том-то и проблема, что на бумаге штаб вроде бы и есть, а вот фактически его нет. Так что, коли уж вы сами напросились на должность его командира — то вам его и организовывать. К моему приходу во Владивосток потрудитесь иметь предварительные наметки, какие именно персоналии вам нужны. Главной задачей ВАШЕГО штаба будет дорабатывать мои планы так, чтобы больше ничего подобного случившемуся с «Рюриком» не повторилось. Инициатива, она того — наказуема. Ясно? — спросил Руднев задумавшегося над тем, во что же он вляпался, Хлодовского и после утвердительного кивка продолжил: — Ну, коли ясно — вернемся к планам сегодняшним.
После окончания угольного аврала эскадра разбежалась по четырем направлениям. «Рюрик» с «Россией» в сопровождении «Сунгари» ушли во Владивосток, а «Громобой» с «Корейцем» наведались к Пусану. Там они нагло и неторопливо, среди белого дня, расстреляли все три находящихся в порту японских транспорта и древнюю канонерку (дальность и точность огня 10-дюймового орудия «Корейца» далеко превышали таковые показатели у старых береговых орудий). Заодно обнаглевшие русские и прихватили не вовремя вышедший из порта в Сасебо 2000-тонный транспортник «Сугано-Мару» и отвели его во Владивосток. Пока броненосные крейсера изображали парочку слонов, резвящихся на развалинах посудной лавки, «Обь» тихо делала свое черное дело на подходах к акватории порта. До конца войны на выставленных ею минах подорвались еще два транспорта (один из которых все же смог доковылять до порта, так как был загружен понтонами для возведения наплавных и временных мостов) и один номерной миноносец. Еще долго после войны японцы и корейцы вытраливали потом русские мины. На обратном пути русские крейсера встретились с девятым отрядом миноносцев, который всю ночь рыскал по морю, собственно и пытаясь их найти. К сожалению для японцев, встреча произошла не ночью, как планировалось, а днем. Дневная же атака двух броненосных и одного вспомогательного крейсера силами четырех миноносцев — это не что иное, как извращенная и мучительная форма самоубийства. Русские тоже не видели смысла в попытке догнать 29-узловые миноносцы на 20-узловых крейсерах, и оба отряда разошлись левыми бортами в полусотне кабельтовых без единого выстрела. Командир японского отряда капитан второго ранга Ядзима хотел было отрядить дестроер «Хати» проследить за русскими, но, прикинув остаток угля, отказался и от этой затеи. За ночь японцы сожгли более половины топлива, и «Хати» все равно не смог бы следить за русскими дольше нескольких часов. «Богатырь» так же демонстративно днем обстрелял маяк у Ниигаты, поперестреливался с береговыми батареями и, утопив попутно три рыболовецкие шхуны, вернулся домой. Наиболее интересным и насыщенным оказался путь «Варяга».
