Прыжок "Лисицы" (СИ) - "Greko"

— Верно подмечено! — кивнул один из вождей, весь в окровавленных бинтах, но все еще энергичный. — Мы слишком понадеялись на завалы и окопы. И что в итоге? Убит князь Облаг и большинство его людей! Они погибли, не сделав и выстрела по врагу. Десант преспокойно погрузился на лодки и переправился на берег, ведя огонь из фальконетов.

— Зато у аула их остановили! — возразил Белл. — Отбросили к лесу! Люди Гассан-бея действовали прекрасно.

Наш хозяин благодарно кивнул шотландцу. Он за время моего отсутствия, похоже, спелся с «занозой в заднице».

— Чем сейчас заняты русские? — спросил Хоттабыч только что прибывшего разведчика.

— Отошли к краю леса и расположились лагерем напротив острова в устье Мздимты. Рубят лес и расставляют пушки. С кораблей продолжают подвозить припасы, орудия и новых людей. Отряды моряков.

— Они сформировали сводный отряд из экипажей! — подсказал Белл. — Наверное, вынуждены дать передышку егерям. Нужно атаковать сейчас. Моряки — не то, что сухопутные войска. Возьмите их в шашки — они и побегут!

— Вы не атаковали под градом гранат, Белл! Эти маленькие круглые штучки рассеяли наш сильный отряд в лесу. Убит старейшина Фабуа, — грустно подвел я итог нашей вылазки.

Белл с уважением на меня взглянул.

— На два слова, Зелим-бей!

Мы отошли к ограде. Присели в ее тени.

— Мне рассказали про ваше участие, Коста. Признаться, не ожидал. Ваше предупреждение о нападении очень помогло. Очень! Но зачем вы сами лезете в драку? Поберегите себя! Наше дело — направлять, а не проливать кровь!

Я пожал плечами. Не объяснять же этому маразу свои истинные мотивы?

— Впрочем, дело ваше! Я жду старину Лонгворта. Он, хоть и журналист, но тоже горячий парень, как и вы. Уверен, помчится в сечу. Меня беспокоит другое. Это атака русских путает мне всю картину.

—?

— Что тут непонятного? — проскрипел Белл в своей обычной манере. — Зная о грядущей войне с нами, русские должны были стягивать корабли к Севастополю или крейсировать неподалеку от Босфора. Вместо этого, они распыляют силы, как ни в чем не бывало. И продолжают атаки черкесского берега. Этот десант… В чем его смысл? Заложить новое укрепление?

— А если на секунду допустить, что у царя есть надежная информация, что войны не будет? Что тогда? Что предпримите?

Я серьезно озадачил Белла. Он замолчал и стал напряженно размышлять.

— Что будет, если ваши действия, действия Уркварта и Понсонби дезавуирует Лондон? — подлил я масла в огонь.

— Вот умеете вы испортить настроение! — воскликнул шотландец.

«Это он мне сказал? Он⁈ Мне⁈» — не поверил я своим ушами.

— Признаться, я тогда окажусь в двусмысленном положении! — заключил Белл. — Об этом стоит поразмыслить.

— Вот и думайте! Особенно, когда обещаете горцам помощь английского флота, которой может и не быть! Я вас покину. Мне нужно поговорить с Гассан-беем.

Я встал и отправился к группе горских командиров.

Но моим надеждам на разговор с Хоттабычем не суждено было сбыться. Он отмахнулся от меня и призвал следовать за собой. Мы снова выдвигались в сторону мыса Адлер.

Большой группой в четыреста всадников добрались до прибрежного аула. Поскольку было решено атаковать в пешем строю, лошадей оставили за саклями, превращенными в маленькие крепости. Скрытно начали перемещаться в направлении лесной опушки, припадая к земле. Я двигался в задних рядах, оттесненный самыми решительными. Впереди всех бодро выступал сам Гассан-бей. Наряженный в кольчугу и размахивавший шашкой, он периодически указывал ею в сторону дубравы.

Оттуда доносились стук топоров, редкие команды и даже запахи еды от полевой кухни. Русские, похоже, активно устраивали лагерь в глубине чащи. А на кромке леса выставили «секреты», которые мгновенно нас срисовали. Не успели мы добраться до опушки, как из-за деревьев стали выбегать моряки и строиться в стрелковую цепь.

Гассан-бей хрипло закричал. Ему вторили сотни воплей, слившихся в один звериный вой. Разноцветная толпа качнулась под первым залпом русских. И снова устремилась вперед, теряя людей. О скрытности никто уж и не думал. Главное — быстрее сблизиться с противником, разрядить в него пистолет, разрубить шашкой, пырнуть кинжалом.

Звено стрелковой цепи русских состояло из двух человек. Их нетрудно было смять, опрокинуть или просто заставить отступить или сбежать. Но плотный, ощетинившийся штыками строй сводил на нет всю фехтовальную и физическую подготовку горца. К несчастью отряда защитников Адлера, моряки действовали слажено. Разрядив ружья повторно, они по команде своих офицеров стали сбиваться в группы в шахматном порядке.

Командовал всеми мой знакомый Путятин. Группу, выставившую штыки в моем направлении, вел Антоша Рашфор — тот самый каперанг, что врезал мне по зубам в Севастополе. Вот только он уже не был капитаном первого ранга.

«Все-таки потерял один ранг, как и боялся», — отметил я машинально, увидев звездочки на его эполетах.

Когда дым от второго залпа развеялся и горцы двинулись вперед, мне открылась страшная картина. Гассан-бей больше не возглавлял отряд. Не вел его в атаку. Он лежал, раскинув руки, уткнувшись лицом в землю.

Я закричал от бессилия и ярости. Все мои надежды на его помощь в деле освобождения Тамары перечеркнула русская пуля. Волна неконтролируемой злобы поднялась во мне, доводя до боевого безумия. Все вокруг потеряло свои очертания, слилось в неясный фон. И, наоборот, группа моряков с Антошей во главе, приближавшаяся к Гассан-бею, стала видна до малейшей черточки или морщинки у каждого, до зажмуренных глаз Рошфора. Сразу вспомнилось любимое от Лермонтова, как он описывал Грушницкого с его «что-то не русской храбростью» из-за манеры двигаться в атаку с закрытыми глазами.

«Что скажете про черкесскую храбрость, Михаил Юрьевич⁈»

Я оскалил зубы и зарычал, как дикий зверь. Почти как тогда, когда танцевал Шалахо в грузинском дворике в Стамбуле. Настало время потанцевать со смертью. Бросился вперед, перепрыгивая через лежавшие вповалку тела. Склонился над Гассан-беем, не замечая тянущиеся ко мне штыки. Подхватил на руки. Развернулся, с трудом удержавшись на ногах.

Сзади раздался вопль:

— Стой, Варвакис! Коли его, ребята!

Узнал все ж таки, сволочь! Успел глазки распахнуть!

Я бросился прочь. В спину раздался пистолетный выстрел. Пуля прожужжала рядом с ухом. Плевать! Главное — донести Гассан-бея. Старик в кольчуге весил немало. Оттягивал руки. Но был еще жив. Негромко постанывал, когда особенно сильно его встряхивал. За сотню метров до аула страшно захрипел. Я опустил его на землю. Хоттабыч испустил дух.

Да что ж за скотство такое! Второй человек за день умирает у меня на руках. Несчастного Марлинского, пожавшего плоды юношеской бескомпромиссности и максимализма, мне было просто по-человечески жаль. С Гассан-беем все было иначе. Его смерть перечеркнула мои планы, лишила надежды! Я в отчаянии закричал и принялся бить руками об землю.

Подскочившие ко мне черкесы с удивлением смотрели на мой «плач Ярославны». Решили, что я так сильно убиваюсь по убыхскому князю. Расталкивая их, на тело отца рухнул Курчок-Али. Его вопль слился с моим криком.

Княжич поднялся. Вытер слезы. Крепко сжал мое предплечье.

— Наша семья в долгу перед тобой, Зелим-бей! Чем я могу отплатить?

То, что я вынес тело его отца из боя, для горцев значило очень многое. Он действительно стал моим должником. Но чем он мог мне помочь? У него не было того авторитета, который имел среди горцев его отец.

— Мне нужен посредник, способный забрать мою девушку у братьев Фабуа — у Эдик-бея и Эбара. Они держат ее в плену!

— В ближайшие дни сюда прибудет князь Берзег. Поговори с ним. Он — единственный, кто сможет тебе помочь, — посоветовал мне Курчок-Али.

Я вздохнул. Надежда еще оставалась.

… Хаджи Исмаил Догомуко Берзег прибыл к мысу Адлер в сопровождении большого отряда. К моей радости, в него входили и два единственных мне близких человека в землях адыгов — мой кунак Юсуф Таузо-ок и натухаец Джанхот. Последний так и так должен был сопровождать военного вождя Конфедерации, поскольку входил в его свиту. Он и позвал Юсуфа с собой, прослышав о появлении под Адлером урума Зелим-бея. Мой кунак не колебался ни секунды.