Господин Тарановский (СИ) - Шимохин Дмитрий

— Когда пришли? Что делали?

Пленный, видя, что его не убивают сразу, начал говорить охотнее, надеясь выкупить свою жизнь информацией.

— Пришли три недели назад, — переводил Хан. — Сразу пошли на штурм. Думали взять город с ходу. Но… — Хан усмехнулся, — … получили по зубам. Говорит, защитники дерутся как демоны. Отбили два приступа. Потери большие.

Я слушал, и в душе росла мрачная гордость. Мои люди держались. Против регулярной армии, в меньшинстве, в изоляции.

— Спроси про пушки, — приказал я. — Я слышал выстрелы. Тяжелые. Откуда они у них?

Хан задал вопрос. Лицо пленного исказилось суеверным ужасом. Он замахал руками, показывая что-то большое, страшное.

— О, нойон… — пробормотал Хан, и в его голосе тоже прозвучало беспокойство. — Он говорит про «хунмаогуй». Рыжих дьяволов.

— Европейцы? — резко спросил я.

— Да. Говорит, с генералом Цзюнем приехали чужеземцы. Их немного, пятеро или шестеро. Они говорят на своем лающем языке, но сам генерал слушает их советы как волю Неба. Они привезли с собой четыре огромные пушки. «Дьявольские трубы», как он их называет.

— Ими управляют эти «рыжие»?

— Да. Китаец говорит, их огонь точен, как удар молнии. Они не просто стреляют, они ломают стены. Каждый день. Методично. Секция за секцией.

Картина складывалась просто прескверная. Англичане или французы…. Инструкторы, наемники, советники — неважно. Главное, что они привезли с собой современную осадную артиллерию и умеют ею пользоваться. Это объясняло, почему Силинцзы, крепость, которую я считал неприступной для китайцев, сейчас дымилась в руинах.

— Что было три дня назад? — спросил я, вспомнив слова Чжан Гуаня о последнем штурме. — Почему они не взяли город, если стены разрушены?

Китаец, услышав вопрос, затрясся еще сильнее. Он начал рассказывать, сбиваясь, закрывая лицо руками, словно снова видел тот кошмар.

— Три дня назад был второй большой штурм, — переводил Хан. — Они пробили брешь. Их храбрые воины, «тигры», ворвались в пролом! Они думали, победа у них в руках. Но внутри… внутри их ждала ловушка.

Хан посмотрел на меня с уважением.

— Он говорит, это был ад. Из каждого дома, из-за каждой стены, из подвалов на них бросились мятежники. Тайпины с красными повязками на головах. Какие-то безумцы с факелами и горшками с порохом. Они не сдавались, они взрывали себя вместе с врагами. Улицы стали бойней. Цинские отряды были вырезаны, зажаты в узких переулках. Почти никто не вернулся из пролома.

— Потери?

— Около шестисот человек только убитыми за тот день. А всего — уже под тысячу.

Я выдохнул. Тысяча. Добрая часть вражеской армии выведена из строя. Это был успех, но пиррова победа для гарнизона. Наши блокированные силы, в отличие от цинцев, не могли восполнять потери.

Так или иначе, от пленных я получил все, что хотел.

— Достаточно, — сказал я, выпрямляясь.

Я посмотрел на пленных. Шесть человек. Шесть лишних ртов. Шесть пар глаз, которые видели нас. Шесть языков, которые могут поднять тревогу, если сбегут.

Мы были в глубоком тылу врага. У нас не было тюрьмы. У нас не было возможности таскать их с собой.

Я посмотрел на Хана. Он понял меня без слов. Его рука легла на рукоять ножа.

— Лишних — в расход, — коротко приказал я, отворачиваясь. — Двоих, вон тех, что покрепче, оставить. Связать, кляпы в рот. Они нам еще понадобятся как проводники или щит.

И пошел прочь из лощины, слыша за спиной глухие, сдавленные звуки — короткую, жестокую работу моих волкодавов.

Война не прощает жалости.

По мере осознания сил мысли мои становились все более гнетущими. Ситуация складывается, — хуже некуда. Четыре тысячи солдат и пушки — это слишком много для нашей полусотни сабель. Мне нужна была армия. Надо было срочно собирать разбросанные по округе отряды — всех, кто ненавидел маньчжуров.

Я вернулся в наш скрытый лагерь, когда солнце уже начало клониться к закату. Новость, которую я принес, была тяжелой, и она требовала немедленных действий.

— Елисей! Темер! Хан! Ко мне! — мой голос прозвучал резко, обрывая тихие разговоры у костров.

Через минуту мы уже сидели под навесом из елового лапника, где на расстеленной попоне лежала моя неизменная карта Маньчжурии.

Я обвел взглядом их лица. Суровый, обветренный казак Елисей, спокойный, как скала, монгольский сотник Темер, и Хан, в чьих глазах все еще стоял холодный блеск после недавней резни в лощине.

— Итак, — начал я без долгих вступлений. — Ситуация хуже, чем мы думали. Но она не безнадежная. Под Силинцзы стоят около четырех тысяч регулярных войск «Непобедимой армии». С ними — европейские инструкторы и мощные пушки, которые ломают стены. Наши друзья в городе держатся, они отбили два штурма, положив при этом кучу врагов. Но их силы на исходе. Следующий штурм может стать последним.

Я увидел, как потемнело лицо Темера.

— Просто сидеть здесь и ждать подмоги от Гурко — значит ждать их смерти, — жестко подытожил я. — Мы должны действовать. Прямо сейчас. Мне нужна армия. Пусть небольшая, но злая. Хан, где-то здесь кочует сотня Очира.

Хан кивнул.

— Отлично. Темер, — я повернулся к сотнику. — Ты берешь пятерых своих всадников. Хан поедет с вами. Ваша задача — найти Очира. Расскажите про «Белого Нойона», про победу под Улясутаем, про добычу. Приведите его сюда. Быстро. У вас два дня.

Темер ударил кулаком в грудь, принимая приказ.

Затем я перевел палец на север, в сторону густых таежных лесов.

— Теперь здесь. «Орочоны». Конные эвенки. Они знают каждую тропу в этих лесах, и их луки бьют без промаха.

Я посмотрел на Елисея.

— Урядник, возьмешь пятерку. Самых тихих и глазастых. Найдите стойбища эвенков. Не угрожайте. Обещайте им оружие, серебро и, главное, — месть цинам. Наверняка у них свои счеты! Скажите, что господин Тарановский их зовет, пришло время рассчитаться.

Елисей степенно кивнул, поглаживая усы.

— Сделаем, ваше высокоблагородие. Эвенки — народ памятливый. Обиды помнят долго.

Лагерь мгновенно пришел в движение. Люди седлали свежих коней, проверяли оружие, набивали седельные сумки сухарями. Через полчаса два небольших отряда, умчались в разные стороны — один на юго-запад, в степные предгорья, другой — на север, в темную чащу тайги.

Я смотрел им вслед, пока топот копыт не затих вдали. От них сейчас зависело очень многое! Как паук, я раскидывал свою сеть, пытаясь собрать в кулак все, что могло держать оружие в этом диком краю.

Но когда пыль осела, я остался один у карты. И холодная логика снова взяла меня за горло.

Сбор союзников займет время. Даже если они приведут всех у меня будет, от силы, триста-четыреста бойцов. Против регулярной пехоты, сидящей в укрепленном лагере с артиллерией.

«Что это изменит? — спросил я себя, глядя на пометки на карте. — Мы не сможем атаковать их в лоб. Мы просто разобьемся об их силы, как волна о скалу».

Я провел рукой по лицу, стирая пыль и усталость.

«Победить такого монстра можно только одним способом. Ударить одновременно. С двух сторон. Извне — силами моих летучих отрядов, сея панику и хаос в их тылу. И изнутри — силами гарнизона, ударив им в спину, на вылазке».

Можно конечно, бить по фуражирам, но это займет время, а осада будет продолжаться. Они раздавят нас раньше, чем мы сможем удушить их снабжение. Не выйдет.

Значить атака с двух сторон. Но для этого гарнизон должен знать, что мы здесь. Они должны быть готовы. Мы должны действовать как единый механизм, по одним часам.

«А для этого… — я поднял глаза на темные силуэты гор, отделявшие меня от дымящегося города. — Для этого я должен быть там. В городе. Лично».

Надо проникнуть в осажденную крепость. План был готов. Но мне нужны были детали. Лазейки. «Черный ход».

Я повернулся и решительным шагом направился к палатке, где под усиленной охраной сидели двое оставленных в живых пленных.

У меня появились к ним новые, очень конкретные вопросы.