Барин-Шабарин 4 (СИ) - Старый Денис
Так что могло показаться, что поступок мой необдуманный, даже и глупый и из одной бравады совершён, но ведь результат получен грандиозный. Более того, убит практически кровный враг самого генерал-фельдмаршала Паскевича. Когда-то русский полководец упустил Генриха Дембинского, а я взял и убил поляка, могущего, если только появились бы хоть какие предпосылки, возглавить новое восстание в Польше… Как ее принято называть нынче, в Привисленском Крае.
— Я определённо не могу понять вас, господин Шабарин. Зачем вы здесь? Зачем в Екатеринославе газеты разрываются от новостей и душераздирающих историй с войны? Разве государство наше воюет в надрыве? — сыпал вопросами светлейший князь Паскевич.
— Никак нет, ваше высокопревосходительство! — отчеканил я, не вдаваясь в подробности.
— Да не тянитесь вы так, не военный же! — отмахнулся от моей показной офицерской удали генерал-фельдмаршал. — Отвечайте на вопросы!
— Ваше высокопревосходительство, я хотел помочь нашему Отечеству, я это и делаю, — чеканил я слова.
— Вас никто в парадную дверь не звал, вы же ломитесь в дом через трубу. Могли бы записаться вольноопределяющимся в какой-нибудь из полков… Нет же, — Паскевич всплеснул руками. — По протекции князя Воронцова. Что ни происходит в армии — ничто не может быть без моего ведома. Генерал Чеодаев подал реляцию о ваших действиях, он отказывается более держать вас подле себя.
Меня распирало сказать о том, что именно генерал Чеодаев с удовольствием принял все те телеги, что были собраны для армии из средств Фонда Благочиния. Не побрезговал — а теперь, мол, всё, сказочке конец, можно и гнать в шею? Так не бывает, по крайней мере, без последствий. Я пришел воевать, и я буду воевать.
И вдруг я понял, почему я здесь: мне не хватало войны. Немалую часть своей первой жизни я провёл в воинских лишениях, в окопах и штурмах, в боях. И, как бы это кощунственно ни звучало, но на войне есть своя правда, даже если эту правду и сложно рассмотреть.
Конечно, я хотел помочь Отечеству. Очень хотел сделать всё, чтобы не случилось снова того же исхода этой войны. Но…
Война очищает коллектив от гнили, правда, часто наполняет души таким грузом, скинуть который невозможно за всю жизнь. Да, на войне много смертей, лишений, несправедливости. Но порой, чтобы понять человека, увидеть его сущность, нужно побывать на войне. Чтобы понять себя, нужно пройти очищение огнем. Или оправдания своему желанию воевать — это лишь отговорки адреналинового наркомана.
— То, что вы убили польского генерала, стало известно уже и противнику. Оставшийся в польском легионе полковник Юзеф Домбровский поклялся теперь убить вас. Венгры осудили ваши варварские действия, — Паскевич пристально посмотрел на меня, изучая реакцию.
— Поляки любят говорить, кричать да клясться. Но благодарю вас, ваше высокопревосходительство, за предупреждение, буду осторожен, — сказал я, подумал и добавил. — Желание противника убить меня — яркое свидетельство успешных действий.
Светлейший явно ожидал от меня иной реакции. И я даже понимаю, какой именно. Он подталкивал к тому, чтобы я уехал прочь и не морочил никому голову. Да простят меня почитатели военного гения полководца Ивана Федоровича Паскевича, особенно те, кто сравнивает его с Суворовым, но нынешний военачальник уступает Александру Васильевичу если не во всём, то во многом.
— Ваше высокопревосходительство, вы сами дали мне позволение вести партизанскую войну, и страшиться слов поляка не пристало русскому человеку, пусть вы меня и не называете по воинскому чину, не принимая за своего, военного. Я буду счастлив, если поляки начнут дрожать от упоминания моего имени, если же надо Отечеству, то и венгры, все враги России, — пафосно вещал я.
— Вы не ответили на мой вопрос. Зачем вам всё это? — спрашивал Паскевич.
Сказать ему о том, что скоро — поистине важная и сложная война, возможно, даже и стоило бы, будь шанс на то, что меня выслушают. Но не теперь. Так что нечего сотрясать воздух и корчить из себя предсказателя. Может, если рассказать, то лишь для того, чтобы потешить собственное самолюбие, чтобы однажды я с полным правом сказать: «Я же говорил, предупреждал, а вы мне не поверили». Но от этого ситуация не станет лучше. И всё же…
— Ваша светлость, могу ли я быть с вами откровенным? — спросил я у Ивана Фёдоровича Паскевича.
— Прошу, — Паскевич сделал жест, призывая меня к дальнейшему разговору. — Лишь только вы должны понимать, что грубости я не потерплю.
— А я не позволю себе грубить. Но ваше отношение ко мне не совсем мне понятно. Прошу, не считайте меня разбойником с большой дороги. Я вижу, я в этом убеждён, что правила войны меняются. Теперь уже не будут побеждать те, кто самым лихим кавалерийским накатом ударит по противнику. Средства дистанционного поражения — всё более изощрённы. Англичане и французы начинают перевооружение своих армий на штуцера с использованием особых пуль. Что придётся делать нашему, русскому солдату, когда его будут убивать с расстояния в шестьсот шагов? Он, честный и смелый, умрет, так и не вступив в бой, — говорил я с некоторой даже горячностью.
Но видно было, что мои слова и мой пыл не находили никакого отклика у генерал-фельдмаршала.
— Как вы сказали? Средства дистанционного поражения? И откуда понабрались всего этого? Отучились бы, стали военным, добились признания… А что до штуцеров, так они широко пользовались ещё в Прусскую войну. В этом ничего нового. В наполеоновской армии было немало нарезных ружей. И это ему не помогло, — говорил князь, будто отмахивался от назойливой мухи.
— Генералы всегда готовятся к прошедшим войнам, но каждая война преподносит новые сюрпризы, — изрёк я афоризм, от которого Паскевич натурально скривился, словно от оскомины.
— Я вынужден указать вам. И более не намерен слушать молодого повесу, возомнившего себя воином из легенд. Знайте, господин Шабарин, что вы тут лишь по протекции человека, которого я безмерно уважаю. Думаю, что вы догадались, о ком речь. О князе Михаиле Семёновиче Воронцове. Уже за тот поступок в Париже, когда он закрыл все карточные долги русских офицеров, да если присовокупить к этому личный героизм князя на поле брани, я не вправе отказать его светлости. Но с завтрашнего дня вы будете находиться в резерве в предполагаемой битве у Мышкольца, — тон Паскевича стал холодным и строгим.
— Ваше высокопревосходительство, правильно ли я вас понял, что вы запрещаете участвовать мне в предстоящем сражении? — спросил я.
— Вы будете оставаться в резерве, — строго отвечал Паскевич.
— Могу ли я отработать по противнику с дальней дистанции в пятьсот-шестьсот шагов? — не унимался я. — И с какого времени я отправляюсь со своим отрядом в резерв?
— Завтра отправитесь в резерв. Придете поутру за предписанием в штаб. И если во время сражения ненароком подстрелите русского или австрийского солдата, который будет находиться в пятидесяти шагах от вас, то будете переданы суду, и князь Михаил Семёнович Воронцов меня в этом должен поддержать, — жёстко припечатал Иван Фёдорович Паскевич.
Я выходил из палатки командующего в расстроенных чувствах. Хотелось бы, как в книжках про попаданцев — едва те затевают разговор с сильными мирами сего, как их слушают и поступают так, как скажет разум из будущего. К сожалению, даже пытаться не стоит убедить в чём-то генерал-фельдмаршала Паскевича. Ретроград в абсолюте.
У власти — такие вот ретрограды. Чернышёв тот же… Это же он сказал: «Сабля и штык были, есть и будут залогом русских побед!» И как еще одному старику объяснить, что это не так — и не то что будет когда-то, а прямо сейчас происходит эволюция оружия. Колоннами уже наступать нельзя, а у нас… Прозрение, безусловно, придет, но с кровью на крымских камнях. И роль казаков-пластунов тогда же оценят. Всё во мне кипело. Нет, я буду готовиться, даже вопреки мнению высших военных чинов, к той войне, которая будет, а не к той, что уже прошла.
Можно было бы сказать и в защиту нынешнего военного командования Российской империи. Перевооружение Англии и Франции сейчас проводится абсолютно незаметно. Безусловно, должны работать какие-то разведывательные службы, приходить данные по дипломатическим каналам, Но из разговоров, в том числе и военных, становится очевидным, что никто и не подозревает о том, что может случиться война России с Францией и Англией и что Европа начала реформы в армии.