Парагвайский вариант. Часть 2 (СИ) - Воля Олег
Гуанерос с корабля переломили ход схватки. Опрокинув сопротивление, они ринулась на стены. Консул видел, как они растекались по двору крепости, направляясь к пандусам. Без особого сопротивления им удалось захватить кавальер на бастионе Фелипе. Но с тореонами у них произошёл сбой.
Тореон Королевы успел закрыться до подхода нападающих. А в тореон Короля, на котором и стояли изумлённые британцы, ворвалась группа в десяток человек. Но им дали решительный отпор. Во внутренних помещениях цитадели послышались выстрелы и крики. Через какое-то время оставшиеся в живых гуанерос выскочили наружу, а следом за ними выбежала группа солдат во главе с молодым лейтенантом и принялись делать залп за залпом в мятежников.
— Сейчас кавалерия поможет, — воскликнул возбуждённый происходящим Мэрчисон.
Консул взглянул на приближающуюся кавалькаду, и его сердце сжалось от дурного предчувствия. И оно оправдалось.
Вливаясь в распахнутые ворота, всадники тут же вступали в бой на стороне нападавших. Прямо верхом они взлетели по широким пандусам на стены и, орудуя саблями и пиками, окончательно подавили сопротивление. Офицер с остатками солдат едва успел юркнуть в торреон, запереть дверь и поднять мостик.
Упорный перуанский лейтенант вывел на артиллерийскую площадку всех своих людей и принялся палить во двор из мушкетов, прикрываясь парапетом. Разумеется, раздались ответные выстрелы, и мимо англичан с противным свистом полетели пули.
— А вот теперь точно пора вниз, — проворчал геолог и первым бросился вниз по винтовой лестнице под защиту непробиваемых каменных стен.
Через какое-то время выстрелы затихли. Хадсон и Мэрчисон осторожно вышли на площадку, поминутно уклоняясь от бегающих солдат. Наверх тащили картузы с порохом и гроздья увязанной картечи.
— Эй, офицеришка, — послышался громкий крик снизу. — Ты лучше сдавайся. А то мы вас в этой башне просто потравим как крыс. У нас сернита много. На всех хватит.
«Это конец», — промелькнула паническая мысль в голове консула.
— Вы не посмеете, — срываясь на фальцет, завопил лейтенант. — Здесь иностранцы. Британский консул.
— И что? — крикнули в ответ. — Это делает тебя, бессмертным?
— Вы не посмеете! — уже не так уверенно повторил офицер. — Это будет международный скандал. В порту стоит корабль Британии — они вас всех уничтожат!
Консул встряхнулся и решительно сдавил плечо лейтенанту.
— Не впутывайте нас в вашу войну, юноша. Сдавайтесь немедленно. Можете выговорить себе свободный проход. Я буду гарантом.
Юный лейтенант затравленно смотрел на консула, на своих угрюмых солдат, на геолога.
— Но присяга… — чуть не рыдая, произнёс он.
Видимо, он только недавно был произведён в офицеры и всё ещё пребывал в идеализированном мире чести и отваги. Там, где высшей доблестью было умереть во славу отечества со знаменем в руках.
Прочитав всё это в его глазах, Хадсон жёстко сказал:
— Мы все сдохнем, выблёвывая свои внутренности. В этом нет чести. Сдавайте башню. Или дайте нам с мистером Мэрчисоном выйти и дохните тут самостоятельно.
Губы лейтенанта задрожали, и он еле слышно сказал:
— Договаривайтесь с ними сами.
Кивнув, Хадсон заорал:
— Это говорит консул Великобритании Уильям Хадсон. Мы готовы сложить оружие в обмен на беспрепятственный выход из крепости и проход до британского корабля для всех в этой башне. Согласны?
— Разумеется, — послышалось снизу. — Выходите. Никто вас не тронет. Но оружие оставьте.
— Кроме сабли лейтенанта, — оговорил консул, увидев, как вскинулся офицер.
— Договорились.
— Все за мной, — скомандовал консул и решительно направился к выходу из торреона. Недоумённые солдаты посмотрели на командира и, увидев, что он поплёлся следом, присоединились к процессии.
Патиньо старательно прятал лицо за повязкой. Быть узнанным консулом не входило в его планы. Общение с британцем он поручил командиру отряда морской пехоты, уклоняясь от встречи даже взглядами.
В целом план удался. Кальяо действительно не ожидал нападения. Тем более — нападения со стороны порта. На руку оказался и кадрированный гарнизон. Солдаты и офицеры оказались третьего сорта и к тому же их было мало.
Впрочем, были и упорные. Второй торреон пришлось выкуривать по-настоящему. Тамошний офицер, видимо, не понимал, чем ему угрожают. Поэтому десяток дымовых шашек стали для него смертельной неожиданностью. Нет, он не задохнулся. Не успел. Его насмерть затоптали обезумевшие солдаты, рвущиеся наружу из каменной ловушки.
В итоге, потеряв два десятка человек, Патиньо стал обладателем первоклассной крепости с огромным запасом пороха и пушек. К сожалению, мушкетов прибавилось незначительно. Все запасы из арсенала выгребло ополчение Лимы. Но это было пустяком. По сравнению с тем арсеналом, что покоился на дне гавани.
Буквально на следующий же день сотня полинезийцев занялась привычной работой — нырять. Только не за кораллами, а за ящиками, бочками и пушками. Но возможным это стало только после того, как удалось принудить к капитуляции гарнизоны фортов-спутников. Обошлось без стрельбы. Хватило по одной дымовой шашке в качестве демонстрации ближайших перспектив и переговорщиков из числа солдат нюхнувших этой отравы. Офицерам позволили убраться на британский шлюп, а солдатам Патиньо предложил вступить в ряды своей армии.
Собрав их всех, в том числе и раненых на площади внутри крепости, Патиньо произнёс экспрессивную двухчасовую речь. Он такие говорил уже не первый десяток раз и поэтому не запинался и не повторялся.
Строить новый мир в составе армии гуанерос решилось две дюжины служивых. Остальных освободили от мундиров, посадили на купца, которого Патиньо подловил в Писко, и отправили на юг.
Это был весьма иезуитский ход со стороны Патиньо. Во-первых, он не давал этих солдат Лиме; во-вторых, его речь наверняка осела в их головах и волей-неволей будет донесена до нижних чинов правительственной армии в Арекипе.
— Команданте, надо водрузить наше знамя! — подошёл довольный Маноло. Его артиллерийское хозяйство увеличилось многократно. А вместе с этим — и его роль, и вес в движении.
— Не надо, — возразил Патиньо.
Видя недоумение соратника, он пояснил:
— Не надо пугать тех, кто приплывёт сюда. Авось и попадётся кто в ловушку.
Так и вышло. Через день, ничего не подозревая, в порт вошла шхуна перуанского флота Янакоча. Все положенные сигналы с крепости она получила от перешедшего на сторону Патиньо сержанта, знающего коды. И когда морячки отправились в порт отдыхать в местных кабаках, на борт корабля без особых препятствий со стороны вахты поднялись головорезы гуанерос — и корабль оказался захвачен.
Похмелье у морячков было тяжёлым. Утро они встретили в казематах крепости среди девятисот уважаемых сеньоров и сеньорит. Вместо того чтобы быть безопасным убежищем, Кальяо для всех них стал ловушкой.
* * *
Блокада Лимы нарастала как-то медленно и постепенно. Разъезды гуанерос всё чаще перехватывали грузы в столицу и пассажиров. Поток товаров всё падал и падал. Наконец, в окрестных деревнях встали гарнизоны пехоты бунтовщиков, и всякое сообщение прекратилось.
В первых числах апреля армия гуанерос, над которой так насмехались и которой так отчаянно боялись, демонстративно промаршировала в прямой видимости. Со всех четырёх сторон, как и было обещано, к городу подошли длинные пехотные колонны, вздымавшие облака пыли босыми ногами. Их было отнюдь не полторы тысячи, как говорили месяц назад. По самым скромным подсчётам, к стенам Лимы подошла восьмитысячная вооружённая толпа.
Да, именно толпа — а не армия. Но и у оборонявших город ополченцев с выучкой и формой дела обстояли не лучше. Поводов для оптимизма оставалось мало, а вскоре не осталось вовсе: вслед за пехотой потянулись бесконечные вереницы артиллерийских повозок.
