Нам бы день простоять, да ночь продержаться! - Протасов Сергей Анатольевич
Едва «Апраксин» прекратил стрелять, еще даже не успев ответить на сигнал, принятый со вспомогательного крейсера, из глубины уже издыхавшей чертовой ночи начали бить и по нему. Где-то в клубящейся мрачной сырой предрассветной мути справа по борту сверкнула яркая вспышка, а через три-четыре секунды в полутора десятках метров перед носом броненосца береговой обороны море вздыбило разрывами двух немаленьких таких снарядов. Их калибр явно далеко уходил за ожидаемые от японцев скорострельные предельные шесть дюймов.
Прежде чем успели что-то предпринять, снова так же сверкнуло. Но на этот раз промаха не было. Последовало сразу два попадания. Первое пришлось в баркас по левому, дальнему от противника, борту. Судя по всему, крупнокалиберный гостинец прошел между трубами, проскочив шлюпочную палубу наискосок, попутно снеся один из дефлекторов вентиляции котельных отделений, и уже после этого врезался в шлюпку, где и рванул, завалив ее обломками всю левую батарею и нависавшую над ней сторону мостика. Взрывной волной и осколками разбило несколько 120-миллиметровых патронов, приготовленных к стрельбе, воспламенив рассыпавшийся порох. А тушить его у пушек оказалось некому. Кого не вышвырнуло за борт и не побило деревянным или железным крошевом, изрядно контузило. Еще повезло, что почти весь форс осколков ушел за борт или безвредно хлестнул по броне щитов. И так, пока прибежали, пока все залили, кое-кто из поваленных, раненых да контуженых еще и обгореть успел.
Второй снаряд разорвался на броне крыши кормовой башни, обдав огнем прислугу трехдюймовок, что стояли вокруг грот-мачты. Вышло так, что этим попаданием вывело из строя всех, только что «отличившихся», словно воздавая сторицей за случайную оплошность. В обоих случаях осколки достали и до командирского мостика, зацепив нескольких человек, в том числе и сигнальщика, собиравшегося отмигать опознавательный. Вместе с матросом свалило и фонарь. И это еще повезло, что залп среднего калибра, прилетевший сразу за попаданиями оттуда же, полностью лег за кормой с минимальным разбросом.
Пока меняли сигнальщиков, из боевой рубки пытались по телефону вызвать минеров, дежуривших у телеграфного аппарата, чтобы хоть по радио передать апраксинский позывной и предположение об обстреле со своих же, но безуспешно. Провода перебило либо уже саму радиорубку разнесло, никто не знал. Докладов о повреждениях еще не поступало. Отправили вестового – но пока еще он добежит.
В этот момент был обнаружен пароход, за которым так неудачно гонялся броненосец. Он оказался южнее своего предполагаемого места и явно направлялся туда, откуда только что полыхнуло пороховым пламенем. Ему «обрадовались» – как родному и немедленно открыли огонь уцелевшим правым бортом, поскольку накипело. Отбиваться же от крупнокалиберного обидчика даже не пытались, опасаясь снова обознаться.
Из распространенных штабом циркуляров знали, что по данным разведки ничего броненосного у японцев пока не было. Точнее еще пока не должно быть. Хотя, кто этих азиатов знает. Дырявая «Токива» же где-то скрывается до сих пор. Может, это она как раз и шпарит. Если так, то дело плохо! Но до прояснения решили терпеть.
Своим залпом сразу снова показали себя. Всплески снарядов, уже начинавшие безобидно месить кильватерный след, скачком переместились под самый борт. Причем били теперь уже двое, и делали это очень хорошо, добившись еще одного попадания, предположительно, шестидюймовой гранатой в борт напротив кормовой башни. Ее взрывом сделало большую пробоину, разрушив офицерский буфет и повредив две каюты. Имелись и осколочные повреждения от близких разрывов.
Находясь под «предположительно дружественным огнем», броненосец береговой обороны сам упорно стрелял носовыми залпами только по японскому вооруженному пароходу. Но тот в этот раз не отвечал, видимо, надеясь все же просочиться к другим нашим крупным кораблям. Судя по всему, он их уже видел и спешил сообщить об этом. Все так же молча вспомогач заложил циркуляцию и начал кому-то бесцеремонно отмигивать в темноту, даже не стесняясь пользоваться прожектором. Получалось, что он здесь не один.
«Терек», оставшийся где-то за кормой «Апраксина», тоже отметился миганием морзянки, но скромненько, только притушенным ратьером. Самого его полностью закрыло тьмой, и только по слабым вспышкам узконаправленного света угадывалось место. С «Апраксина» разобрать его сигналы не смогли. Их сразу плотно загородило всплесками падений очередного залпа. Обстрел не прекращался.
Чтобы лучше обозначить уже приближавшуюся реальную угрозу для наших главных сил, капитан первого ранга Лишин приказал вдобавок к собственной стрельбе еще и осветить японца прожектором. Это привело неизвестных, упорно долбивших из ночи, буквально в восторг. Они сыпанули чаще и сразу отметились двумя новыми попаданиями. Первым сбило очередной дефлектор вентилятора первой кочегарки и снова обдало осколками левое крыло мостика, а другим вскрыло якорную полку правого борта, частично свесив якорь за борт. Он теперь едва удерживался пертулинем [12].
В аварийной партии, тушившей пожар в левобортной батарее, мат стоял в три этажа. Матросы были уверены, что «терпят» от своих же. А вот на мостике в этом начали сомневаться. Там считали, что, указав на опасность собственной стрельбой, а после и боевым прожектором, достаточно безвариантно показали свою принадлежность. Почему ж тогда по ним стреляют? Да еще и чаще чем до этого?!
Последовал приказ: «Гасить свет!» Одновременно заложили левый разворот, стремясь скорее выкатиться из-под накрытий. А башни, дрогнув стволами, поползли в сторону вспышек, переставших казаться дружественными. Тут на мостик «Генерал-адмирала» притащили крупный осколок снаряда. С первого же взгляда в нем опознали головную часть русской трехдюймовой чугунной гранаты. Значит, точно свои! Скорее всего, случайно. Не в воспитательных же целях, в самом деле. А раз так, оставалось дотерпеть, в надежде, что столь нелогичное поведение жертвы под огнем все же заставит одуматься.
И дождались! Вскоре после четвертого попадания обстрел оборвался. Как обрезало. Зато японцу, пусть ненадолго, но все же освещенному перед этим апраксинским прожектором, наконец прилетело, выбив всполох разрыва из-под мостика. Тот, видимо, потеряв надежду в начинавшейся свалке пробраться к большим кораблям незамеченным, открыл ответный огонь.
В первую очередь он спешил поквитаться с «Апраксиным», также добившись попадания. Снаряд, разорвавшийся на лобовой плите носовой башни у самого края правой амбразуры, обдал удушливым шимозным дымом мостик, деформировал и заклинил противоосколочную защиту орудия. Часть осколков проникла внутрь, повредив электропроводку и временно нарушив работу приводов горизонтального наведения.
Но и наша стрельба по цели, теперь хорошо обозначенной начинавшимся пожаром, стала намного точнее. Хотя с броненосца и били только среднекалиберная батарея да остатки противоминных, но мазали уже не каждый раз. К тому же пушкари, осознав свою ошибку, в полную силу присоединились к отражению атаки. В чужака они попадали вроде даже чаще, чем до этого в своего, быстро заставив его отступить к югу. Провожаемый точными залпами с двух сторон, продолжая глотать снаряды, противник резко маневрировал, пока не пропал из вида. Жаль, главные калибры так и не успели ему ничего отмерить.
К этому времени сам «Апраксин» уже разворачивался на обратный курс, пропустив мимо «Абрека», отправленного Небогатовым осмотреть воды вокруг. С ним обменялись опознавательными, а потом и приветствиями. А из радиорубки уже тащили на мостик исписанный бланк депеши с приказом отчитаться. Адмирал требовал доклада о ситуации на берегу и спрашивал, что делается для высадки.
Командир «Апраксина» капитан первого ранга Истомин, бегло пробежав по строчкам, принялся диктовать, что отбито нападение на гвардейский конвой. Ведется разведка. Береговые сигнальные посты на входных мысах на вызовы не отвечают, из бухты слышна частая винтовочная стрельба и залпы орудий, в том числе и средних калибров. На запрос о собственных повреждениях ответили, что они незначительны,